наконец, нуль-простыня сорвалась с луча и, с выхлопом свернув пространственно-временную субстанцию в зеленую плеть, вошла в псевдо-пространство, проткнула Вселенную и очутилась в галактике Беспородных Псов.
После недавней катастрофы эта вселенская глухомань, тускло освещенная дышащим на ладан белым карликом, поражала запустением — редкая нуль-простыня случайно залетала сюда, сбившись с курса и растерянно мигая бортовыми огнями; за Беспородными Псами без демаркационных границ располагалось лишь Приобское хантство, за ним собственно Диаметральная Приобь и всяческая тьмутаракань, где качали нефть из псевдо-пространственных скважин, а дальше — сплошное инфракрасное смещение и конец всякого света. Но с тех пор, как я здесь побывал, гравитационные Поля Орошения неузнаваемо изменились — когда-то рваный и скрученный ландшафт уже был выпрямлен, отрихтован и равномерно ориентирован по временному вектору, лишь кое-где еще продолжались отделочные работы. Новый гравитационный канал ничем не напоминал старую канализацию — этот подпространственный сток теперь должен был служить всему местному региону метагалактик — в самом деле, зачем мелочиться и размениваться на обособленные хозяйства с ничтожными КПД, если по усложненной технологии можно построить Центральную канализацию с ответвлениями по всей Вселенной.
Пусто было здесь в этот ранний час — один лишь мой знакомый, ненормальный псоголовый механик Кудла сидел на перроне и, чертыхаясь, заглядывал в нутро неисправного стыковочного узла. Мы лихо причалили, погасив скорость в последний миг, и чуть не выломали стыковочный узел. Механик Кудла испуганно шарахнулся в сторону.
«Приготовились!» — тихо сказал дженераль.
Я не знал, к чему, собственно, следует приготовиться. Дженераль с пилотом спрыгнули на дебаркадер, я за ними, прикрывая дженералю спину, а Афина замешкалась в нуль-простыне, никак не могла отстегнуться.
«Долго это будет продолжаться?! — злобно заорал механик Кудла, вытирая руки прямо о скафандр с картинками. — Я сто лет здесь механиком, а ваши люди за неделю разломали мне весь перрон, и запасной тоже!»
Пилот отвернулся и пробормотал:
«Врет, не сто лет, а два с половиной».
А всемогущий бригадный дженераль Гу-Син, к моему удивлению, виновато развел руками и спросил:
«Любезный, не подскажете, как пройти на подстанцию?»
Механик Кудла ничего не ответил, по самое плечо засунул руку в стыковочный узел, вытащил силовую монтировку — ту самую, которой механики крутят хвосты нуль-пространственным звездолетам — и направился к дженералю.
«Эй, дядя! Полегче! — крикнул я. — Не видишь, кто перед тобой?»
«Молчи, сержант! — приказал дженераль. — Не двигайся!»
Я, наконец, почувствовал какую-то напряженную и двусмысленную ситуацию. Афина не спешила выбраться из нуль-простыни, пилот разминал ноги на дальнем конце дебаркадера и не глядел в их сторону, а сумасшедший механик надвигался прямо на дженераля, недобро ухмыляясь и помахивая силовой монтировкой, — удар такой штукой приводил в состояние молекулярного разлета, и даже медицинские светила с неохотой брались за операцию по восстановлению. Я нарушил приказ: вышел из-за спины дженераля и прикрыл его своим телом.
«Я тебе говорю: не двигайся!» — крикнул дженераль и ногой пнул меня под колено.
Я слетел с дебаркадера, схватился за ногу и выпустил из рук свою драгоценную папку с копией приказа об аресте ассенизатора Васьвася. Механик Кудла подхватил папку и рванулся к нуль-простыне.
«Отдай документы!» — заорал я и бросился за ним.
«Вот кого надо брать! — подумал я. — Не такой уж он кудлатый, каким кажется!»
Механик лез в нуль-простыню. Афина была в опасности. Мне удалось зацепиться за якорный крюк нуль-простыни.
«Куда, сержант?!» — кричал дженераль.
«Назад!» — кричал пилот.
Нуль-простыня отчаливала. Из-за каждого угла выскакивали и мчались к месту неудачного задержания сотрудники Службы Охраны Среды.
«Не стрелять! Работнички! Проворонили! — бесновался дженераль. — Отключите подстанцию!»
«Уже отключили!»
«Прыгай!» — кричали мне, но я упорно лез в нутро нуль-простыни, чтобы спасти Афину от террориста.
«Не преследовать, хронос с ним, пусть уходит!» — приказал дженераль.
Нуль-простыня описала над дебаркадером мертвую петлю и облетела запасной перрон — похоже, механик Кудла пытался оценить ситуацию и принимал решение.
«Горловина перекрыта?» — кричал дженераль.
«С позавчера!»
«Прыгай!»
Но я спасал Афину.
Нуль-простыня нерешительно пошла к перекрытой канализационной горловине и сделала над ней мертвую петлю. «Камикадзе», — пробормотал дженераль. Я уже по пояс влез в нуль-простыню, ноги торчали в пространстве—хроносе. Еще одна петля. Механик Кудла пытался уцепиться якорным крюком за пространственно-временную решетку горловины.
Все притихли и с ужасом наблюдали — такой способ разгона теоретически возможен и даже был опробован испытателями-смельчаками на заре освоения нуль-пространственных перелетов: принцип рогатки — риск и холодный расчет, трюк исключительно смертельный, по этой дороге никто не ходит, она усеяна трупами.
