на Кенана таким взглядом, что тот спешно решил прогуляться. Ребенка закопали. Ночью д-р Кенан все-таки выкопал ребенка и отнес тело в свою лабораторию. Он успел только разрезать живот девочки и приступить к изучению деструкции органов пищеварения, как в дверь постучали. Д-р спешно накрыл тело какой-то материей, которая называлась «rjadno», и открыл дверь. Казак прошел прямо к столу, стянул рядно и обнажил тело.
С секунду он простоял, меряя глазами фигуру доктора. Тот сник и не знал, что делать.
За него решил казак. Он завернул тело в рядно. Перед этим он показал доктору на разрезанный живот своей дочери. Затем он забрал тело и, выйдя из лаборатории, запер снаружи дверь.
В тот же вечер казак умер. Обессиленный, он, зарыв девочку, не смог дойти до своей хаты. Забрался в канаву у дороги, чтобы поспать часок, а потом пойти в исполком и рассказать о докторе. Но он не проснулся — потеряв сознание, не приходя в себя, он умер в канаве среди выжженного солнцем бурьяна.
Рипс осмотрел помещение: окон не было, дверь из тяжелого железа, видимо, в дюйм толщиной. Выбраться не было никакой возможности. Но у него была с собой еда, и поэтому он взялся пока за изготовление «Альбо». Ему немного мешали работать крысы, они бегали без всякого страха вокруг него, а одна даже попробовала укусить его за ботинок. Рипс только засмеялся, увидев, как ее зубы увязли в грубой американской подошве.
Поймав крысу за спинку, он убил ее, чтобы больше не лезла. Сначала вырезал ланцетом глаза, отрезал нос и поковырял ланцетом череп. Отпустил. Крыса упала на спину, снова поднялась на лапы, снова упала, поползла как-то боком и замерла, не в силах сдвинуться с места. Рипс отрезал ей поочередно все четыре лапки и бросил крысу.
«Будет ей наука не лезть к людям», — рассудил Рипс.
Он работал до вечера; в то время, когда казак умирал в канаве, Рипс решил поужинать и лечь спать. Очевидно, эти дикари сегодня его не выпустят. Он забеспокоился и еще раз оглядел стены и двери. Выбраться без инструментов не было возможности.
В крайнем случае, завтра он подкопает ножом стенку и попытается проделать лаз. Пока что он убрал со стола все рабочие принадлежности, разостлал на столе макинтош и, кляня на чем свет стоит дикарские нравы, лег спать.
Ночью Рипс проснулся, — его что-то укусило. Он зажег спичку и увидел, как со стола соскочила крыса. На полу он увидел еще несколько штук. Это было уже слишком. Он начал швырять в крыс чем попало и, разогнав их, снова уснул. Он не проспал и четверти часа, как снова проснулся от укуса. На этот раз, сколько он ни швырял, крысы не убегали, а только сновали с места на место.
Рипс, немного испуганный, заметил, что их стало больше. Они бегали вокруг стола и откуда-то появлялись все новые и новые.
Он зажег лампу и сел на столе. Придется сегодня бодрствовать. Все равно не дадут уснуть.
Он слез со стола и начал расставлять приборы, решив в крайнем случае поработать. Крысы немного притихли и сбились по углам, но со склада не убегали.
Поработав какое-то время, Рипс снова почувствовал укус. Он взмахнул рукой и схватил крысу. Та впилась ему зубами в палец. Доктор вскрикнул от боли и, отшвырнув крысу, начал искать пластырь. В этот момент его укусили еще и еще. Пришлось снова влезть на стол.
Картина, которую Рипс увидел вокруг, была даже несколько пугающей. Сотни крыс сгрудились по углам, десятки бегали по полу и тут и там пытались взобраться на стол. Увидев Рипса на столе, крысы вышли из своих углов. Теперь Рипс понял, откуда они приходили. У двери виднелась дыра в полу, оттуда вылезали полчища грызунов. Не слишком мужественный Рипс был серьезно испуган — они могли здорово искусать его сегодня. В этот миг одна из крыс вскочила на стол и прыгнула ему на ногу. Рипс нервно сбросил ее на пол, но на столе мигом оказалась вторая, третья, десятки, сотни крыс и начали карабкаться на него.
Отчаянными движениями он сбрасывал их с ног, с одежды, но крысы все смелели. Он отрывал от себя крысу, та кусала его за руку. Уже несколько раз голодные грызуны добирались до его горла. Одну руку Рипс все время держал у лица и каждые полсекунды стряхивал с груди озверевших крыс. Вдруг он ощутил невыносимую боль в затылке. Он взмахнул рукой, потерял равновесие, поскользнулся и, упав со стола на пол, ударился затылком о камни. Как туча комаров, крысы ринулись на его пиджак, рубашку, лицо…
С полминуты он лежал без сознания. Он пришел в себя уже с разорванным горлом. Как израненный зверь, он вскочил на ноги и бросился к столу. По дороге он наступил на крысу, споткнулся и снова упал. В ту же минуту пара крыс снова вцепилась ему в горло.
Голодные крысы с большой охотой обдирали мясо с д-ра О’Кенана, иначе Джима Рипса. Некоторые из них прогрызли упаковку пакетов «Альбо», которая лежала у доктора в кармане, и попробовали препарат. Он так им понравился, что они съели его подчистую. Даже вылизали бумагу. Вообще-то безвкусными были только какие-то места на теле уважаемого доктора, отметины какой-то хвори.
