В общем, жлобы хотели нас удивить. Графическое расположение пятерки нападения жлобов было похоже на знак математического корня в зеркальном изображении — четыре форварда на переднем крае и один (правый полусредний) оттянут чуть назад. Это старомодная модифицированная система «пять в линию».
Но мы жлобов огорчили и уверенно выиграли повторный матч.
УСТАНОВКА НА ИГРУ. Этот логос Лобана заслуживает войти в футбольные анналы:
— А вы помотайте их, помотайте! Поиграйте подробней!
<...>
Счет о чем-то говорит: 6:1. В самом конце игры Лобан впервые выпустил на замену Племяша. Типичная тактическая замена. Пусть привыкает. Но Племяш даже успел забить свой первый гол.
<О других подробностях этой игры распространяться не буду — подробности забываются, исчезают, зато запоминается и остается счет, результат. Не только в спорте. Многостраничный поминутный отчет об этом матче можно будет прочитать в академическом издании «Отчетов».>
ЧЕРНАЯ ТЕТРАДЬ.
К ПРОБЛЕМЕ ЭННОЙ ПУСТОТЫ В ДИКОМ ЯБЛОЧКЕ.
Космическая пустота нашего вселенского пузыря, в которой живут и умирают трансгалактики, — это, конечно, наполненная энергией «клокочущая пустота», как удачно выразился член-корр Кузанский, один из твердолобых и черепно-мозговых, написавший впоследствии одноименную книгу, — нам же нужно было получить абсолютную чистую пустоту, пустоту пустот, в которой обитают Вселенные. Для разрежения грязной космической пустоты до абсолютною вакуума требовалось, как ни странно, сжатие пустоты под грандиозными давлениями. То есть, мы имели дело с теоретическими понятиями — абсолютный нуль, абсолютно твердое тело (философский камень), абсолютная пустота — и нам их следовало получить в чистом виде и в промышленном количестве. Коровина Установочка позволяла получить лишь микроскопические количества изотопов «нуль-пустоты», — некоторые теоретики были склонны называть «абсолютную пустоту» даже не «средой», а самым последним химическим элементом без номера и названия, сверх-химическим элементом, в котором и происходят все химические реакции. Я не умею подробно описать теоретические рассуждения на этот счет, но я понял теоретиков так: химические реакции, происходящие в какой бы то ни было среде, или среда, в которой происходят химические реакции, суть одно и тоже, и в обычных условиях неразрывны, как пространство—время. Разрыв в пространстве—времени, овладение дискретностью пространства—времени привел к тому, что разум овладел всей нашей Вселенной. Выход в абсолютную пустоту будет означать овладение меж-вселенским пространством. Это уже не Космос с пространствами, подпространствами и псевдопространствами, замешанными на временных квантах. Это следующий шаг, это абсолютное знание, это абсолютный разум, это уже не какая-то чертовня в 12-ти-мерном омуте, это ОН САМ — назовем его так, чтобы не поминать всуе.
БЕЛАЯ ТЕТРАДЬ.
ПОВТОРНАЯ ИГРА С БАШИБУЗУКАМИ.
На этом матче я не присутствовал, а гонял с научными консультантами по всему Облаку Оорта в выборе места для параллельного (дублирующего) Диффузионного завода. Записываю некоторые впечатления Лобана и доктора Вольфа.
УСТАНОВКА НА ИГРУ. Лобан произнес целую речь. Смысл:
— Коллегиальней, коллегиальней сыграйте!
Мы выиграли 3:1. Матч на матч не приходится. Игра была какая-то рваная. В конце Племяш опять вышел на замену. Сыграл хорошо. Навел панику у башибузуков. Рвался к голу, но не забил. Он выглядит пацаном, поэтому на него не обращают внимания.
ИЗ ДНЕВНИКА ДОКТОРА. Подошел в перерыве Бр<агин>:
— Доктор, у меня левый глаз не видит!
В первом тайме, выходя с планетоидом из шестимерного пространства, он получил сильный удар в глаз направленным ныром. Несусь к Лобану:
— Еще один одноглазый! <Первый одноглазый — Ираклий.> Надо менять!
Бежим вместе к Брагину, у него уже все в порядке:
— Глаз видит!
Уже нет времени проверить. Пошел он играть. После игры подходит:
— Не видит.
Закончилось это неделей в госпитале.
<...>
Хуан в ангаре:
— Доктор, я повредил ногу!
— А я думал — голову.
Обиделся. Я объяснил:
— Ты упал и схватился за голову. Вот я и подумал.
— Нет, ногу. А за голову я схватился, потому что испугался, что не смогу играть.
ЧИФИРЬ. (Из воспоминаний Лобана):
«Перед игрой подошел доктор Вольф и сказал, что ребята просят чай — в прошлый раз они уже пили чай перед самой игрой и хорошо себя чувствовали. Что это еще за номера? Чифирят они, что ли? Я пошел к ним. Так и есть, варят чифирь. Вылил. Корова их научил».
ЧЕРНАЯ ТЕТРАДЬ.
МОИ НАБЛЮДЕНИЯ ЗА КОРОВОЙ.
С бессмертниками я, в общем, поладил — бессмертные они и есть бессмертные, что с них взять и какой с них спрос, — если они поладили с самим чертом, то потерпят и какого-то солдафона, — но многие ученые рангом пониже, которым бессмертие пока еще не грозило, не светило, а, может быть, и не предстояло, были недовольны тем, что ими руководит человек, не имеющий отношения к Фундаментальной Науке. Неуч, попросту. Этого мне только не хватало: недовольство начальством мешает работать, вызывает чувство сопротивления и неосознанное настроение внутреннего саботажа. Не то чтобы эти ученые плохо работали, но они работали без блеска в глазах. Однажды я прямо сказал об этом Лон Дайку.
