15 мая на миллиардера Мак-Лейстона совершено покушение. Когда король химических фабрик Америки выходил из авто у двери своей виллы, шофер, достав револьвер, собирался убить американского гостя. Мисс Камилла из кафе Синей Обезьяны, находившаяся в автомобиле с миллиардером, выбила револьвер из рук преступника. Преступник задержан. Это бывший сотрудник сыскного бюро департамента полиции Креве. Преступник — высокий, красивый брюнет. Он отказался назвать мотивы своего преступления. По слухам, он был любовником мисс Камиллы. Допрос продолжается!
Покушение на миллиардера МАК-ЛЕЙСТОНА. Экстренное приложение к “Реtit Рагisien”. 10 стр.
ПОДРОБНОСТИ ЗАВТРА В ГАЗЕТЕ!»
Репортер «Реtit Parisien» не знал только одного: накануне приезда Мак-Лейстона в Париж у Креве состоялась беседа с каким-то мужчиной, говорившим по-французски с легким английским акцентом. На лице у него был какой-то чирей, словно след какой-то болезни. Англичанин заранее указал Креве отель, где будет проживать Мак-Лейстон, и нанял его за немалую сумму застрелить миллиардера. Для убийцы был приготовлен загранпаспорт со всеми визами. Кроме того, незнакомец предложил ему выгодную должность за границей. Он не дал Креве ни копейки аванса, предлагая поверить, что такое дело, как убийство Мак-Лейстона, имеет под собой достаточно серьезную почву, а потому можно всецело положиться на контрагента.
Неожиданное для Креве вмешательство Камиллы было для него выгодно в том смысле, что покушение принимало характер убийства из ревности. Он ни на минуту не сомневался, что англичанин сможет его вызволить и заберет к себе. По тону заказчика чувствовалось, что он не остановится ни перед какими препятствиями. К тому же, англичанин был заинтересован в освобождении наемного убийцы, так как иначе на его след могла выйти полиция. И Креве, посвистывая, отправился в тюрьму.
Вечером того же дня Мак-Лейстон сидел перед окошком спальни в кафе Синей Обезьяны и смотрел в соседнюю комнату. Сегодня его лицо уже не казалось безразличным, как накануне. Ярая похоть сквозила в масляных глазках и раздутых, словно у жеребца, ноздрях, спускалась к нижней губе и стекала с нее ручейком слюны. Полуоткрытая беззубая пасть тянулась к окошку. За дверью стоял на страже агент, которого Лейстон нанял охранять свою особу после покушения у виллы. Распалившись до крайности, Лейстон позвонил. В комнату вошла Камилла с маской человекообразной обезьяны на лице…
…Камилла внезапно вздрогнула и стала прислушиваться. Ей что-то послышалось. Нет, ничего не слышно. Они продолжали свое дело. Прошло еще несколько минут. Вдруг Камилла снова вскочила. Теперь она отчетливо услышала легкий скрип. Лейстон ничего не слышал и, взбешенный помехой, жестом подозвал ее к себе.
Робко и вся дрожа, как осиновый лист, она подошла к нему. «Вы, очевидно, склонны к истеричности, — сердито прошептал Лейстон. — Придется мне поискать кого-нибудь другого. Я не люблю, когда меня прерывают».
Камилла покорно легла на кровать рядом с пузатым распутником. Она вспомнила, как утром, вставая с постели, все гадала, из-за чего Креве хотел застрелить миллиардера. Осмотрев в зеркале свое стройное тело, она заметила на руках красные следы от лейстоновых ногтей и принялась тщательно заглаживать кожу на руках, протирая придавленные места мазью, проводя по ним массажным аппаратиком, разгибая и сгибая руки в ритмическом движении. Лежа на ковре и напрягая мускулы тела утренней гимнастикой, она вновь вспомнила о Креве. Неужели он действительно решился на это из ревности, как было написано в экстренном приложении к «Реtit Parisien»? Нет, такого быть не могло. Другое дело, будь это Франсуа. Моясь холодной водой, Камилла еще раз окинула взглядом свое прекрасное тело и вздохнула. Она ненавидела свою жизнь, эту обезьянью маску, этих слюнявых свиней, бравших ее каждый вечер. Но у Дюверье ее расписки, она должна ему так много денег… Вдобавок, он увеличил сумму долга чуть ли не втрое, и она ничего не могла поделать — Дюверье имел связи с французским правительством. Сам Пуанкаре как-то посетил кафе Синей Обезьяны и долго сидел, дружелюбно болтая с хозяином. Надо откупиться и вернуть себе свободу, просто так Дюверье ее не отпустит.
Франсуа должен был заработать деньги на этой ужасной экспедиции. Суеверная, как ребенок, она опустилась на колени и начала молиться. Ее немного безумные глаза с отчаянием и верой глядели на разрисованное распятие. Она молила Бога защитить Франсуа и вернуть его домой в целости, сохранности и с деньгами. Пусть приедет здоровый и богатый, умоляла она деревянную фигурку. Она вспомнила свое детство: они с Франсуа, подростки из Прованса, привлеченные лакомствами и обещаниями директора бродячего цирка, присоединились к его труппе. Им надоело возить навоз, поить коров, есть картошку с солью, копаться в грязи и засыпать каждый вечер мертвым сном, чтобы на рассвете вставать на работу. Они были сильны и красивы. Не попали бы на Дюверье — и все было бы хорошо. Фигура танцовщицы привела Дюверье в восторг, он обещал Камилле золотые горы, взял ее в кафе. Теперь она должна каждый вечер отдаваться отвратительным кабанам вроде того, что лежит сейчас рядом с ней.
