ПРИМЕЧАНИЕ ИЗДАТЕЛЯ. Автор, мягко говоря, меряет все на свой аршин и намекает на определенные нравы в высшем эшелоне власти. Между тем, трехнедельное отсутствие президента д'Эгролля и дженераля Гу-Сина на своих рабочих местах было вызвано высшими державными интересами, но никак не празднованиями сомнительных дней татьян, вер, надежд и любовен. В эти дни состоялся официальный визит в Метрополию Его Величества ханта Ханты Приобского-Вездесущего, с которым велись сложные политические переговоры.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА К ПРИМЕЧАНИЮ ИЗДАТЕЛЯ. Издатель заблуждается. Он слышал официальный звон, но я лучше знаю, где пребывали и что делали в этот период пространства—времени Президент, дженераль и хант Приобский, потому что в Татьянин день и в последующие я был с ними. Я не ограничусь намеками, проект зашел так далеко, что можно уже не темнить, а прямо говорить о том, как из-за своего длинного языка, который господин Президент вовремя не зачехлил своей же задницей (за что справедливо получил в упомянутое ухоженное место полновесный фунт дроби), были сорваны эти «сложные политические переговоры», но не буду забегать вперед и расскажу об этой неформальной встрече в своем месте отчетного пространства—времени. Впрочем, я передумал. Почему бы не забежать вперед и не разыграть обычную футбольную стенку — отдать пас, пойти вперед, получить пас и ударить по воротам? Переговоры с Вездесущим хантом Ханты Приобским (хант — это, кажется, звание, Приобский — титул, Ханты — имя, а Вездесущий — кликуха; или все наоборот, точно не помню) начались в Татьянин день на «объекте № 515» (в охотничьих угодьях председателя Сури'Нама — председатель об этом знать не знал), а когда под вечер д'Эгролльша решила, что ей лучше будет по-английски удалиться, чем по-русски остаться, этот день принял форму дурной бесконечности. Чем мы только ни ублажали ханта — хант не чуждался ничем человеческим — парной, девочками, футболом на снегу, подледным ловом, научили его забивать козла (хант был в восторге от домино, кричал: «Рыба! Яйца!» — я даже вспомнил своего первого наставника сантехника Сан Саныч-сана, у ханта получалось не хуже), еще травили волков, гоняли зайцев, охотились на медведя, но вот настало время утиной охоты. Поднялись раненько, залезли в болото, набили морозостойких уток — во-от такие индюки! — хорошенько намерзлись, сели в посадке, развели костер, открыли что бог послал, Президент так набрался за эти дни, что потерял всякое дипломатическое соображение и решил подшутить над хантом, — подмигнул своей свите, потихоньку стянул его ружье, заменил патроны на холостые и стал ханта подначивать: мол, стрелок из тебя хреновый, Твое Вездесущее Величество! Хант не понял, ему перевели.
— Как так?! — возмутился он.
— А вот так! Стрелять не умеешь!
— Кто, я?!!
— Нет, ты! Отгадай загадку: зимой и летом одним цветом. Что это такое?
— Ну, елка!
— Сам ты... чурка! Дупа! Понял?
— Что есть дупа?
— Задница! Да ты мне с десяти шагов даже в задницу не попадешь, диктатор, сволочь!
Хант Ханты не знал, что если президент д'Эгролль кого-то подначивает, значит, любит. Дурак богатый, что бык рогатый; слово за слово, Приобский хант озверел — он был тоже со своей харизмой, иначе как же управлять страной? — схватил ружье с холостыми патронами и заорал (почему-то по-польски):
— Становись, пся крев!
Отсчитали десять шагов. Вышли к барьеру. Президент спустил штаны <«Боже мой, кто нами управляет?!» — подумал я>, нагнулся и выставил свою мишень. Нога у Президента безразмерная, как у снежного человека, ну а задница — слов нет: холеная, белая, рассыпчастая, так и хочется вилкой ткнуть; слава богу, додумался прикрыть ладонью причинное место (о параметрах которого умолчу), чтобы случайно пыжом не ударило. «На, стреляй!» Все хохочут, а хант еще сохранил остатки разума и вдруг вспомнил, что патроны-то у него с крупной дробью на уток-индюков. Разломил ружье, выдирает холостые заряды, меняет их на патроны с мелкой дробью на перепелок. У президентских телохранителей лица вытянулись, не знают что делать (а я ведь предупреждал Президента об их несоответствии!), Президент же стоит буквой «зю» и не видит, что происходит у него за спиной, и не просекает, о чем думает хант, да еще продолжает подначивать:
— Давай скорей, мишень замерзает. Прижмурь левый глаз! Нет, правый, ты же левша! Целься в яблочко! Ты хоть знаешь, куда нажимать?
Хант сменил патроны и, не целясь, твердо, навскидку с левой руки, дуплетом — «ба-бах!». Как тут промахнешься — прямо в очко! Двадцать одно! Президент не свалился, нет. Даже не подпрыгнул, а как бы задумался, так и остался стоять, не мог выпрямиться; мишень как дуршлаг, как лицо, переболевшее оспой; в такой позе Президента доставили в 6-й Госпиталь, и доктора, меняя друг друга, пинцетами долго выковыривали дробь из его мишени. Выйти на работу Президент смог только в День Любви, когда хант уже уехал в свою Приобь. Перед отъездом хант приходил в госпиталь извиняться, но переговоры были безнадежно сорваны.
