а опора. А раз есть опора, то есть и трение. А раз есть трение, то как, уважаемые новаторы, вы его учли?
Но не таковы новаторы, чтобы сломаться на таком пустяке. Они говорят, что трение мало, а силы — слава Богу. И верно, силы — слава Богу, а трение мало. Или не мало? Кто его знает, надо бы все-таки разобраться.
Автор мало обращал внимания на эту захватывающую проблему, пока к нему не обратился ученый секретарь одной экзотической организации — Общественного института энергетических инверсий, сокращенно — ЭНИНа. Не того ЭНИНа, который Энергетический институт Академии наук, а другого. Потому что тот, который академический, и разговаривать бы не стал на эту тему. А этому, общественному, отвертеться от инерцоидов не удалось. Как тут быть, ученый секретарь не знал, а поэтому и обратился ко мне. Секретарю ученому, а не просто секретарю, хотелось все же разобраться, но он не знал, как, а автор знал и согласился.
Дело в том, что мне доподлинно известно, что всякое трение обладает нелинейностями. Возьмем, например, трение покоя. Пока вы не создадите силы, превышающей силу трения, ваш предмет вообще не поедет никуда. А теперь представьте, что вы создаете силы так, что в одном направлении они действуют длительно, но по величине не превышают силы трения, стало быть, сдвинуть эту телегу с места не смогут. А в другом направлении разовьют силу больше силы трения, но тогда эта сила будет действовать короткое время. И телега поедет! Чем не объяснение? То же и в жидкости. Там нет сухого трения, зато есть нелинейность сопротивления жидкости в зависимости от скорости. Значит, уж если испытывать инерцоид, то в таких условиях, в которых нелинейности нет, и надо искать соответствующую опору.
И такая опора у нас нашлась, так как мы работаем в девятиэтажном доме, в котором есть восьмиэтажная лестница.
Посреди лестницы есть пустое пространство размером 2х2 метра. Зачем оно предусмотрено — никто не знает. Но, наверное, архитекторы догадывались, что оно может нам понадобиться, вот и предусмотрели.
С помощью своего давнего товарища и помощника Михаила Ефимовича автор соорудил подвес длиной в 8 этажей, свесил над проемом лестницы доску, к которой были прикреплены концы четырех ниток, а внизу укрепил на них фанерную дощечку, и на дощечку поставил инерцоид, который дал нам на время испытаний ученый секретарь ЭНИНа. Дело было вечером, сотрудники в основном разбрелись, но не все. Самые трудолюбивые еще что-то доделывали, а потом только шли домой, по дороге обнаружив, что автор, широко известный своими чудачествами, возится с чем-то непонятным. Любопытные сотрудники затормаживались и принимали деятельное участие в дискуссии вокруг инерцоида — поедет или не поедет. Таких скоро набралось человек пятнадцать.
А идея была очень простой. Если инерцоид едет, то он создает постоянно действующую силу, и на длинном подвесе он должен уехать в сторону на расстояние, хотя бы превышающее его длину, то есть на двадцать сантиметров. При длине подвеса 25 метров он должен создать среднюю силу, составляющую 0,2/25 = 0,008 от веса инерцоида. И если инерцоид весит 1 кг, то достаточно силы 8 грамм, чтобы это свершилось. Вот все стояли и гадали, свершится или не свершится.
Дощечка с инерцоидом висела на высоте 5 мм над полом, карандашом были поставлены метки на дощечке и на полу, заведена механическая пружина, приводящая в движение неуравновешенные грузики, и поехали! То есть не поехали, потому что инерцоид с дощечкой дергался вокруг отмеченного положения туда-сюда с амплитудой 1–2 сантиметра.
Так было проделано много раз, пока все зрители не стали разбредаться по домам. Тогда мы свернули всю эту сложную аппаратуру — доску, нитки и дощечку, составили акт о том, что произошло, и пошли спать. А на следующий день акт отпечатали, подписали, поставили на нем печать и сдали акт вместе с инерцоидом ученому секретарю ЭНИНа, который теперь с нашей помощью получил возможность от этой проблемы отвертеться. Дополнительно мы дали совет ученому секретарю, чтобы он принимал проекты по инерцоидам на рассмотрение только с действующей моделью и с актом, удостоверяющим, что автор проекта проверил его по нашей методике. Может быть, он так и сделал, во всяком случае, к нам он больше не обращался.
И поэтому, уважаемые авторы инерцоидов, прежде чем упрекать академиков в консерватизме, что, в общем-то, справедливо, тем не менее, проведите сначала эти испытания сами. Дело ведь простое! Если нет такой замечательной лестницы, как у нас, то залезьте на крышу, спустите нитки в тихом месте, и посмотрите, что получится. Вот если получится, то вперед, на семинары и конференции! Правда, есть шанс, что вы не попадете на эти семинары никогда. Но это уж с кем не бывает! Зато вам самим станет ясно, откуда у академиков так развит консерватизм.
Когда предлагается новый движитель или еще что-нибудь новое, крайне невредно проанализировать все размерности и порядки величин. Анализ размерностей способствует пониманию физической сути явлений, так сказать, уяснению качественной стороны дела. Потому что если все размерности на месте, то тогда есть шанс, что явление понято вами правильно. Гарантии полной нет, конечно, но все же. А если размерности не сходятся, то и шансов нет. А порядки величин тоже нужно посчитать, потому что это количественная сторона дела. Если порядки не сойдутся, то хоть принципиально все и возможно, но технически реализовать все равно нельзя.
