Вскоре вернулся Тьерс и приготовил в гостиной легкий полдник из холодного ростбифа и корнуэльской похлебки. На его лице застыло мрачное выражение, двигался он скованно. Когда он раскладывал на столе серебряные приборы, я, к своему удивлению, заметил, что его руки дрожали. Когда Тьерс подал мне свежезаваренный чай, я осведомился о здоровье его матери и заметил, что он вздрогнул.
– Она угасает, мистер Гатри. – У него перехватило горло, но он справился с собой. – Говорят, ей долго не протянуть, несмотря на все, что для нее делают. Спасибо за заботу.
– Вам удается ежедневно проводить с ней какое-то время? – спросил я, наливая себе чай.
– Я провожу с ней все свое свободное время, – чуть слышно ответил он, словно надеялся, что тишина поможет продлить дни его матери. – Когда конец уже так близок… Мистер Холмс очень великодушен. Он знает, что это долго не протянется.
– Э-э… – Я пытался найти наиболее тактичные слова, но в это время Тьерс сам ответил на мой невысказанный вопрос.
– Я говорил с ее врачом не больше часа тому назад. Он сказал, что она проживет самое большее восемь-десять дней.
– Мне очень жаль, Тьерс. Остается надеяться лишь на то, что она избавится от земных страданий. – Я не мог найти слов, которые дали бы истинное утешение в этот момент, и говорил фразы, предписанные обычаем.
– Аминь, мистер Гатри, – заключил Тьерс и оставил меня наедине с чаем.
Я почти закончил работу с записками Майкрофта Холмса, когда он собственной персоной явился в гостиную и позвал Тьерса, чтобы тот подал ему еду. Усаживаясь за стол, он окинул беглым взглядом вошедшего слугу.
– Жаль, что вашей матери приходится принимать лауданум.
– Спасибо, сэр. Благодаря этому она спит, – сказал Тьерс, нимало не удивившись сказанному.
Но я еще не привык в полной мере к способностям моего патрона и, как только Тьерс вышел из комнаты, довольно резко спросил:
– Откуда вы узнали о лаудануме?
Холмс взглянул на меня с легким нетерпением.
– Неужели вы не заметили у него в кармане ложку, обернутую в промасленную салфетку?
– Нет, – признался я. – Но почему я должен был обратить на нее внимание? И какое отношение она может иметь к лаудануму?
– Тьерс очень осторожный и методичный человек, если он порой ошибается, то из-за перестраховки. Он никогда не оставит ложку, в которой содержался опасный препарат, но аккуратно заберет ее с собой. О чем должен думать такой предусмотрительный человек, с тех пор как его мать узнала, что скоро умрет? – Он махнул рукой, обрывая разговор, и мрачно добавил: – Должен сказать вам, что опиаты ужасная вещь. Когда я был совсем молодым, моя собственная мать пыталась преодолеть свои несчастья с помощью этого проклятого зелья, а потом оно продолжило свою разрушительную работу в моем младшем брате. – Холмс потряс головой и резко сменил тему. – Похоже, что мне в конце концов удалось разгадать второй шифр. – Бросив на стол небольшой бювар, он оперся на него локтем и принялся крутить в пальцах цепочку от часов. – Это было чертовски ловко сделано, и мне пришлось очень тщательно подбирать слова. Автор документа – человек больших и недобрых знаний. Помяните мое слово: обнаружить его будет все равно что заглянуть в преисподнюю.
Этот стиль был настолько необычен для Майкрофта Холмса, что я был обескуражен. Мне было трудно задать ему вопрос в том же духе. Наконец я решил ограничиться простейшими словами:
– Почему вы так сказали?
– Совершенно ясно, что составитель этих документов, кем бы он ни был, собирает наиболее предосудительные в человеческой культуре знания, для того чтобы использовать их в самых недостойных целях. – Он произнес эти слова не повышая голоса, но его серые глаза сверкнули стальным блеском. – Нам придется соблюдать крайнюю осторожность во всех действиях, направленных против этого человека и его союзников. Один неверный шаг, и, возможно, нам обоим придется расплатиться чем-то значительно более дорогим, чем наши жизни. – При этих словах он обхватил ладонью свою шею сзади и, как мне показалось, быстрым движением погладил шрам. Затем он дважды тряхнул головой, как будто отрешаясь от подспудных воспоминаний. – Вы будете вооружены, Гатри. Достаточно взять пистолет и нож.
– Я вам уже не раз говорил, мистер Холмс, что не люблю пистолеты. – Я знал, что спорить с ним бесполезно, но что поделать, мне действительно не хотелось иметь при себе огнестрельное оружие. Я считал, что одно лишь наличие пистолета может спровоцировать насилие по отношению к его владельцу.
– Гатри, в целом я согласен с вами. Но позвольте мне сегодня настоять: в кармане у вас должен лежать заряженный пистолет, а за голенищем спрятан нож. Мы разыскиваем не просто преступников, а людей с ужасными, подлыми намерениями, совершенно лишенных совести и подчиняющихся лишь собственным амбициям. Вам нужно быть готовым столкнуться с их худшими качествами, хотя я искренне надеюсь, что до этого не дойдет. Люди, с которыми вам предстоит иметь дело, будут ожидать встречи именно с таким проходимцем, какого вы должны изображать, и, конечно, запасутся кое-какими средствами защиты.