— Верно, — ответил он. — Вам нужно назначить своим заместителем по науке какого-нибудь авторитетного ученого.
— Вас? — вопрошающе предложил я.
— Нет. Я зловредный.
— Кого же?
— Корову, конечно.
Я так и сел! Это была хорошая, но слишком неожиданная идея. Я не сразу оценил ее. Меня очень смущал Корова. Его клептомания раздражала. Все он тянул в карман фуфайки — авторучки, зажигалки, калькуляторы — всякую пропавшую мелочь ищи у него. Спер мое вечное перо. Не слишком ли простой приоб? Очень уж прост — не хуже ли воровства? Я осторожненько спросил у академика Тутта: какой видится ему роль Коровы в ПРОГЛОДЕ? Тутт сразу понял мои сомнения и ответил категорично:
— Корова? Современный Альберт Эйнштейн! Тот, простой патентовед, разобрался с Пространством—Временем, а этот простой приоб — с Логосом—Космосом—Хроносом—Гумосом.
Поверил ему на слово. <...> В придачу к мычанью, Корова изъясняется путано, с избытком восклицательных знаков — они торчат в его речи, как телеграфные столбы, между ними сидят на проводах слова-попугаи и фыркают на буквы «б», «в» и «п» — «изобретение», «водород» и «бюстгальтер» Корова произносит «изофретение», «фодород» и «фюстгальтер». Вот примерный образец:
— Изофретение — это колесо! Да, колесо! Гениально! Фозьм-м-мем (возьмем) фюстгальтер! Да, офыкнофенный женский фюстгальтер! Это тоже феликое изофретение! Фюстгальтер, фот (вот)! Тесем-м-мочки! Фратья (братья) Райт фридумали сам-м-молет! Да, аэрофлан! Но этажерка не летала, фадала (падала)! Какой же это аэрофлан! Какой же это сам-м-молет, если он фадает?! М-м-му-му-мура это, а не сам-м-молет! Сам-м-молеты фадали и до фратьеф Райт! Райты задумались: ага! Уфрафление! (Управление.) Уфрафление — фот сам-м-молет! Фрафильно! (Правильно.) Они стали нафлюдать фтиц! (Наблюдать птиц.) Фтицы ф фолете (в полете) шефелили рулефым оферением (шевелили рулевым оперением)! Ага! Фратья фридумали закрылки! К закрылкам фрифязали какие-то ферефки-тесемки! Фростые ферефки! И сам-м-молет фолетел! Теферь идем фо (по) аналогии! Кто из фас (вас) нафлюдал (наблюдал) оффисшую (обвисшую) женскую грудь? Не очень эстетично, ферно (верно)? И тогда кто-то из нафлюдателей фридумал фюстгальтер! Но фюстгальтер фадал с груди! Ага! И тогда этот кто-то фридумал к фюстгальтеру тесем-м-мочки через флечо! Гениально фросто!
Его спрашивают:
— Ну и что из этого следует?
Корова пожимает плечами:
— Ты ничего не фонял, м-м-му-му-мудозфон! Из этого ничего не следует. Я это фросто так рассказал.
ЗООЛОГИЧЕСКИЙ ОТРЯД ЧЕРЕПНО-МОЗГОВЫХ (Ч-МО).
ПОДОТРЯД ЖЕЛТО-ГОЛОВЫХ. Ученые хоть и считали Корову чокнутым, но все-таки уважали его за природную моцартовскую гениальность. Тут надо подробней рассказать о группе черепно-мозговых <сокращенно «ч-мо»>, которая состояла из амбициозных ученых среднего уровня и среднего поколения до сорока лет. Это они называли нас «солдафонами», «футболерами» и «неучами». Это были не просто трудные характеры, к которым следовало притерпеться и притереться, как, например, к зловредному характеру академика Лон Дайка, — его зловредность, в общем, была напускной, хотя и стала второй натурой и даже шла на пользу проекту — оживляла работу, уравновешивала добродушие Коровы — не всем же быть Коровами. Ч-мо раздражали своими амбициями, им все было ясно, они были всем недовольны. Я неоднократно выслушивал от ч-мо предложения о выделении 50 ученых, инженеров и проектантов для обеспечения быстрого строительства вакуумного завода.
— Мозговой штурм и натиск! — говорили ч-мо.
— Быстрый срок — это сколько? — спрашивал я.
— Два, ну, два с половиной месяца.
За каких-то два месяца! Абсурд! Через полгода на строительстве одного лишь Вакуумно-диффузионного завода в окрестности О'к-Аллисто было занято более 2000000 (двух миллионов!) человек, а объединенные ресурсы концернов-подрядчиков «Лукойл», «Адидас» и «Кока-Кола» уже были на грани истощения. Впоследствии этот завод отбуксировали вглубь облака Оорта, надстраивали, пристраивали, подстраивали, рядом построили еще три завода, а сейчас в Вакуумно-диффузионной промышленности работает 58000000 (пятьдесят восемь миллионов!) человек, не считая членов их семей, — это население крупного индустриального анклава, созданного за каких-то двадцать лет.
Итак, я ни в коей мере не разделял черепно-мозговых взглядов, но объяснить, почему их идеи нереальны, было невозможно из-за крайнего упорства, с которым ч-мо их отстаивали. Какие-то вопли, какие-то заклинания — «Давай-давай!», «Штурм и натиск!», «Аврал!», «Навались!», «Раз-два, взяли!». Какие-то субботники и воскресники... Какое-то трудовое соревнование — кто больше? Некоторые ч-мо — этих я относил к особому роду жопо-головых