Они вошли в мастерскую, над дверью которой был прикреплен обтянутый кожей щит.
Здесь уже кончали работу. Двое рабов закрывали ставни. Мехи бездействовали. В горне слабо светились догорающие угли. Полуголые рабочие складывали дребезжащие полосы железа, куски кожи, костяные пластинки, тонкие доски — словом, все, что требовалось оружейнику для изготовления щитов, панцирей, шлемов и мечей. На стенах висело оружие военачальников с тонкой золотой или серебряной насечкой и солдатские мечи в простых деревянных ножнах; панцири центурионов, покрытые, словно чешуей, металлическими или костяными пластинками, и панцири легионеров в виде гибких поясов из металла; были тут и поножи, защищающие голени от вражеских стрел. В нижнем ряду блестели щиты: пехотинцев — большие, прикрывающие все тело, и легкие круглые щиты всадников. В углах стояли дротики и копья.
Посреди мастерской женщина в плаще, накинутом поверх темной паллы,[73] разговаривала с молодым оружейником. При входе Хризостома и мальчика она обернулась. Из-под края плаща блеснули огромные глаза и золотистый локон. Клеон от удивления открыл рот. Женщина резко отвернулась и, простившись с мастером, вышла. Клеон подумал, что ошибся: зачем забрела бы сюда та, подобная бессмертным богам красавица, которая чуть не купила его утром? Если бы ей понадобилось какое-нибудь изделие оружейника, она прислала бы за ним раба. Неужели она пошла бы одна, пешком по зловонным улицам предместья?…
Проводив посетительницу глазами, Хризостом вопросительно взглянул на оружейника.
— Так… родственница одна, — уклончиво сказал оружейник. — Ты пришел за кинжалом своего молодого господина?
— Да. Кроме того, мне нужны мечи. Не найдется ли у тебя сотни две?… Только короче тех, что носят легионеры. Если есть, пришли их завтра чуть свет…
— Нет у меня таких коротких мечей, — перебил его оружейник.
— Тогда сделай. Я заплачу вдвое против обычной цены. Они должны быть длиннее кинжала, но так коротки, чтобы их можно было носить незаметно. Вот задаток. Если успеешь сделать сколько-нибудь за ночь, то пришли их к Капенским воротам.[74] Рано утром мы выезжаем в Кампанскую виллу.
— В Кампанскую виллу? — удивился оружейник.
— Знаю! Знаю все, что ты скажешь! — с досадой отмахнулся Хризостом. — Я слышу это сегодня целый день. Это не наше с тобой дело.
— Верно, — усмехнулся оружейник. — Даже если бы Гней Станиен вздумал вступить со Спартаком в единоборство, я не стал бы его удерживать. Хотя при его толщине…
— Попридержи язык! — оборвал его Хризостом. — Если не можешь принять заказ, скажи. Я отправлюсь к другому.
— Все мастерские уже закрыты, — возразил оружейник. — Если ты рано утром уезжаешь, придется мне принять твой заказ. Но предупреждаю: мои рабочие сперва выполнят работу, которую я взял раньше. Тебе надо будет самому приехать за мечами.
— Когда? — отрывисто спросил Хризостом.
— Месяца через три, не раньше.
— Чересчур долгий срок, — нахмурился домоправитель. — Я передам твои слова господину. Завтра тебя известят. Ну, давай кинжал.
— Не обижайся на мои шутки, почтенный Хризостом, — сказал кузнец, передавая домоправителю кинжал. — Я не подчинен твоему господину, так почему бы мне и не позволить себе вольное словцо?
Хризостом молча расплатился и, холодно попрощавшись с оружейником, вышел.
Красноватые лучи низко стоящего солнца окрашивали в пурпур лохмотья ремесленников, высыпавших на улицу. Одни усаживались на порогах лавок подышать свежим воздухом, другие спешили в ближайшие кабачки. Со всех сторон слышались песни и музыка.
Клеону этот день казался длинным, как год. Да что год! За всю свою жизнь не видел и не думал он так много, как в эти последние дни. Как хорошо и беспечно жилось ему, пока Дракил не навязал отцу тонкорунных овец!.. Что-то теперь дома? В этот час отец, наверное, возвращается с поля Дракила позади волокущих плуг волов… А мать и сестры? Сдержал свое обещание Дракил — оставил им хижину или отнял и ее? Что ему стоит обмануть! Он привык лгать. Может быть, мать и сестры пошли к отцу Пассиона? Или скитаются в горах и раскладывают сейчас костер у входа какой-нибудь пещеры, а потом всю ночь не будут спать, прислушиваясь к вою шакалов… И нет с ними мужчины, чтобы успокоить и защитить их: отец у Дракила, а он… Ох, если бы он тогда не убежал! Был бы он теперь в своей деревне и мог бы навещать мать. Ведь они с отцом должники, а не рабы, которые не смеют отлучиться из дома хозяина… Конечно, деревенские мальчишки, наверное, дразнили бы его рабом Дракила… Но как мог он из-за этого ослушаться отца! Вот теперь уж он на всю жизнь сделался рабом… если не удастся убежать к Спартаку. А как убежать? Где спрятаться? Его сразу поймают. Узнают по собаке. А он ни за что не оставит Льва в рабстве. Да и Спартаку он без Льва не нужен…
А вдруг дяди уже уплатили Дракилу долг и отец вернулся домой? Нет у них теперь ни олив, ни стада. Работать нужно вдвое больше, а с ними один Пассион. Что они думают о его судьбе? Оплакивают его смерть? Или Пассион убедил их, что Клеон ушел в горы к беглым рабам? И мать ждет каждую ночь — не проберется ли он в деревню повидать ее…
— Боги бессмертные, почему не удержали вы меня! — пробормотал Клеон и вдруг вспомнил, как упрекнул богов в жадности, когда после жертвоприношения пала еще одна овца. «Они все еще мстят мне за дерзкое слово, — подумал мальчик. — Теперь не пошлют они мне счастливый случай».
