е кайло. Ну, или, как вариант, галеру и весло. А что, Аникита вон соврать не даст, там люди постоянно нужны!
Два десятка случайно выживших панов (реальных панов, а не всякой шелупони) во главе с тяжелораненым, но пока еще дышащим паном Одзиевским были размещены по одному у кузена, тетушки и других дворян в Мекленбурге. Причем я им со всей ответственностью заявил, что если кто сбежит, то я найду с кого получить выкуп. Если же несчастный, оставленный на попечение, не дай бог умрет, это, возможно, будет признано страховым случаем, а возможно, и нет. Посему – лечите лучше, дорогие мои! Самый бедный (и самый здоровый) из более-менее высокопоставленных пленных мог заплатить за себя восемьсот талеров. Пан Одзиевский, если выживет (дай ему бог здоровья!), обогатит меня на десять тысяч. Короче, в зависимости от усилий местных эскулапов мой доход может составить тысяч пятьдесят-восемьдесят.
Трофейное оружие и доспехи побогаче, не считая розданных сразу в награду, тоже кое-чего стоят. Посуды из драгметаллов два больших мешка заперты в кладовых Шверина. Вот вернусь – разберусь предметно, что и как. Отдельная статья прибыли – кони. Конечно, самые лучшие были под седлом и разделили участь своих всадников, но некоторым все же удалось выжить. Плюс у многих были заводные лошади в обозе. Из тех, что получше, часть, в основном мерины, пожалованы тут же за верную службу, остальные – в герцогские конюшни. Те, что похуже, – на стройки народного хозяйства. В смысле крестьянам. Своим за деньги, чужим – пусть хозяева платят. И не дай бог шталмейстер что-то напортачит, я его самого на колбасу пущу! Вот вернусь и озабочусь созданием своего конезавода. Опять «вот вернусь»! Эх, когда я вернусь-то!
Наконец войска погружены, и мы идем по Балтийскому морю. Впереди «Агнесса» и «Марта», они теперь только для моей светлости и приближенных. Курс на Щецин: мне нужно задать разлюбезному моему дяде Филиппу Набожному один интересный вопрос: по какому такому случаю через территорию дружественной нам Померании (ведь дружественной, или как?!) продефилировали какие-то непонятные поляки? Это удачно получилось, что я дома и с войсками, а если бы наоборот? Нехорошо! Вот совсем-совсем nicht gut[29]!
Вид у моего дяди при виде меня был слегка пришибленным. Похоже, он не ожидал, что я так сильно обижусь. Нет, я не предъявлял ему претензий, ни делал тонких намеков на разные толстые обстоятельства. Просто стоящая на рейде эскадра активизировала мозговую деятельность померанского герцога, и он сам вспомнил все свои косяки.
– Дорогой племянник, – заговорил он сам за ужином. – Ты, верно, сердишься на своего старого дядюшку за пропущенную мной кавалерию Сигизмунда?
– Ну что вы, дядя. Сигизмунд – тот вообще, как оказалось, ни при чем.
– Да что ты говоришь?
– Именно так, mein lieber, король Сигизмунд только отправил послов выразить обеспокоенность. О посылке войск речь не шла. Да он и не может этого сделать без посполитого рушения. Эти войска нанял сам Одзиевский, не знаю, правда, на какие деньги. Впрочем, догадываюсь: познанский епископ так страстно благословлял на поход против еретика, что явно поучаствовал в финансировании. Но все закончилось благополучно, я проверил своих солдат в деле и слегка поправил свои финансы за счет трофеев. Правда, мне не хотелось бы, чтобы такие походы вошли у наших соседей в привычку. Вы понимаете мою обеспокоенность, дядюшка?
– Да-да, милый Иоганн, разумеется.
Мы довольно плодотворно пообщались, и я отправился ночевать к себе на корабль. Что-то мне не хотелось останавливаться в Щецинском замке. Я довольно быстро шагал к пристани, когда нам наперерез бросилась фигура в длинном плаще. Мои альгвазилы среагировали моментально, но когда они схватили неизвестного, оказалось, что это женщина, которая громко звала на помощь.
– Ваша светлость! Помогите, ваша светлость! Ради всего святого помогите!
Когда я присмотрелся к женщине, у меня помимо воли вырвалось:
– Фройляйн Катарина фон Нойбек? Вы здесь, а что случилось? И почему вы в таком виде?
Действительно, приближенная княгини Дарловской выглядела совершенно неприглядным образом. Платье разорвано и испачкано, прическа растрепана, лицо изнуренное.
– Ах, мой принц, простите, герцог, не надо тратить время на разговоры обо мне. Помогите Агнессе, она в опасности!
– Агнесса, что вы говорите, где она?
И фройляйн Катарина рассказала мне душераздирающую историю.
Неизвестно почему, но мой добрейший дядюшка герцог Филипп Набожный что-то заподозрил о происхождении беременности у Агнессы Магдалены. Будучи в Дарлове, он между делом поинтересовался, каким видит свое будущее молодая вдова. Вместо того чтобы заявить деверю о том, что у нее нет иных мыслей, кроме как о будущем ребенке, Агнесса поведала о том, что еще молода и надеется найти свое счастье. Филипп перевел разговор на другую тему, но, как видно, не забыл. В другой раз разговор зашел о войне шведов с датчанами, торговля, дескать, захирела и прочее. Потом разговор перескочил на вашего покорного слугу. Уж больно много ходило слухов о моих подвигах под Кальмаром и в его окрестностях. Услышав мое имя, княгиня оживилась и с нескрываемым удовольствием обсудила мою персону с герцогом. Сложить два и два было нетрудно.
