Дома Доктора, что онъ былъ изготовленъ на кухнѣ Дома Доктора и что все общество весело отправится на отдыхъ въ спальню Дома Доктора.
– Теперь,– сказалъ докторъ,– перейдемъ къ болѣе важнымъ сторонамъ нашихъ открытій.
– И прежде всего,– отвѣтилъ Гаттерасъ,– въ окружающему насъ громадному морю, волны котораго не бороздилъ еще ни одинъ корабль.
– Ни одинъ корабль! Однакожъ, мнѣ кажется,– сказалъ Альтамонтъ,– что не должно забывать Porpoise'а, развѣ только предположить что онъ прибылъ сюда сухимъ путемъ,– насмѣшливо добавилъ американецъ.
– Это можно подумать, на самомъ дѣлѣ, глядя на скалы, на которыя его высадило,– отвѣтилъ Гаттерасъ.
– Вы правы, капитанъ,– сказалъ обидѣвшійся Альтамонтъ. Но все-же это лучше, чѣмъ испариться въ воздухѣ, подобно Forward'у.
Гаттерасъ готовъ былъ уже рѣзко отвѣтить, какъ докторъ вмѣшался въ разговоръ.
– Друзья мои,– сказалъ онъ,– дѣло идетъ не о корабляхъ, а объ новомъ морѣ…
– Оно не ново,– отвѣтилъ Альтамонтъ. На всѣхъ картахъ полярныхъ странъ оно обозначено именемъ Сѣвернаго океана, и я не думаю, чтобы настояла необходимость перемѣнить это названіе. Если впослѣдствіи мы узнаемъ, что оно только заливъ или проливъ, тогда разсудимъ, какъ поступить.
– Пусть будетъ такъ,– сказалъ Гаттерасъ.
– Значитъ, дѣло рѣшено,– сказалъ докторъ, почти раскаявавшійся уже въ этомъ что возбудилъ столь щекотливый и вызывавшій наружу національное первенство разговоръ.
– Возвратимся къ землѣ, на которой въ настоящее время мы находимся,– продолжалъ Гаттерасъ, я сомнѣваюсь, чтобы она была обозначена какимъ-либо именемъ даже на новѣйшихъ картахъ!
Говоря это, онъ пристально смотрѣлъ на Альтамонта, который отвѣтилъ не опуская глазъ:
– И въ этомъ случаѣ вы можете ошибаться, Гаттерасъ.
– Ошибиться? Какъ! эта неизслѣдованная страна, эта новая земля?
– Уже имѣетъ имя,– спокойно отвѣтилъ Альтамонтъ.
Гаттерасъ замолчалъ; губы его дрожали.
– Какое? – спросилъ докторъ, нѣсколько озадаченный заявленіемъ американца.
– Любезный докторъ,– отвѣтилъ Альтамонтъ,– у всѣхъ мореплавателей существуетъ обычай, всѣмъ имъ принадлежитъ право дать названіе странѣ, въкоторую они прибыли первые. Мнѣ кажется, поэтому, что въ настоящемъ случаѣ я могъ, я долженъ былъ воспользоваться этимъ неоспоримымъ правомъ…
– Однакожъ… сказалъ Джонсонъ, которому не по сердцу приходилось вызывающее спокойствіе Альтамонта.
– Мнѣ кажется,– продолжалъ американецъ,– трудно отрицать фактъ прибытія Porpoise'а къ этимъ берегамъ, допустивъ даже, что онъ явился сюда сухимъ путемъ,– добавилъ Альтамонтъ, глядя на Гаттераса. Это даже не можетъ составлять вопроса.
– Такого притязанія я не могу допустить,– важнымъ голосомъ и сдерживаясь, отвѣтилъ Гаттерасъ. – Для того, чтобы дать названіе землѣ, необходимо, по меньшей мѣрѣ, открыть ее, а этого, по моему мнѣнію, вы не сдѣлали. Вы предлагаете намъ условія, а между тѣмъ, гдѣ были бы вы теперь безъ насъ? На двадцать футовъ подъ снѣгомъ!
– A безъ меня, безъ моего корабля, что было бы теперь съ вами? Вы перемерзли бы отъ голода и стужи.
– Друзья мои,– сказалъ докторъ,– успокойтесь, все можетъ уладиться. Послушайте меня.