У многих из нас, физиков-любителей, есть один общий знакомый Г. Он давно предлагает новое решение задачи полета в космос. Суть этого изобретения, как я услышал это от него самого, заключается в следующем.
Если кольцо вращается с большой скоростью, то у него есть момент количества движения. А это вектор.
— Ведь это вектор? — захотел проверить меня изобретатель.
— Вектор, — успокоил я его, — конечно же вектор. И торчит этот вектор прямо из кольца вдоль его оси.
— Вот видите! — обрадовался изобретатель. — Значит, он сдвинет кольцо с места, и оно полетит в направлении этого вектора.
— Позвольте, — усомнился я. — Не всякий вектор есть сила. Мало ли какие векторы существуют на свете, что же, все они должны предметы двигать?
— Вот и вы тоже, — огорчился изобретатель. — А я так на вас надеялся!
Тогда я спросил:
— А скажите, пожалуйста, имеет ли вектор момента количества движения размерность силы, то есть выражается ли он в Ньютонах, которые, как известно, есть килограмм, умноженный на метр и деленный на секунду в квадрате? Если выражается, то это сила, и поскольку вращающееся кольцо имеет массу, то под действием этой силы оно полетит. Или в космос, или куда-нибудь еще. А если размерность вектора другая, то это не сила, а что-то другое. Тогда оно не полетит. Разве не так?
— Природа не знает размерностей, — гордо ответил изобретатель.
А векторы природа знает?
Однажды другой изобретатель рассказал мне про один новый способ обнаружения подводных лодок. По его мысли, на берегу моря должна стоять мощная радиостанция, которая время от времени будет излучать электромагнитный импульс. Этот импульс будет распространяться вдоль поверхности моря и падать на нее. Тогда возникнет звуковой удар, а вода хорошо распространяет звук. Звуковая волна достигнет подводной лодки, отразится от нее и выйдет на поверхность моря. Здесь она преобразуется в электромагнитную волну и будет распространяться во все стороны. Часть этой энергии достигнет той радиостанции, которая выпустила эту волну. И подводная лодка будет обнаружена ко всеобщему удовольствию.
Пренебрегая такой мелочью, что непонятно, на чем основана уверенность автора этого замечательного изобретения, что звуковая волна, выйдя на поверхность моря, преобразуется в электромагнитную волну, замечу, что с порядками величин полного согласия тоже нет, потому что, как показал расчет того же изобретателя, современная техника не дотягивает до нужных величин всего лишь на 14 порядков.
— Это плохо, — сказал изобретатель, — что у нас такая слабая техника.
Я с ним согласился, хотя подумал, что плохо не только это.
Плохо то, что новаторы от физики не дают себе труда понять сущности явлений и бегут предлагать свои идеи, никак их не апробировав и даже не обсудив в кругу своих приятелей. Они не воспринимают критику и относятся к тем, кто сомневается в справедливости их умозаключений, как к врагам прогресса науки. И тут они ошибаются. Потому что настоящими врагами прогресса науки являются они сами. Своим легковесным отношением к проблемам они дискредитируют не только себя, но и саму идею, за которую борются, а также вообще любые попытки изменить положение в физике, которое, конечно же, изменить нужно.
Однако здесь нужны не легковесные кавалерийские наскоки, а серьезная и кропотливая работа. Нужна продуманная методология, нужен анализ работ предшественников, нужно прежде всего глубокое изучение предмета. Потому что иначе вы, уважаемые новаторы, оказываете прогрессу науки медвежью услугу. Ибо консерваторы-академики, выплескивая вас из корыта науки, что вы честно заслужили, могут выплеснуть вместе с вами и ребенка, т. е. те действительно новые и полезные идеи, в которых наука реально нуждается, чтобы у нее был прогресс.
11. Звонари
В каждом деле существуют люди, которые полагают, что это дело существует для удовлетворения их быстро растущих потребностей. Ну, например, для чего существует торговля? Ясное дело, для удовлетворения очень быстро растущих потребностей работников торговли. То же самое происходит и в науке. Многие так называемые ученые совершенно искренне полагают, что уже самим своим присутствием в науке они ее осчастливили, и теперь наука должна отработать свой долг — создать им максимум престижа, удобств и материальных благ. Постижение же научных истин они отодвигают на второй и даже на третий план, а то и вовсе сдают в архив.
Много ли мы знаем аспирантов очных аспирантур при вузах, которые после успешной защиты кандидатской диссертации продолжили бы свою тему? Я лично не знаю ни одного. После того как они получили заветные «корочки», они пнули эту свою любимую тему ногой, и больше к ней никогда не возвращались. Научная деятельность большинства из них сводится к борьбе за очередное научное или преподавательское звание. И уже на смертном одре они тщетно пытаются припомнить, что же полезное для человечества они сделали в науке? Но кроме веселых застолий по поводу присвоения очередного звания ничего вспомнить не могут. Впрочем, большинство из них этим вполне удовлетворяется.