— Да что уж тут, — вздыхал Президент, — я сам виноват.
Это был первый официальный визит Приобского Ханта в Метрополию. Переговоры прошли неудачно. Но, в конце концов, это охотничье похождение сдружило Ханта и Президента и помогло через год, во время второго визита, прийти к нужному для нас политическому компромиссу. Но тогда, в Татьянины дни, председатель Сур был между небом и землей — я давил снизу, начальство молчало сверху. Он боялся громов и молний сверху и землетрясений снизу. Я прикидывался зеленой лужайкой и, как мог, объяснял Суру самым простым языком, боясь сболтнуть лишнее:
— Ну какой из меня главный тренер? Я всего лишь простой прораб. Шофер не грузчик. Плотник не столяр. Прораб не тренер. Все это разные профессии.
— Что же делать? — панически спросил председатель Сур.
— Кланяться в ножки Лобану. Пусть возвращается и ставит в конюшне Игру.
ПИНГ-ПОНГ. Короче, председатель Сур опять отправился звонить дженералю Гу-Сину. На этот раз он дозвонился, был приглашен на президентскую лужайку для гольфа и там получил «добро» на мою отставку. Кажется, Сур что-то понял, дженераль приоткрыл ему кой-какую информацию, — все равно председателя в нужный момент придется ознакомить с Проектом; значит, можно уже приоткрыть, пусть привыкает, чтобы в тот нужный момент не упасть со стула и не сломать ножку.
Итак, главный итог прошедшего года: все идет хорошо, хуже некуда, во всяком случае по намеченному плану, — я уже не главный тренер. Меня освободили от должности с типично фуфлошюй формулировкой: «...за допущенные ошибки в работе и по собственному желанию». Я пытался объяснить председателю, что эта фраза звучит глуповато: за ошибки или по собственному желанию? Но Сури'Нам подумал и ответил:
— Пусть глупо. Тем лучше, так всех увольняют, значит, меньше привлечет внимания.
Я тоже подумал и согласился. Все, кто понимает, что происходит (а этого никто не понимает, и я в том числе, — мы только надеемся, что понимаем), пока довольны: смена главного тренера и мое назначение на должность диффузионного прораба осуществились тихо, спокойно, никто и ничто этому не мешал и не мешало. Значит, мы еще нигде не наследили. Посмотрим, как будут развиваться события, от нас теперь ничего не зависит.
Сейчас в конюшне рождественский отпуск, «Маракканиа2-бис» пуста, все разъехались по домам, и я продолжаю отчет, хотя мне мешает Войнович со своими безнадежными «не понимаю» и со своим нудным пинг-понгом — шарик туда, шарик сюда, туда-сюда, туда-сюда. От этого пинг-понга у меня уже голова кругом и белые шарики в глазах. Впрочем, можно и шарик побить, — Войнович говорит, что эта игра не глупее шахмат, потому что развивает умственные способности у тех, кому шариков не хватает. Пожалуй, я с ним согласен — после этого оглупляющего пинг-понга шарики в голове начинают шевелиться, хочется побыстрее сесть за отчеты и вдыхать приятный запах спиртовых чернил.
Прозит. О'к.
Не забыть: иногда забывать черную тетрадь на столе.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛОБАНА С КОРОВОЙ. Но по порядку, — в том смысле, что «порядок есть организованный беспорядок», которого (беспорядка) я и буду придерживаться, не хронометрируя пространство—время, — все эти числа/даты, человеко/дни и время/метры только мешают свободно передвигаться по отчетному космо-хроносу туда-сюда и представляют интерес лишь для следователя. <...>
РЕСТАВРАЦИЯ ЛАКУНЫ: <...и представляет интерес лишь для следователя парламентской комиссии: «Какого числа произошло то или иное событие? Сколько кварков (укажите в миллионах) потрачено на приобретение объекта №***? Кто такой Лобан?» (Когда следователь спросил меня: «А кто это — Лобан?», — я понял, что для хомосапиенспой эволюции еще не все потеряно, есть, есть еще первобытные уникалы с девственно-чистым набором дезоксирибонуклеиновой кислоты, которые ничего не знают о Лобане.)>
Продолжаю. Дождливо, слюдливо, но погода летная. <...> Отчитываться перед самим собой, вспоминая даты, это одно и то же, что заниматься любовью, поглядывая на часы. Над головой то и дело что-то квакает и квантуется: праздники надоели, многие преждевременно возвращаются из рождественских отпусков. Вот Брагин, Ираклий, Чайник. <...> После запоя мы с Войновичем как огурчики — зелененькие и с пупырышками. Такой комплимент нам сделал шеф-кок Борщ, но он, конечно, сильно приукрасил действительность, потому что мы были как лягушки — зелененькие, с пупырышками и дрожащие, как сказал доктор Вольф.
Вот опять заквакало — примчался председатель Сур. Он был немного смущен (вертухай телефонный!), но сиял и рассказал мне, что Лобан с коровой (то бишь, с напарником Толиком) объявились, как я и предполагал, аккурат у Верхне-Вартовского СОС-форпоста. Прямо из ледникового периода с реликтовыми ионозаврами водорода! Оба героя неделю будут находиться в реанимации, столько же в реабилитации, потом врачи разрешат им посетить конюшню. Лобан вернулся не с пустыми руками — во-первых, привел корову, во-вторых, принес образцы секретных фуфаек, в третьих, перед побегом