– Господинъ Гаттерасъ,– продолжалъ Альтамонтъ,– можетъ дать названіе другимъ открытымъ имъ землямъ,– если только онъ откроетъ ихъ,– но этотъ материкъ принадлежитъ мнѣ! Я даже не могу допустить, чтобы онъ имѣлъ два названія, подобно землѣ Гриннеля, извѣстной также подъ именемъ земли принца Альберта, такъ какъ она почти одновременно открыта англичанами и американцами. Но здѣсь дѣло представляется въ иномъ видѣ. Мои права старшинства несомнѣнны. До меня ни одинъ корабль не касался своимъ бортомъ этихъ береговъ, нога человѣка не стояла на здѣшнемъ материкѣ. Я далъ ему имя, которое и останется за нимъ.
– Какое имя? – спросилъ докторъ.
– Новая Америка,– отвѣтилъ Альтамонтъ.
Кулаки Гаттераса сжались.
– Можете ли вы доказать,– продолжалъ Альтамонтъ,– что нога англичанина стояла на этомъ материкѣ раньше ноги американца?
Бэлль и Джонсонъ молчали, хотя надменная увѣренность Альтамонта бѣсила ихъ не менѣе самого капитана. Но отвѣчать они не могли.
Послѣ нѣсколькихъ минутъ тягостнаго молчанія докторъ сказалъ:
– Друзья мои, первый законъ человѣческій – это законъ справедливости, совмѣщающій въ себѣ всѣ другіе законы. Итакъ, будемъ справедливы и пусть въ сердцѣ нашемъ не будетъ мѣста для дурныхъ чувствъ. Права Альтамонта мнѣ кажутся несомнѣнными. Никакихъ пререканій тутъ не можетъ быть; мы вознаградимъ себя впослѣдствіи и на долю Англіи достанется значительная часть нашихъ будущихъ открытій. Оставимъ за этою землею названіе Новой Америки. Но назвавъ ее такъ, Альтамонтъ, полагаю, не распорядился насчетъ ея заливовъ, мысовъ, косъ, и ничто не препятствуетъ намъ назвать эту бухту, напримѣръ бухтою Викторіи.
– Препятствія не будетъ никакого,– сказалъ Альтамонтъ,– если только вотъ тотъ мысъ получитъ названіе мыса Вашингтона.
– Вы могли бы выбрать другое имя,– вскричалъ вышедшій изъ себя Гаттерасъ,– менѣе непріятное для слуха англичанина.
– Но не могъ бы найти имени болѣе пріятнаго для слуха американца,– высокомѣрно отвѣтилъ Альтамонтъ.
– Послушайте, господа,– сказалъ докторъ, выбивавшійся изъ силъ, чтобы поддержать согласіе въ небольшемъ обществѣ,– прошу васъ насчетъ подобнаго рода вопросовъ не спорить. Пустъ американцы гордятся великими людьми своей родины. Отнесемся съ почтеньемъ къ генію, гдѣ бы онъ ни родился. Такъ какъ Альтамонтъ высказалъ уже свое желаніе, то поговоримъ теперь о предстоящемъ намъ выборѣ. Пусть нашъ капитанъ…
– Такъ какъ земля эта американская, то я не желаю, чтобы съ ней было связано мое имя.
– Это ваше окончательное рѣшеніе? – спросилъ докторъ.
– Окончательное,– отвѣтилъ Гаттерасъ.
Докторъ больше не настаивалъ.
– Теперь наша очередь,– сказалъ онъ, обращаясь къ Джонсону и Бэллю. Оставимъ здѣсь слѣды нашего пребыванія. Предлагаю вамъ назвать островъ, лежащій въ трехъ миляхъ отсюда, островомъ Джонсона.
– Что это вы, докторъ,– сказалъ сконфузившійся морякъ.
– Что касается горы на западѣ, то мы назовемъ ее Bell-Mount, Горою Бэлля, если нашъ плотникъ изъявитъ на это согласіе.
– Слишкомъ много чести,– отвѣтилъ Бэлль.
– Но зато совершенно справедливо,– сказалъ докторъ.
– Ничего не можетъ быть лучше,– добавилъ Альтамонтъ.
– Слѣдовательно, намъ остается только дать названіе нашему форту,– сказалъ докторъ,– и на этотъ разъ намъ не придется спорить. Если мы нашли въ немъ убѣжище, то обязаны этимъ не ея величеству и не Вашингтону, а спасшему всѣхъ насъ Богу. Итакъ, пусть это фортъ называется фортомъ Провидѣнія!
