<...> Побывал в этот День на «Маракканне». Жеребцы подсунули мне на ужин знаменитую приобскую горчицу, от которой аборигены-приобы ловят кайф. Я давно ее не ел, с Соловьиных Островов. На столе, как обычно, стояли приборы с солью, перцем, горчицей. Я взял сосиску, намазал ее обычным горчичным соусом, отправил в рот, но тут же понял, что произошло. Я виду не показал, хотя покраснел, дух захватило и слезы потекли из глаз. Жеребцы опустили головы в свои тарелки и втихомолку ржали. Козлы!
ЧЕРНАЯ ТЕТРАДЬ.
ГЛОБУС ВСЕЛЕННОЙ. После симпозиума я окончательно убедился, что в нашем деле (в деле спасения Вселенной) мелочей не будет — подумать только, без клея, линейки и ножниц мы не смогли бы уяснить, к чему мы, собственно, стремимся! Я спрятал бумажный кубик в сейф, вызвал дядю Сэма, приказал ему бросить все второстепенные дела (закупку эйнштейния, переговоры с «Лукойлом», даже строительство Установочки), немедленно отправиться в Метрополию и купить для нужд ПРОГЛОДА разнообразные канцелярские товары: ручки, линейки, кисточки, лекала, резинки, циркули, транспортиры, клей, прямые и кривые ножницы и т. д. И еще бумагу для пишущих машинок. (Кажется, я уже говорил о том, что не доверял компьютерам из соображений секретности — никто не знал, нарушение каких физических законов и какие файловые вирусы таит в себе увеличение ультрафиолетового и исчезновение инфракрасного смещения. Я боялся хакерной диверсии.)
— Сколько всего купить? — спросил дядя Сэм.
— Не знаю «сколько»! — раздраженно ответил я словами Лон Дайка. — Кубический километр ножниц и циркулей! И чтобы ножки циркулей показывали точное время! И чтобы эта проблема была снята раз и навсегда!
— А глобус купить?
— Какой глобус?
— Глобус Вселенной.
— Есть и такие? — удивился я.
— Да. Надувной расширяющийся глобус с показателями Красного смещения на сегодняшний день.
— Купить обязательно!
— Стол заменить?
— Зачем?
— Грязный.
— Пусть остается. Хочешь пари? Лет через двадцать его выставят в музее, а потом продадут на аукционе как минимум за сто тысяч кварков.
— Сколько?
— Я сказал: за сто тысяч.
— Я спросил: пари на сколько?
— На те же сто тысяч.
— Минуточку... Через двадцать лет? Принимаю!
<ПРИМ. Дядя Сэм не поверил и на пари пошел. Я оказался прав, хотя и занизил цену в восемь раз. Сто тысяч кварков он мне до сих пор не отдал.>
На следующий день в моем кабинете летал красивый прозрачный глобус Вселенной, надутый гелием. Внутри этого пузыря все трепыхалось — сближались и разбегались метагалактики, сгущались пылевые облака, проносились блуждающие звезды, вспыхивали сверхновые. Наша Метрополия светилась яркой пылинкой поближе к центру. То и дело в кабинет заходил Корова и приводил на экскурсию очередного бессмертника. Дядя Сэм записывал заказы, каждый желал иметь дома такую полезную и красивую игрушку. Но эта занимательная игрушка оказалась откровенной халтурой нашей резиновой промышленности — к вечеру Вселенная начала испускать дух и к утру превратилась в сморщенный презерватив. Лучше б уж лопнула!
На душе кошки скрежещут зубами. Плохой признак, нехорошая примета. Неужели наша Вселенная повторит судьбу этого глобуса?
БЕЛАЯ ТЕТРАДЬ.
КУЛЬТУРНАЯ ПРОГРАММА. ФУТБОЛ И МУЗЫКА.
ФУТБОЛИСТА ПОЛЮБИЛА, ФУТБОЛИСТУ Я ДАЛА. Перед повторным матчем со жлобами решили пригласить известный вокально-инструментальный ансамбль «АББРЕВИАТУРА» (АБразивно-БРЕнчащий Вокально-Инструментальный Ансамбль ТУРбо-Аномалии или что-то в этом роде). Пусть ребята послушают музычку, отдохнут от тяжелых тренировок. Вообще, Лобан любит порассуждать на тему «футбол и музыка». Он говорит:
— Когда я отбираю молодых, то, кроме всего прочего, прошу насвистеть что-нибудь популярное — ну, «Марш Мендельсона» или «Вперед, конюшня!». У кого есть музыкальный слух, тот с пузырем тоньше, техничнее обращается.
Я удивился и стал присматриваться. Макар на одном из дипломатических приемов, когда надо было танцевать, попросил меня:
— Когда заиграют фокстрот, скажите мне. Это единственный танец, который я умею танцевать.
Вот так. Ну, голкиперу для приема мяча музыкальный слух не очень-то нужен. Ему нюх нужен.
А вот еще: однажды едем в автобусе, все молчат, только на заднем сиденье кто-то очень чисто насвистывает потихоньку какую-то арию Монтеведерчи из оперы Контрамардинни (или наоборот). Все слушают. Потом наступает тишина. Неожиданно Лобан строго спрашивает:
— Кто это свистел?
Все оборачиваются и видят смущенного Хуана Эстремадуру. Он краснеет и признается. Лобан — очень сердито:
— Я так и знал, что это кто-то из тех, кто умеет обращаться с мячом.
<...> Так вот, приехали лабухи из этой АББРЕВИАТУРЫ, дали нам концерт. Какие-то частушки. Лобан сказал, что все это дурновкусие и пошлость на уровне глупой художественной самодеятельности:
По Оби плывет топор
В области Поленова.