Воспоминания тенью промелькнули перед Камиллой, и на миг она забыла свой страх и чувствовала только отвращение. Но через несколько секунд дверь снова скрипнула. Теперь и Лейстон услышал этот звук. Он стал поспешно искать в одежде револьвер. Все его жирное тело сотрясалось от нервного напряжения. Внезапно он бросил поиски, будто что-то вспомнив, и повалился обратно на кровать.
«За дверью стоит мой агент, — успокоенно сказал он. — Придется его прогнать за недопустимо непристойное поведение», — серьезно добавил миллиардер.
Дверь скрипнула еще раз и начала тихонечко открываться.
Камилла побледнела и застыла каменной статуей. Лейстон вскочил с кровати и, спрятавшись за стул, вновь стал нервно шарить в одежде.
Его трясло, как в лихорадке. Неожиданно в полной тишине мягкой глухой комнаты что-то громко заклацало: Лейстон не смог овладеть собой и громко щелкал зубами.
Дверь приотворялась не спеша, со скоростью минутной стрелки. Лейстон наконец-то нащупал револьвер и, наведя его на дверь, пытался что-то сказать. Сверхчеловеческим усилием он взял себя в руки и хрипло пробормотал: «Закройте дверь — я буду стрелять». Дверь отворилась еще на миллиметр и застыла.
Вдруг Камилла дико, визгливо вскрикнула и рухнула навзничь. В щель между дверью и косяком просовывалась мохнатая обезьянья лапа.
Головорезы были освобождены из-под ареста. Винсент выдал агенту его тысячу франков. Дюверье вручил Полю и Дени много денег, зная, что Франсуа никуда не убежит, что он крепко привязан к кафе Синей Обезьяны.
В каюту компаньонов вошел один из проходимцев; его позвал Винсент.
— Вы прикупили к девятке? — спокойно спросил Винсент.
— Откуда вы… Да, я прикупил к девятке, — ответил проходимец.
— Вы прикупили к девятке и, когда увидели, что бородатый не побил карту, выбросили его за борт. Имейте в виду, что это вам так не пройдет. Если вы еще раз выкинете такой фортель, я высажу вас на берег в ближайшем порту. Учтите это. Идите.
Несколько минут молодые люди молча лежали на койках. Наконец Франсуа спросил:
— Что это значит: прикупил к девятке? И откуда ты это знаешь?
— Друг мой, я вижу, что ты ничего не понимаешь в жизни. Ты знаешь, что такое шмен-де-фер?
— Замечательный вопрос. Да, знаю.
— Значит, не знаешь, если спрашиваешь, почему он прикупил к девятке. Как ты себе представляешь эту игру?
— А вот как: каждому дается по две карты, и тот, у кого набралось девять или восемь, открывает и забирает деньги с кона. Никто и нигде никогда не прикупал к девятке.
— Да, никто отродясь не прикупал к девятке. Слушай, я расскажу тебе об этой игре, потому что ты о ней знаешь не больше, чем о сравнительной филологии. «Шменде-фер», или железка, встречается везде. Это, кажется, самая распространенная среди азартных игр. В России во время войны очень распространилась игра в двадцать одно или в очко. Принцип этой игры тот же, что и в шмен-де-фер. Король — четыре; дама — три; филька[9] — два. Туз при игре в очко — одиннадцать, десятка — десять. В шмен-де-фер туз — одно очко, десятка — ноль.
— Это я прекрасно знаю, — перебил Франсуа.
— Знаешь, но не все. Лучше слушай. Банкомет сдает каждому по одной карте, и каждый из партнеров играет в одиночку с банкометом. Надо набрать двадцать одно очко, или двадцать, или вообще больше, чем у партнера. Для этого приходится брать минимум одну карту, но бывает, что берут две, три, четыре, пять, больше… Как видишь, эта игра не так быстра и азартна, как шмен-де-фер. Когда играешь спокойно и знаешь своих партнеров, ты можешь выиграть хотя бы на том, что не зарываешься, рискуя перебрать. Ибо, как только ты набрал больше двадцати одного очка, ты проиграл… Я видел, как один солдат — я стоял за его спиной, когда на кону были все деньги, огромная сумма денег — как солдат остановился на пятнадцати. Его лицо было спокойным и веселым. Он положил свои карты с таким видом, что партнер решил, будто у него не меньше двадцати. Партнер занервничал и перебрал. Солдат выиграл ставку из-за того, что оставался спокойным, тогда как партнер утратил спокойствие. Напротив, когда у тебя девятнадцать и ты, следовательно, имеешь много шансов выиграть, ты приобретаешь еще один шанс, если не кладешь спокойно и весело карты, но притворяешься, будто колеблешься, хочешь еще прикупить, — одним словом, делаешь вид, будто у тебя очков четырнадцать или пятнадцать. Партнер набрал, допустим, пятнадцать, шестнадцать, пусть даже семнадцать, восемнадцать — он останавливается, потому что думает, что у тебя все равно мало! Он проигрывает из-за того, что ты обманул его своим поведением. Ты видишь теперь, что в игре в двадцать одно очень многое зависит от умения играть, от сдержанности, от силы воли. Тот солдат был спокойнее, крепче, трезвее своих партнеров и он выиграл, выиграл столько денег, сколько ему никогда и не снилось. Это был крестьянин, не имевший даже лошади, а он выиграл столько, что мог бы купить себе сотни дв