Механику наконец удалось зацепиться якорем за силовую нить горловины и защелкнуть на ней замок. Нуль-простыня радостно вздрогнула и подмигнула всем-всем-всем бортовыми огнями. От толчка я провалился в багажное отделение нуль-простыни. Механик Кудла начал разгон. Его почтительно эскортировали звездолеты Службы Охраны Среды, не смея приблизиться к этому бесу, который, набирая скорость, натягивал пространство—время над Гончими Псами и превращал галактику в гигантскую рогатку. Я услышал последний приказ дженераля:
«Всем отойти на безопасное расстояние!»
Интонация, с какой был отдан приказ, подразумевала:
«Спасайся, кто может!»
Связь с внешним миром прервалась. Все работнички, не оглядываясь, бросились врассыпную из Гончих Псов. Теперь все зависело от качества здешней захолустной пространственно-временной структуры и от хладнокровия механика-камикадзе. Ему оставалось только одно: точно держать прицел и натягивать пространство до упора времени; остальное от него уже не зависело — если нить оборвется или наползет на силовой бугор, то нуль-простыня превратится в гравитационную пращу, способную размести всю галактику. Уж лучше рогатка, чем праща.
Я наконец-то добрался до папки, которую механик Кудла зашвырнул в багажное отделение. Тут же валялась силовая монтировка... хронос с ней, с папкой, сейчас надо спасать Афину, решил я. К оружию! Я схватил монтировку, она удобно уместилась в кулаке. Теперь я был вооружен, а этот бес беззащитен. Я бросился в кабину пилота, но чуть не наступил на механика Кудлу — тот, связанный собственным поясным ремнем, лежал в проходе — со спущенными штанами, с запечатанным липучкой ртом, с лиловым фонарем под глазом. Где она?!! С этой мыслью я перешагнул через Кудлу. Тот замычал, вытаращил глаза и указал на кабину пилота — наверно, я орал «Где Афина?!» вслух.
«Кто же управляет нуль-простыней?!» — ошалело подумал я, опустил монтировку, посмотрел в иллюминатор и стал заворожено наблюдать, как оба галактических спиральных рукава Гончих Псов начали дрожать и загибаться. Связь с Внешним Миром на мгновенье восстановилась — дженераль кого-то драконил на чем свет стоит, далекий духовой оркестр наяривал где-то «Прощание славянки» — и прервалась навсегда. Кто крутил мертвые петли над дебаркадером?! Кто так искусно подцепил якорем горловину?! Кого дженераль Гу-Син назвал «камикадзе»?!
Я, наконец, догадался, что слово «камикадзе» относилось не к механику, а к этой отчаянной ведьме. До меня, наконец, дошло, что попытки взять эту богиню на жестянку леденцов была последней глупостью в моей такой короткой жизни...
Звездолет вела Афина. Рогатка натянулась до отказа. Нуль-простыня из последних сил на субсветовой скорости натягивала галактику по пространственно-временному вектору, и тетива могла в любой миг лопнуть. Афина отпустила, раскрыв замок. Для всех внешних посторонних наблюдателей галактика вздрогнула и распрямилась, а уже невидимая ни для кого нуль-простыня сорвалась с рогатки и с многократной сверхсветовой, рвущей пространство и свертывающей время скоростью точно влепила прямо в воронку канализационной горловины. Послышался журчащий, потом утробный звук унитаза, пространство затрещало по швам, а внешние наблюдатели, приблизившиеся через месяц к месту катастрофы, опять замеряли и фотографировали какие-то жгуты, узлы, бугры и, кстати, обнаружили оторванные тесемки от знаменитой папки.
Меня же случайно нашли в огороде прямо под забором Военного Госпиталя, и все удивлялись, что мне так повезло — нашли в капусте! С той поры и началось мое чувство расщепления. Мне казалось, что Я — как две исчезнувшие тесемки от оторванной папки, вернее, как две оторванные тесемки от исчезнувшей папки. Я долго не мог прийти в себя не в том обычном смысле, как приходит в себя выздоравливающий человек, а вообще не осознавая, где я. Я был здесь, но я был и Там. Но где это Там — не мог объяснить. Доктор Вольф говорил: я не я, и лошадь не моя. Он провозился со мной полгода, пока это Там не превратилось в Здесь, а я не стал самим собой.
БЕЛАЯ ГОРЯЧКА, ЧЕРНАЯ ДЫРА.
ТАКОЙ Я ЕЩЕ НЕ ВИДЕЛ.
— Вы что-то сказали? — спросил доктор Вольф.
— Я ничего не сказал. Я молчу.
— Та-ак. Ну так скажите что-нибудь!
— Почему же вы нас не познакомили? — спросил я.
— Кого это «вас»?
— Меня... с ним.
— Вот! — обрадовался доктор Вольф и затараторил: — Кого это «вас»? Молчите! Кого с кем знакомить? Подполковника Бел Амора с подполковником Бел Амором? Простите, забыл, вы уже генерал. Кого знакомить: вас с самим собой? Как вы себе это представляете? О чем вам с ним — с собой! — говорить? Чем эта встреча может закончиться? Суицидом! Вы же его — себя, то есть, — ненавидите! Вы же его — себя! — убьете! Как брат брата убьете, как Каин Авеля, как Ромул Рема.