Обладай крысы эрудицией доктора Рипса, они наверняка решили бы, что это следы застарелой венерической болезни.
Глава 9НОВЫЙ СПОСОБ ЛЕТАТЬ
Кто такой Мартин? Почему лицо его налилось кровью, когда он шел с демонстрантами? Откуда Тони знает малайские сказки? Кто автор романа? Художник Сашко. Письмо д-ра Нансена. Перелет в Москву. Новое изобретение в авиации. Пивной человек. Генеральский отпрыск. Профессор Мессеби и кот. Разговор с Дювалем. Сашко собирается влететь в комнату через окно.
Читатель, видимо, давно бы хотел получить некоторые объяснения по поводу романа. Кто такой, например, Мартин и почему у него на груди вытатуирована птица?
Почему шрам на лице Мартина налился кровью, когда Лейстон проехал мимо демонстрантов на автомобиле?
Может, то была ненависть ко всем классовым врагам или к одному из них? Но кроме того, у Мартина явно были с Лейстоном еще какие-то дела.
Что за перстень был на руке гориллы, застреленной Дювалем? И почему, скажем, полинезиец Тони рассказывал малайские сказки, а не полинезийские?
На некоторые из этих вопросов автор может дать ответ немедленно.
Так, например, полинезиец Тони рассказывал малайские сказки потому, что он их слышал. Его познакомил с ними один малаец.
Смешно было бы вправду думать, что Тони мог их прочитать в десятитомном сборнике немецкого этнографа.
Во-первых, Тони не знал настолько хорошо немецкий язык, во-вторых, он мало интересовался этнографической литературой… В-третьих, Тони вообще не умел читать.
Перейдем к другому: почему, допустим, Мартин сильно разволновался, слушая сказки о Тово, а именно рассказ о появлении на свет этого малайского Уленшпигеля?
Отец Тово, как помнит читатель, обратился к своему брату, чтобы тот помог его жене зачать ребенка. Так вот, почему этот способ размножения так заинтересовал старого Мартина?
Об этом читатель узнает в одной из ближайших глав.
А тем временем читатель может познакомиться с главным действующим лицом романа.
Главное действующее лицо романа… это Мартин — догадывается читатель.
Может быть, это Дюваль. А может, Эдит, Гарри, м-р Лей-стон, Камилла… Нет, дорогой читатель! Среди упомянутых особ нет главного персонажа романа.
Главный персонаж романа — это «правда», снова догадывается читатель, помнящий «Войну и мир» Толстого.
Мимо!
Толстовская «правда» не является главным действующим лицом этого романа, ее нет даже среди второстепенных персонажей.
Главное действующее лицо, самый активный герой данного романа — это его автор.
Автор этого романа мужчина, 28 лет, брюнет.
Впрочем, не исключено, что это девушка 23 лет, блондинка, его возлюбленная.
Все это вполне возможно и очень близко к правде.
Есть даже мнение, что роман представляет собой коллективное произведение пяти товарищей — трех брюнетов и двух блондинов.
Впрочем, пусть читатель не думает, что его хотят принять за дурака и убедить, будто у романа вовсе нет автора. Автор романа — живой человек (или живые люди).
Вчера он даже потерял на улице ключ от уборной. Это не фантазия пишущего данные строки, нет, это было в Киеве, на улице, у магазина «Ларек». Дело было так. Вернувшись домой, он захотел пойти в уборную. Ключа в кармане не оказалось. (Чтобы с вами такого не случилось, сделайте вот что: возьмите английскую булавку, наденьте на нее ключ и пристегните булавку изнутри к карману). «Черт с ним, с этим ключом!» — сказал товарищ автора романа, мужчина 30 лет, брюнет, «И. Курб»… (впрочем, эта фамилия с нашей историей не связана). Но автор романа отнесся к вопросу серьезнее, он взял коробок спичек и начал, зажигая их по одной, бросать спички в ночь, в отвратительную тошноту ночи.
Пусть читатель не думает, что он собирался поджечь дорогу. Нет, он просто вспомнил, где впервые вытащил на улице носовой платок и, направив туда свои шаги, нашел на тротуаре ключ. Тысячи людей прошли по тротуару, и никто не поднял его. Таково было авторское счастье. Этот конкретный эпизод, надеемся, полностью убедил читателя, что автор данного романа не вымысел, а «живой человек» или «живые люди», брюнет 28-ми лет или три брюнета и два блондина.
Впрочем, не исключено, что это девушка 23-х лет, блондинка, возлюбленная «живого человека».
Но вернемся к делу. Во время описываемых (не в этой, а в предыдущих главах) событий художник Сашко служил секретарем консульства УССР в Берлине[16]. Художник Сашко — это тоже молодой человек, лет 24-х, и тоже вполне конкретный живой человек, блондин. Когда есть деньги, покупает сигареты «Нансен», а когда денег нет, стреляет сигареты «Нансен» у товарищей.
Для того, чтобы у читателя не оставалось никакого сомнения в том, что художник Сашко — это действительно живой, конкретный человек, блондин лет 24-х, приводим здесь благодарность профессора Нансена Укртабактресту (не Сашко) за сигареты.