На глаза Клеона навернулись слезы. Лев нежно сжал зубами руку мальчика, державшую поводок. Нагнувшись к уху собаки, Клеон прошептал:
— Помнишь, как хорошо было дома?
Лев приподнял ухо, как бы прислушиваясь к словам хозяина, вильнул хвостом и лизнул его в щеку.
— Какие нежности! — захохотал один из полупьяных гуляк, проходивших мимо.
— П-пусть целуются… — заплетающимся языком сказал другой. — Пусть каждый… це… целует… ся… с кем… х-хочет.
Третий громко запел, аккомпанируя себе на цитре.
Что же сухо в чаше дно?
Наливай мне, мальчик резвый…
Только тут Клеон заметил, что они уже подошли к дому Станиена.
Глава 9. Гай капризничает
В вестибюле их встретила нянька:
— Куда вы пропали?… Гай не хочет ужинать, плачет и требует своего коня. Госпожа приказала привести к ней собаку и нового раба, как только они вернутся из города.
— А господин приказал, чтобы почтенный Хризостом явился к нему, — добавил остиарий.
По указанию Хризостома Клеон сложил в одной из комнат все, что он и Лев принесли из лавок. Удостоверившись, что покупки в порядке, домоправитель поспешил к Гнею Станиену.
— Ну, идем, идем скорее! — торопила Клеона нянька. — Гай не привык ждать.
Клеону казалось, что от толкотни и шума на улицах все у него внутри сморщилось и почернело — так он устал. Да и Лев тревожил мальчика: раненный в утренней схватке, целый день исполнял он непривычные обязанности — то верховой лошади, то вьючного мула… В конце концов он мог и взбунтоваться.
— Погоди минутку, — попросил мальчик. — Дай мне поговорить с собакой. Видишь, она устала.
— Мы все устаем, — пожала плечами нянька. — С рассвета до поздней ночи топчемся. Даже ноги к вечеру распухают.
— Но собака не человек, — возразил Клеон. — Она может рассердиться и укусить Гая. Дай же мне поговорить с нею!
— Да что ты глупости болтаешь! Где это видано, чтобы собака разговаривала с человеком?
— Конечно, не Лев будет говорить, а я, — усмехнулся Клеон. — Я скажу ему, чтобы он вел себя смирно, и он поймет. Не мне одному — всем вам будет худо, если случится беда с маленьким господином, — прибавил мальчик.
— Это правда, — согласилась нянька. — Ну скажи ему, чтобы не кусался. Только недолго болтай!
Клеон взял обеими руками голову Льва и, глядя ему в глаза, сказал:
— Тебе хотелось бы растянуться на теплых камнях в саду, правда?
Лев помахал хвостом.
— Но мы оба, ты и я, должны идти к маленькому Гаю и делать все, что он захочет. Понимаешь?… Нельзя ни рычать, ни огрызаться. Ты должен быть послушным и смирным. Понимаешь?
В атрий вбежала еще одна служанка:
— Неужели еще не пришли?… А, вот они! Идите скорее! Госпожа вас требует.
Обе рабыни, Клеон и Лев прибежали в комнату, где обычно принимали гостей, а сейчас хозяйка дома и пять или шесть рабынь старались развлечь валявшегося здесь на полу Гая. Он отворачивался от игрушек, которые подносили ему женщины, бил кулаками тех, кто особенно настойчиво за ним ухаживал, и вот уже больше часа плаксиво тянул одно и то же:
— Как смел Хризостом увести мою лошадь?… Хочу лошадь!
— Ну перестань, мое сокровище! — упрашивала мать. — Я накажу Хризостома, когда он вернется. На твоих глазах накажу… ему дадут десять ударов плетью…
— Хочу лошадь…
— Стыдно, Гай! — уговаривала Фульвия. — Мужчина должен быть терпеливым…
— Вот они, госпожа! — крикнула, вбегая, нянька.
Гай вскочил.
Если бы Панфилон не рассказал ему, как зла хозяйка дома, Клеону она показалась бы красивой. Теперь же, встретившись с ней взглядом, он почувствовал страх и поскорее отвел взор от серых ледяных глаз матроны.[75] «Точно изваяние из камня!»
— Пришли!.. Пришли!.. — радовался Гай. — Теперь давайте мне есть. И пусть лошадь и конюх ужинают со мной.
Няньки вопросительно смотрели на Фульвию.
— Делайте, как приказывает молодой господин, — сказала она и, прищурившись, обратилась к Клеону: — Уж не из Фессалии[76] ли ты, мальчик?
— Нет, — простодушно ответил Клеон, — я родом из Сицилии. Мой отец…
— Я не спрашиваю тебя о твоем родстве, — остановила его Фульвия. — Я хотела знать, не фессалиец ли ты, потому что уроженцы этой страны славятся как искусные чародеи, а ты просто околдовал маленького господина.