– Важнейшей, – подтвердил Майкрофт Холмс. Сложив руки, он снова превратился в Камира и приветствовал меня на восточный манер. – Пора в путь, молодой господин. Макмиллан ожидает вас. Не стоит заставлять его ждать слишком долго.
Согласно словам инспектора Корнелла, материалы, подготовленные М. X., не позволяют обвинить в смерти женщины Викерса или кого-либо еще. Если бы не множество глубоких ран, нанесенных перед смертью и до ее падения в Темзу, он счел бы эту смерть самоубийством. У меня складывается впечатление, что он предпочел бы отнести смерть этой женщины именно к этому разряду. Но поскольку в ее легких почти не оказалось воды и была отмечена большая потеря крови, не говоря уже об ожогах, нанесенных раскаленным железом, и других ранах, покрывавших все тело, он был вынужден включить дело в разряд убийств и попытаться выяснить, кто же его совершил.
Глава 19
– Завтра у вас вокруг этого глаза будет здоровенный синяк, – заметил Макмиллан, когда я, пытаясь произвести на него наилучшее впечатление, встал подле стола, на котором стоял его завтрак.
– Это лучше, чем оказаться с расколотым черепом, – ответил я, стараясь не обращать внимания на головную боль. Саквояж, стоявший у меня под ногами, казалось, вот-вот выдаст мою двуличность.
– Вы правы, – согласился Макмиллан, окинул меня критическим взглядом и вздохнул, не в силах сдержать разочарования. – Вам приходилось когда-нибудь прислуживать джентльмену?
– У одного я был клерком, а у другого секретарем. Начинал я как клерк. Получил эту работу за знание немецкого. – Я чувствовал себя так, словно отвечал в классе и за неправильный ответ учитель мог наказать меня розгами.
– А как вы смогли узнать язык? – спросил Макмиллан, и в его глазах сверкнуло подозрение. – Ведь не мог же человек вашего положения побывать в детстве за границей!
– Я учил его в школе. Мы могли выбирать: учить химию, немецкий или французский. Я выбрал немецкий, решил, что это будет полезнее, что с его помощью можно будет добиться положения в жизни. – Это было настолько близко к истине, что я почувствовал неловкость. – Я могу еще объясняться по-французски, сэр.
– Ну, это кое-что. – Он уткнулся взглядом в овсянку. – А вы знаете, что потребуется от вас, если вы станете моим слугой?
– Кажется, представляю себе. Мне нужно будет присматривать за вашими вещами, ухаживать за одеждой, следить, чтобы она была всегда вычищена, отглажена и починена. Расплачиваться по вашим счетам в различных заведениях, типа этого, и в гостиницах. Помогать, если вам потребуется сделать записи конфиденциального характера, и при необходимости исполнять обязанности вашего парикмахера или повара. Следить за состоянием вашего жилья и держать в должном порядке ваше имущество. – И, опустив глаза долу, я добавил: – Я могу еще управлять лошадьми, если вам понадобится кучер.
– Смотрю, вы предприимчивый парень, но люди вашего сословия и должны быть расторопными, по крайней мере так считается. – Судя по голосу, разговор начал уже утомлять его. – Ладно, мы в Баварии с ее лунатиком-королем. Поэтому я позволю себе прихоть и дам вам испытательный срок на сорок дней. Если к тому времени я останусь доволен, то заплачу вам три фунта сверх стоимости вашего содержания. А если вы мне не понравитесь, я заплачу вам фунт десять шиллингов. Это послужит стимулом к вашему усердию. – Он кашлянул, чтобы придать своим словам больше веса. – Учитывая ваше состояние, я не стану требовать, чтобы вы приступили к своим обязанностям сразу же. Отдыхайте до полудня. И пока вы не примете ваш обычный облик, постарайтесь как можно меньше попадаться мне на глаза: от одного вашего вида молоко свернется.
Я кивнул как мог осторожней, чтобы не вызвать нового приступа головной боли.
– Благодарю вас, сэр. Благодарю вас.
– Если вам уж так нужно кого-то благодарить, то благодарите Энгуса: ведь это он подсказал вам, как попасть ко мне. Если бы я сам из-за его отсутствия не попал в затруднительное положение, то и не подумал бы брать вас на службу, но поскольку нищие не выбирают, вам повезло, – ответил Макмиллан. – И передайте мадам Изольде, что я хочу видеть Франсуазу. Пусть принесет две бутылки шампанского. И бокалы, конечно. – Он подмигнул с нескрываемым сладострастием; я чуть не рассмеялся: настолько шотландский лорд походил на похотливого и коварного развратника из театральной пьесы.
– Будет сделано, сэр, – ответил я и поспешил к двери, решив максимально использовать полученную отсрочку. Чтобы выспаться, мне нужно не менее двенадцати часов, но я решил обойтись тремя. Но, увы, не принял в расчет Дортмундера, который в ожидании торчал у подножия лестницы.
– Ну? – требовательно спросил он, когда я спустился.
– Он согласился взять меня на сорок дней, – сообщил я и добавил: – И велел передать кое-что мадам Изольде.