– Прекрасная мысль! – сказалъ Альтамонтъ.
– Фортъ Провидѣнія – это звучитъ очень хорошо! – вскричалъ Джонсонъ. Такъ, возвращаясь изъ экскурсіи на сѣверъ, мы отправимся сперва на мысъ Вашингтона, войдемъ въ бухту Викторіи, а оттуда – въ фортъ Провидѣнія, гдѣ въ Домѣ Доктора найдемъ отдыхъ и пищу.
– Значитъ, дѣло улажено. Впослѣдствіи, по мѣрѣ нашихъ открытій, намъ придется давать и другія названія, но полагаю, къ пререканіямъ это не поведетъ. Друзья мои, здѣсь надо любить другъ друга и помогать другъ другу. На этомъ пустынномъ берегу мы являемся представителями всего человѣчества. Не будемъ же предаваться тѣмъ гнуснымъ страстямъ, которыя терзаютъ человѣческое общество, и соединимся въ общихъ усиліяхъ, чтобы съ твердостію, непоколебимо противостоять тяжелымъ испытаніямъ. Кто знаетъ, какимъ опасностямъ, какимъ страданіямъ Богу угодно подвергнуть насъ, прежде чѣмъ мы увидимъ родину? Будемъ же всѣ пятеро, какъ одинъ человѣкъ, и отрѣшимся отъ чувствъ соперничества, которое не должно бы существовать нигдѣ, а здѣсь и того менѣе. Слышите, Альтамонтъ, и вы, Гаттерасъ?
Гаттерасъ и Альтаноятъ не отвѣтили, но докторъ не обратилъ на это вниманія.
Затѣмъ разговоръ перешелъ на другой предметъ и коснулся охоты. Необходимо было возобновить и пополнить запасы мяса, тѣмъ болѣе, что и время уже благопріятствовало охотѣ:– уже появились куропатки, зайцы, лисицы и медвѣди. Итакъ, рѣшено было воспользоваться первымъ хорошимъ днемъ, чтобы произвести развѣдку на землѣ Новой Америки.
VIII.Экскурсія на сѣверъ бухты Викторіи
На слѣдующій день, при первыхъ лучахъ солнца, докторъ поднялся на довольно крутой склонъ скалистаго утеса, въ которому былъ прислоненъ Домъ Доктора. Утесъ заканчивался чѣмъ-то въ родѣ усѣченного конуса. Докторъ не безъ труда поднялся на его вершину, откуда взоры его проносились надъ огромнымъ пространствомъ почвы, истерзанной, повидимому, какимъ-нибудь вулканическимъ переворотомъ. Безконечный бѣлый покровъ снѣговъ застилалъ материкъ и море, такъ что ихъ нельзя было отличить одно отъ другаго.
Какъ скоро докторъ убѣдился, что возвышеніе, на которомъ онъ находился, господствуетъ надъ сосѣдними долинами, ему тотчасъ же вспала на умъ одна мысль, которая нисколько не удивила бы никого изъ знавшихъ доктора.
Онъ принялся соображать, обсуждать, и такъ сказать во всѣ стороны поворачивать свою мысль; по возвращеніи въ ледяной домъ достойный ученый ногъ сообщить своимъ товарищамъ планъ, вполнѣ уже созрѣвшій, въ его умѣ.
– Мнѣ пришло на умъ,– сказалъ онъ,– устроить маякъ на вершинѣ утеса, возвышающагося надъ нашими головами.
– Маякъ? – вскричали товарищи доктора.
– Да, маякъ! Онъ окажется полезнымъ въ двоякомъ отношеніи: ночью, когда мы будемъ возвращаться изъ дальнихъ экскурсій, маякъ будетъ указывать намъ дорогу и освѣщать площадку, втеченіе восьмимѣсячной зимы.
– Дѣйствительно,– отвѣтилъ Альтамонтъ,– такой аппаратъ можетъ оказать намъ несомнѣнную пользу. Но какъ его устроить?
– При помощи одного изъ фонарей Porpoise'а.
– Прекрасно. Но чѣмъ будете вы питать лампу вашего маяка? Неужели тюленьимъ жиромъ?
– О, нѣтъ! Свѣтъ тюленьяго жира слишкомъ слабъ, и едва ли былъ бы виденъ въ туманѣ.