– Но ведь они наверняка не захотят привлекать к себе внимание, – сказал я, втайне надеясь на утвердительный ответ.
Холмс метнул в меня сердитый взгляд.
– Они будут изучать вас. Вы же не хотите, чтобы эти злодеи поняли, что вы чуждый им человек, ведь в таком случае они могут попытаться захватить вас. Гатри, чтобы избежать подобной неприятности, – он перегнулся через стол и взял меня за правую руку, – я приму меры предосторожности.
Прежде чем я смог возразить, он задрал кверху мой рукав, обнажив запястье. Я с удивлением увидел, что в его руке появился шприц, наполненный темно-зеленой жидкостью.
– Какого черта… – воскликнул было я, но Майкрофт Холмс уже успел ввести мне под кожу несколько капель содержимого шприца.
– Это имитация татуировки, но, в отличие от большинства известных способов, эту можно удалить только с помощью определенных химикатов, – пояснил он, продолжая тем временем разукрашивать мою кожу, поглядывая время от времени на шрам на своем правом запястье.
– Но что все это значит? – спросил я, вздрогнув, когда игла вновь ужалила меня.
– Метка Прислужника из Долины Царей, – ответил Холмс таким тоном, будто это должен был знать каждый школьник. – А больше вам знать не следует.
– Прислужник из Долины Царей, – повторил я. – Ну что ж.
– Если кто бы то ни было задаст вам вопрос о значении этой татуировки, – продолжал Холмс, нанося последние точки на изображение скарабея, не превышавшего размером запонку моего воротничка, вы ни в коем случае не должны показать, что знаете хоть что-то еще.
– И это будет правдой, – напомнил я.
– Именно так. И при всем желании они не смогут выжать из вас большего. – Холмс отложил шприц. – Прошу простить меня за неприятные ощущения, которые я вам причиняю, но, уверяю вас, эта отметина сослужит такую службу, ради которой стоит перенести небольшие неудобства. – В его серых глазах вспыхнул мрачный огонек. – Если они поймут, что вы не тот, за кого выдаете себя, то пожелают покарать вас за дерзость. И скорее всего, постараются использовать вашу смерть как предостережение для любого другого, кто мог бы захотеть повторить вашу попытку. – Он откинулся на стуле, покачиваясь на его задних ножках. – Гатри, вам предстоит пройти над пропастью. Надеюсь, не нужно лишний раз подчеркивать, что я не хочу, чтобы вы рухнули в нее?
– Конечно, сэр, – ответил я. Сердцем я чувствовал, что последнюю сдержанную фразу он произнес от всей души.
Майкрофт Холмс перестал раскачиваться на стуле.
– Вы возвращаете меня к жизни, Гатри. Теперь перекусите, а я тем временем вкратце расскажу о том, что вам предстоит. На Браунлоу-стрит рядом с гостиницей Грэя есть еще одна гостиница со странным названием «Бильбоке». Она занимает одно из немногих зданий, уцелевших в том районе после пожара тысяча шестьсот шестьдесят шестого года. Я хочу, чтобы вы пошли туда, сняли самую дешевую комнату и принялись разыскивать солиситора[1], который не слишком придирчиво относился бы к личности клиента и происхождению своего гонорара. Сделайте так, чтобы там увидели вашу татуировку, но покажите ее как бы случайно. И, если удастся, упомяните о неблагоприятном расположении звезд; тогда шпионы тех людей, которых мы разыскиваем, поймут, что появился подходящий человек. А вам следует показать себя жадным и готовым на все.
Моя записная книжка лежала рядом с тарелкой. Я собирался во время еды записывать инструкции и надеялся, что они не смогут совсем лишить меня аппетита.
К двум часам пополудни я был готов, насколько это возможно без длительного вхождения в образ. Я выбрал себе костюм из тех, которые Майкрофт Холмс некогда получил из гардероба актера Эдмунда Саттона именно для таких случаев: слегка поношенное пальто, сшитое по недавней моде, которое мог бы носить старший клерк умеренно преуспевающего предприятия; жилет, на котором не хватало двух пуговиц, был мне явно велик; воротничок на сорочке был перелицован не слишком умелой рукой; торчавшие из рукавов истрепанные манжеты подчеркивали общий неопрятный вид. Неописуемые брюки были дюйма на три широки в талии. Добавьте к этому костюму пару башмаков, готовых в любой момент расстаться с подошвой, и вы увидите перед собой человека, который некогда обладал скромными средствами, но ныне переживает тяжелые времена.
– Отлично, мой мальчик, но вам обязательно нужна шляпа, по которой можно будет понять, что ее хозяин некогда был щеголем, но, увы, сохранил только смутные воспоминания о прежней роскоши. – Холмс невесело усмехнулся и выбрал на полке касторовую шляпу с загнутыми полями. Так же, как и пальто, она уже года три назад вышла из моды. Кроме того, он дал мне цепочку с брелоком, но без часов. – Так у вас будет возможность пожаловаться на то, что вам пришлось продать часы, чтобы заплатить за жилье. Имеет смысл сказать при случае, что вам пришлось проститься и с другими вещами.