– Мой? – обрадовался мальчик. – Мой, как и те вещи наверху?
– Да, – сказал его дед. – Не хочешь ли посмотреть на него? Приказать привести сюда лошадку?
Щёки Цедрика всё краснели и краснели.
– Я никогда не думал, что у меня будет пони, никогда не думал. Как обрадуется Дорогая! Это вы дарите мне всё?
– Хочешь видеть лошадку? – повторил граф.
Маленький лорд глубоко вздохнул:
– Я хочу видеть её, но боюсь, что теперь у меня слишком мало времени.
– Ты думаешь, что тебе пора ехать к матери? Да? – спросил граф. – Ты думаешь, что этого нельзя отложить?
– Нет, – сказал Фаунтлерой, – она всё утро думала обо мне, а я – о ней.
– О, – воскликнул граф, – ты думал? Думал? Позвони!
В то время пока экипаж ехал по аллее под склонившимися ветвями, дед Цедди молчал. Но Фаунтлерой оживлённо говорил. Он пытался расспросить о пони. Какой он масти? Какого роста? Как его зовут? Что он больше всего любит есть? Сколько ему лет? Когда можно встать завтра, чтобы посмотреть его?
– Дорогая так обрадуется, – повторял он. – Она будет так благодарна вам за вашу доброту ко мне. Она знает, что я всегда любил лошадей. Но мы не думали, что у меня будет пони. У одного мальчика на Пятой аллее был пони, и он катался на нём верхом каждое утро, а мы, бывало, ходили гулять к его дому и смотрели на него.
Он откинулся на подушку и некоторое время с восхищением глядел на графа, не произнося ни слова.
– Я думаю, вы самый добрый человек на свете, – наконец с восторгом сказал он. – Вы постоянно делаете добро людям. Правда? И всегда думаете о других. Дорогая говорит, что самая лучшая доброта – это, не думая о себе, заботиться о других. И вы именно не думаете о себе…
Его сиятельство был поражён таким мнением о нём и не знал, что сказать; он чувствовал, что обо всём этом нужно подумать. Ему было так странно видеть, что простота ребёнка превращала все его недобрые, себялюбивые побуждения в великодушные и высокие чувства.
Между тем Фаунтлерой по-прежнему смотрел на него восхищёнными большими невинными глазами и продолжал говорить:
– Вы доставили счастье стольким людям. Подумайте: Микэль, Бриджет и их двенадцать детей, лавочница, Дик, мистер Гоббс, мистер Хигинс, миссис Хигинс и их дети, мистер Мордаунт (ведь он был очень доволен), Дорогая и я из-за пони и всего остального! Знаете, я считал на пальцах и в уме, выходит нас всех двадцать семь человек! Ведь это много – двадцать семь!
– И это я был добр к вам? – спросил граф.
– Ну конечно, вы сами это знаете, – ответил маленький лорд. – Вы всех нас сделали счастливыми. Знаете, – прибавил он с вежливым колебанием, – люди иногда ошибаются во мнении о графах. Вот ошибался и мистер Гоббс. Я напишу ему и скажу всё.
– А что думал мистер Гоббс о графах? – заинтересовался старый лорд.
– Всё дело в том, – ответил его спутник, – что он не знал ни одного графа, а читал о них в книгах. Он думал (только вы не сердитесь), что они кровожадные тираны, и говорил, что не хотел бы видеть их подле своего магазина. Но если бы он познакомился с вами, я уверен, он переменил бы мнение. Я расскажу ему о вас.
– Что ты ему скажешь?
– Я скажу, – ответил сиявший от восторга Цедрик, – что вы самый добрый человек в мире, что вы всегда думаете о других, делаете их счастливыми и что я надеюсь, когда я вырасту, сделаться таким, как вы.
– Таким, как я? – спросил старик, глядя на сияющее личико. Тёмный румянец пополз по его поблёкшей коже, и он внезапно перестал смотреть на маленького лорда, а выглянул из окна кареты и уставился на большие буковые деревья с красно-коричневыми листьями, блестевшими от солнца.
– Таким, как вы, – повторил Цедди и скромно прибавил: – Если сумею. Может быть, я недостаточно добрый, но я всё-таки постараюсь.
Карета катилась по широкой аллее под красивыми раскидистыми деревьями, мимо зелёных затенённых лужков и полян, залитых золотым солнечным светом. Цедрик видел красивые ели и колокольчики, качавшиеся на ветру. Стоявшие и лежавшие в густой траве олени смотрели своими большими испуганными глазами на проезжающий экипаж. Маленький лорд заметил в зелени коричневых кроликов. Он слышал хлопанье крыльев куропаток, пение птичек. И всё это казалось ему ещё красивее, чем накануне. Наслаждение окружающей красотой переполняло его сердечко.
– Я ДУМАЮ, ВЫ САМЫЙ ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК НА СВЕТЕ, – НАКОНЕЦ С ВОСТОРГОМ СКАЗАЛ ОН
Но старый граф видел и слышал совсем другое, хотя, казалось, он смотрел на те же ели, буки, лужки и цветы. Перед ним проходили годы его долгой жизни, в которой не было ни великодушных поступков, ни добрых мыслей. Он видел, как человек молодой, сильный, богатый и могущественный тратил свою молодость, силу, богатство только на свои удовольствия, бесполезно проводя дни, месяцы и годы. Он видел, что в старости остался одиноким, без настоящих друзей, одиноким посреди роскоши и богатства.