Ну и пусть себе плывет,
Железяка хренова.
И припев:
Ханты-на-Оби,
Ты мне мозги не...
<многозначительная пауза>
Пудри!
Или:
Футболиста полюбила,
Футболисту я дала!
..........
..........
<Дальше не столько неприлично, сколько глупо, но для тех, кто очень интересуется, могу заменить точки на буквы: «Через месяц я родила / Мяч размером в три кила».>
Фройлен фон Дюнкеркдорфф поджала губки и удалилась. Нет, нехорошо все это. Да, нехорошо.
Футболисты на поляне
.... девок на халяву.
Их ...., они пищат,
Бутсы в стороны летят.
Футболист на полигоне
.... девку на газоне.
Он...., она пищит,
Лифчик в сторону летит!
Экая чушь собачья! Хотел было сказать Гуго и Хуго, чтобы вытолкали этих придурков в шею, но наши жеребцы от всей души реготали, и мне не захотелось портить им (жеребцам) настроение. А вот совсем застиранные куплеты, я их слышал еще до того, как родился:
Просыпаюсь в шесть часов,
Нет резинки от трусов!
Вот она! Вот она!
На челне намотана!
А что им еще слушать — Бетховена, что ли?
Кстати, не забыть сказать дяде Сэму, чтоб купил оптом резинки для трусов на всю команду.
— Да, Бетховена, — прошептал Лобан.
Он сидел рядом с закрытыми глазами и медитировал.
— Да, Бетховена, — повторил Лобан. — Шестую симфонию Бетховена. Помнишь: «Бам-ба-ба-бам! Бам-ба-ба-бам...»
Я не очень-то помнил Шестую симфонию Бетховена. Я ее совсем не помнил.
— Хорошая идея. О'к. (Это Лобан с закрытыми глазами сказал мое любимое «о'к».) Вот что мы сделаем... Скажи Рафе, чтобы пригласил к нам Большой симфонический оркестр. Пусть исполнят ребятам Шестую симфонию Бетховена. «Вам... ба-ба-бам! Вам... ба-ба-бам!» И, кстати, Седьмую Шостаковича. Но только в современной аранжировке. Помнишь Седьмую? «Пам-пам... парам-пам! Пам-пам... парам-пам! Пам-пам-пам-пам-парам-пам, пам-пам-пам-пам-парам-пам, та-ра-рарам-та-рам-там!»
Я впервые слышал, как Лобан поет. Свои ощущения я не могу передать словами. Я чуть не залез под стул от смеха.
— Ладно, ладно, — сказал Лобан, не открывая глаз. — Я больше не буду петь.
— А где Рафа возьмет записи Бетховена и Шостаковича в современной аранжировке? — спросил я.
— Зачем записи?
— Ну, для фанеры.
— Какой фанеры?
— Они же будут исполнять Бетховена под фанеру? — неуверенно предположил я.
Лобан открыл глаза. Этот взгляд оскорбленного меломана я на всю жизнь запомню.
— Ладно, ладно, я в музыке не разбираюсь, — поспешил признаться я. (Лобан становится злым не за ошибку, а когда кто-то настаивает на ошибке.)
— Ну и резинки для трусов, само собой, — ответил Лобан.
Лабухи хотели уйти от налогов, их капитан команды (или как его? руководитель ансамбля? атаман шайки?) подошел к дяде Сэму и предложил подписать заниженную сумму, а получить наличманом.
— Ну, а ты что? — спросил я.
— Послал их на.
— Правильно.
Итак, к игре со жлобами мы были готовы по всем статьям, даже музыкальным. Теперь все зависело от везухи и невезухи.
ПОВТОРНАЯ ИГРА СО ЖЛОБАМИ.
К ПРОБЛЕМЕ ВЕЗУХИ И НЕВЕЗУХИ. (Из разговоров с академиком Туттом.) Это надо записать.
— Постоянной везухи не бывает — как и невезухи, — говорит академик Тутт. — Везуха-невезуха — это два полюса спортивной (и научной) жизни. Главное — когда и как не везет. Вы невезун <это обо мне>, потому вас и поставили руководить Проектом. В ПРОГЛОДЕ удача сопутствовала нам, но была средней на шкале везухи-невезухи. И это хорошо — маятник в этом деле ни к чему. Иногда везуха, везушка — удачный результат при неудачной игре — эта улыбка судьбы встряхивает команду, игра становится веселее, все начинает получаться само собой. Постоянная упрямая невезуха — три чисто выигранных матча коту под хвост! — это даже не гримаса судьбы, а удар кастетом, способный раскроить череп любой команде. Но и постоянная везуха опасна,отвыкаешь проигрывать, значит, падать будет больнее.
Так и запишем.
К ПРОБЛЕМЕ ЧУЖОГО ПОЛЯ. На чужом поле играть иногда везушлевей, чем дома, потому что хозяева излишне стараются и потому скованы. Но фактор чужого поля недооценивать нельзя. Ты не в гостях. В командировке хуже, чем дома. Подушка в отеле жестче домашней, горячей воды нет, еда — жри, что дают (шеф-кок, конечно, старается, но все равно — не дома). И т. д. Перелет, переезд, чужая публика, добра не желающая. Разнузданность толпы. Матерщина, наглая, хамская. В дальние края мы отправляемся чартерным рейсом, а на игры в близлежащие галактики разъезжаем в собственном «Ситроене» — это вместительный фотонный омнибус со спальней на второй палубе, — на нем далеко не разгонишься (да и куда спешить), он подпрыгивает на силовых ухабах, кряхтит при переключении скоростей, но ничего, нормально, тянет старик — особенно, когда набирает посильную скорость.