– Нам не потребуется сорока дней, – удовлетворенно сказал герр Дортмундер. – Мы должны успеть за десять дней, иначе можно не торопиться: мы провалим дело. Сорок дней! Нет, наверно, он совершенно безрассуден. – Он окинул меня взглядом, полным осуждения: ведь он считал меня презренным существом, в лучшем случае лишь продажным и безответственным. – Вам заплатят за работу, – добавил он, подтвердив тем самым мои худшие подозрения.
– Это было бы лучше всего, – мрачно ответил я, начиная все сильнее ненавидеть Августа Джеффриса. Чувство это усугублялось еще и тем, что Джеффрис был чистым вымыслом и являл собой только роль, образ, придуманный для определенного случая.
Я начал уставать от того, что мне приходилось все время таскать с собой саквояж, хотя и понимал, что человек, оказавшийся в таком неопределенном положении, как Джеффрис, должен был бы, скорее всего, вести себя именно так.
Через обеденный зал я прошел на кухню; там мадам Изольда со своими слугами пыталась приспособить что-нибудь, чтобы закрыть разбитое окно. Когда я подошел к ней, она подняла на меня глаза и приложила руку к груди:
– У вас ужасный вид, англичанин, ничего другого сказать нельзя. Надеюсь, с вами больше ничего не случится, пока вы здесь.
– Вы очень добры, – ответил я, – но эта рана вовсе не так серьезна, как кажется. Скоро все заживет. Макмиллан согласился взять меня, и вот его первое поручение: передать, чтобы вы прислали к нему Франсуазу с двумя бутылками шампанского. – Я не смог до конца скрыть удивление, которое испытал, произнося эту фразу, и тем доставил мадам Изольде мимолетное развлечение.
– Не волнуйтесь на этот счет, англичанин. Девушкам приходилось делать для мужчин куда более странные вещи, не сомневайтесь в этом. – Она хлопнула в ладоши. – Ганс, сходи за Франсуазой и скажи ей, что Макмиллана опять замучила жажда. Она знает, что делать.
Я еще несколько минут наблюдал за суетой у разбитого окна, затем извинился и, сославшись на головную боль, очень вежливо попросил разрешения пойти прилечь. Напоследок я выразил мадам глубокую благодарность за все, что она сделала для меня.
– Но я сделала так немного! – воскликнула та, настороженно оглядевшись. – Турок зашил вашу рану, герр Дортмундер попытался найти негодяя, стрелявшего в вас. Правда, безуспешно. Мы так и не узнали, кто стрелял и зачем. Нет, нет, я не могу принять вашей благодарности. – В ее глазах плескался испуг, и я спросил себя, что же на самом деле мог наговорить ей Дортмундер о недавнем покушении.
– Тем не менее я благодарен вам, мадам, – повторил я в надежде, что ее волнение хоть немного уляжется. Безуспешно.
– Вам нужно отдохнуть, англичанин. Если вы не сможете услужить Макмиллану, это может вызвать большое… неудовольствие. – Она изящно кашлянула, намекая, что добавить к сказанному что-либо слишком рискованно. – Около номеров герра Макмиллана есть маленькая комнатка для его слуги. Полагаю, вам стоит разместиться там.
– Очень хорошо, – сказал я, чувствуя, как меня переполняет благодарность за это простое участие с ее стороны, – так я и сделаю.
– Комната на втором этаже, следующая дверь за номером герра Макмиллана. В стенной нише. – Она торопливо взмахнула рукой. – Мне не следует больше разговаривать с вами, мистер Джеффрис. Думаю, что я должна отпустить вас отдыхать и вернуться к своим заботам. Мне еще нужно проследить, чтобы Франсуаза отправилась наверх с шампанским. Надеюсь, – добавила она с отработанной улыбкой, – что их шалости не помешают вам спать.
– Сомневаюсь, что мне помешает хоть что-нибудь, мэм, по крайней мере в моем нынешнем состоянии, – ответил я с легким поклоном. Даже от этого чуть уловимого движения успокоившаяся было голова закружилась вновь. Я поднял с полу саквояж и побрел по лестнице.
Комната оказалась крохотной; в ней с трудом разместилась узкая койка и небольшой комод. Перед крохотным окошком умещался единственный простой стул. Кувшин стоял на высокой узенькой подставке без зеркала. Но для меня этого было достаточно. Опустив саквояж на пол, я задвинул его под кровать, снял пальто и ботинки и улегся на кровать, укрывшись одеялом. Единственное, что я успел подумать: наверно, мне не удастся быстро заснуть.
Макмиллан разбудил меня, как мне показалось, уже через мгновение. Стоя надо мной, он тряс меня за плечо.
– Я сказал, проснитесь, идиот! – воскликнул он с лицом, искаженным от возмущения и страха. – Мне срочно нужна ваша помощь.
Я сел; голова кружилась, как у пьяного. Передо мной стоял полуодетый Макмиллан. Незавязанный халат оставлял открытыми ноги в кальсонах и грудь в исподней фуфайке.
– Что-нибудь случилось?
– Конечно случилось, – рявкнул он. – Вы срочно нужны мне. – Он отбросил с меня одеяло прочь и рванул за плечи, едва не сбросив с койки. – Срочно! Вы понимаете? Немедленно!
Но к этому моменту я проснулся вполне достаточно для того, чтобы понять, что моя головная боль вовсе не прошла, а лишь переместилась из одной части черепа в другую. Я потянулся к жилету и напялил его, пытаясь сообразить, что же повергло Макмиллана в такую панику.