Его окружали люди, равнодушные к нему, боявшиеся его, льстившие ему. Среди них он не находил ни одного, кто бескорыстно, ничего не теряя или не выигрывая от его смерти, интересовался бы тем, жив он или умер.
Он смотрел на земли, принадлежавшие ему, и думал о том, как велики они, какое богатство дают ему и сколько людей живёт на них. Но из всех этих людей, бедных или зажиточных, вряд ли нашёлся бы хоть один человек, который назвал бы его добрым, как этот простодушный маленький мальчик.
Это были неприятные мысли даже для себялюбивого человека, который прожил семьдесят лет, не желая знать мнение о себе других людей, раз они не мешали ему спокойно жить и развлекаться. И действительно, он до сих пор никогда не размышлял обо всём этом. В его голове зашевелились новые мысли только потому, что ребёнок вздумал считать его лучше, чем он был на самом деле, и высказал желание следовать его примеру. Слова мальчика заставили графа задать себе вопрос: стоило ли его считать образцом?
Фаунтлерою показалось, что у графа снова болит нога, а потому он и сдвинул брови, глядя на парк. Заботливый мальчик старался не беспокоить его и молча любовался полянами, буками, елями и оленями. Наконец карета выехала из ворот парка и, прокатившись через зелёный луг, остановилась. Они приехали к Коурт-Лоджу. Цедрик соскочил на землю, едва лакей успел открыть дверцы.
Граф вздрогнул и очнулся от своих мыслей.
– Как? – воскликнул он. – Мы уже приехали?
– Да, – сказал маленький лорд. – Я подам вам вашу палку. Выходя, обопритесь на меня.
– Я не выйду, – резко возразил граф.
– Не выйдете, чтобы повидаться с Дорогой? – с изумлением спросил мальчик.
– Дорогая извинит меня, – сухо сказал граф. – Пойди к ней и скажи, что даже новый пони не мог удержать тебя.
– Ей будет очень жаль, – произнёс Фаунтлерой. – Ей, наверно, хочется видеть вас.
– Боюсь, что нет, – был ответ. – За тобой приедет карета. Томас, скажите Джефрису, чтобы он повернул обратно.
Томас закрыл дверцу. Посмотрев на деда изумлённым взглядом, Фаунтлерой побежал к подъезду. Граф увидел (как и мистер Гавишем в Америке), до чего быстро замелькали красивые сильные ножки маленького лорда. Очевидно, их владелец не хотел терять времени.
Карета медленно поехала обратно, но старый граф не сразу откинулся на спинку. Он всё ещё смотрел из окна. Сквозь деревья он видел дверь дома, она была широко раскрыта. Маленькая фигурка пролетела по ступеням, другая фигура – тоже маленькая, тонкая и молодая – выбежала ей навстречу. Цедрик бросился в объятия матери и повис у неё на шее, покрывая её нежное лицо поцелуями.
Глава VIIВ церкви
В следующее воскресенье утром в церкви собралось много прихожан. Мистер Мордаунт не мог вспомнить ни одного воскресного дня, в который церковь была бы так переполнена. Появилось много таких людей, которые редко слушали его проповеди. Были тут даже жители Газельтона – соседнего прихода. Пришли или приехали добросердечные загорелые фермеры и их толстые спокойные жёны с лицами румяными, как яблоки, в лучших своих шляпах и в самых нарядных шалях. И каждая вела с полдюжины детей.
Явились жена доктора с четырьмя дочерьми, а также миссис Кимси и мистер Кимси из аптекарского магазина, в котором делались пилюли и порошки для всей округи на десять миль кругом. На своих местах уже сидели миссис Дибл, мисс Смис – деревенская портниха; её подруга мисс Перкинс, мельничиха, восседала рядом с нею. Были тут и помощник доктора, и ученик аптекаря. Словом, в церкви присутствовали члены каждого семейства.
В течение предыдущей недели о маленьком лорде много толковали, рассказывая необыкновенные истории. Миссис Дибл принимала множество покупательниц, которые приходили в её лавку, чтобы взять иголок на одно пенни или тесёмочек и при этом послушать её россказни. Маленький колокольчик чуть не дозвонился до смерти, оттого что дверь каждую секунду то открывалась, то закрывалась.
Миссис Дибл отлично знала, как были убраны комнаты маленького лорда, сколько дорогих игрушек купили для него, какой красивый гнедой пони ждал его под присмотром маленького грума, какой хорошенький маленький шарабан с серебряной сбруей был приготовлен в сарае. Она также толковала о том, что сказали слуги, увидев ребёнка в вечер его приезда, о том, что все служанки пожалели хорошенького милого мальчика, разлучённого с матерью, и прибавила, что у них замерло сердце, когда он один пошёл в библиотеку к дедушке, не зная, как старик встретит его. А ведь характер его сиятельства мог заставить задрожать их всех, хотя у них сидели уже взрослые головы на плечах. Что уж тут было говорить о ребёнке? [7][8]
– Но, верьте мне или не верьте, миссис Дженифер, – болтала Дибл, – этот мальчик не знает, что такое страх, – так говорит сам мистер Томас. Он улыбнулся и заговорил с его сиятельством, точно они были друзьями со дня его рождения. Граф так удивился, по словам мистера Томаса, что мог только слушать и смотреть на него из-под бровей. И мистер Томас говорил миссис Бетс, что хотя граф очень недобр, мрачен и суров, но в глубине души остался доволен внуком, так как нельзя себе представить мальчика с лучшими манерами, хотя немножко похожими на манеры взрослых. И как он красив!