У моего деда по материнской линии Богуслава XIII было одиннадцать детей. Семеро из них дожили до зрелого возраста, но внук был до сих пор только один, и тот по женской линии, то есть я. Потомства, правда, еще можно было ожидать от Ульриха и Анны, но если у Георга родится сын, именно он будет старшим в следующем поколении по мужской линии. И вот нет бы порадоваться, что династия не прервется (возможно), в голову герцога Филиппа полезли разные глупые мысли. Таким образом, еще не рожденный ребенок Агнессы Магдалены из разряда долгожданных перешел в нежелательные. Однако княгиня Дарловская не та женщина, у которой можно вызвать преждевременные роды, случайно зажав ее в дверях. Подданные успели полюбить простую и милостивую Агнессу, чего доброго заступаться будут, поэтому в голове у него родился совершенно иезуитский план. Заманить ничего не подозревающую княгиню в Щецин, где опоить отваром, вызывающим преждевременные роды. План вполне мог удаться, Агнесса прибыла во владения своего деверя, где оказалась в западне. Все было уже готово к злодеянию, но тут на рейде появилась целая эскадра под командованием герцога Мекленбургского. Именно от этого и нервничал разлюбезный мой дядюшка, а вовсе не от этой глупой экспедиции пана Одзиевского.
– Где содержат княгиню Агнессу? – спросил я, дослушав Катарину.
– В одном частном доме здесь недалеко, я покажу!
– Ведите! Кароль, ты со мной! А ты, Болеслав, ну ладно, ты тоже. Хайнц, придется вам отправляться на корабль за подмогой. И предупредите всех: если я не появлюсь до утра живой и здоровый, то пусть сровняют этот город с землей!
Фройляйн Катарина показала нам дорогу, и вскоре мы из-за угла осматривали ничем не примечательный в ряду соседей каменный дом. Одно отличие, правда, было: перед домом стояло несколько человек, явно охрана. Критически оглядев себя и своих спутников, я запахнул плащ и, оставив Катарину с одним из своих солдат, решительно направился к дому. Лелик, Болек и два оставшихся драбанта как тени последовали за мной.
Охранники насторожились и попытались преградить путь. Тем временем в доме слышалась какая-то суматоха – очевидно, обнаружилось исчезновение фройляйн фон Нойбек. Я, подойдя к охране, громко представился:
– Я офицер городской стражи! Неподалеку обнаружено тело молодой женщины, она не из ваших подопечных?
Пока охранники кланялись и морщили лбы, припоминая офицеров городской стражи, мои люди их окружили. Так что понимание того обстоятельства, что мою персону они имеют честь лицезреть впервые, пришло одновременно с направленными на них пистолетами. Доброе слово и пистолет в умелых руках творят чудеса. Господа охранники любезно разрешили нам сначала зайти, а затем связать себе руки и заткнуть рты. Внутренняя охрана была представлена еще тройкой каких-то темных личностей, с которыми поступили аналогично охране внешней. Была еще какая-то мужеподобная тетка в отвратительном чепце, пытавшаяся качать права. Но ее быстро закрыли в чулане, пообещав отрезать язык в случае чего.
Зашедшая тем временем в дом Катарина проводила меня в покои княгини. Я, осторожно ступая, практически на цыпочках вошел в довольно неопрятную комнату, где мы застали заплаканную служанку.
– Где твоя госпожа? – спросил я строго.
Она вздрогнула и, посмотрев на меня безумными глазами, принялась что-то лепетать. Вдруг из-за портьеры мелькнула тень, и свет на мгновение померк в моих глазах. Очнувшись, я обнаружил себя лежащим на полу, а рядом на коленях стояла княгиня Агнесса Магдалена и, очевидно, оплакивала мою безвременную кончину.
– Сударыня! – произнес я слабым голосом. – Если бы я не питал к вам самые нежные чувства с момента нашей первой встречи, то непременно влюбился бы в вас сейчас! Ибо как можно не влюбиться в девушку, столь мастерски устроившую засаду и нанесшую такой замечательный удар!
Ответом мне был еще больший поток слез, обильно оросивший мою грудь и лицо и перемежаемый поцелуями. Боже, какая страсть! Сначала она меня чуть не убила, потом покрыла поцелуями. Это моя девочка!
Впрочем, долго миловаться нам не дали, пришел Болек и сообщил, что к нам гости. Мы притихли, а внизу уже слышалась ругань. Кто-то громко возмущался отсутствием охраны. Наконец лестница заскрипела, и к нам зашли двое. Один богато одетый господин с надменным лицом. Именно ему принадлежал громкий голос, возмущавшийся внизу. Второй выглядел как врач, и только бегающие глаза выдавали в нем изрядного пройдоху. Приглядевшись к богатому, я узнал одного из камергеров моего дяди Филиппа. Тот тоже меня узнал и, как видно, напряженно пытался сообразить, что происходит. Тем временем пройдоха вышел вперед и слащавым голосом спросил: