Тогда терпеливый Черпак спросил:
– Ну как же ты его водишь?
Маленький Лоскуток, услышав вопрос, снова крайне оживился:
– Я сажусь в начало паровоза, затем он трогается, затем он ускоряется, затем… А затем он приезжает в Ухань и останавливается… А потом опять трогается…
– Поезд сам, что ли, движется?
– Да, сам движется!
– А ты что? Руками ничего не трогаешь?
– Не трогаю. Он сам едет.
Черпак залился звонким металлическим смехом:
– Ну то есть, получается, поезд не ты ведешь? Так как, вообще-то говоря, если машинист ничего не будет трогать руками, то поезд не тронется с места. Это как с капустой: если я буду просто неподвижно лежать в котле, то она вкусно не приготовится. Это ты понимаешь?
Лоскуток разозлился:
– Не понимаю, так не понимаю! Вообще ничего не понимаю!
Лоскуток зажал руками нос, будто бы от Черпака исходил дурной запах. Только он никак не ожидал, что его нос опять заболит.
Глава 14Лоскуток просит рассказать историю
Увидев, что Лоскуток зажал нос, Черпак нахмурился. Не понимая, что совсем надоел Лоскутку, он обеспокоенно спросил:
– Ты простыл?
Лоскуток не ответил и лишь сильнее насупился.
– Кажется, ты простыл. Это совсем нехорошо! – сказал Черпак. – Тебе надо сходить к врачу. Простуда хоть и несерьезная болезнь, но может перерасти в тяжелое заболевание. Мы, черпаки, вообще-то говоря, не очень-то предрасположены к простуде, то есть…
Черпак продолжал свое монотонное бормотание, но Лоскуток его перебил:
– Я вовсе не простыл!
– А чего тогда за нос держишься?
– Из-за того… Из-за того, что от тебя пахнет отвратительным, вонючим рисовым супом! – выпалил Лоскуток.
Черпак обомлел и шепотом сказал сам себе:
– Вонючий рисовый суп! Ну ладно, вонючий, так еще и отвратительный…
Черпак замолчал ненадолго, потом протяжно вздохнул: «Эх!» Он долгое время не говорил ни слова.
Лоскуток расстроился: «Мои слова, должно быть, огорчили Черпака. Как-то совсем нехорошо вышло! Он ведь вовсе не плохой друг, надоедливый немного, но заботится о других. Плохо я с ним поступил, не следовало так…»
А Черпак и правда огорчился. Он не придал особого значения тому, как Лоскуток с ним поступил. Однако его слова заставили его вспомнить один печальный эпизод. От расстройства Черпак не произносил ни слова. Таков характер всех железных черпаков.
Наконец Лоскуток не выдержал и извиняющимся тоном спросил:
– Ну чего ты молчишь?
– Да так, вспомнил одну историю…
Услышав слово «история», Лоскуток воодушевился, он ведь так любил слушать истории! В детском саду он слышал, как няня Сяо рассказывала одну. До чего же увлекательной была та история! В ней говорилось про то, как однажды нарисованный желтый журавль слетел со стены; он пел и танцевал беднякам. А прохвост-богач поймал этого журавля, и тот больше не мог ни петь, ни танцевать. Богач разозлился и ударил его! Потом… Что же было потом? Лоскуток никак не мог вспомнить. Но в конце истории журавль обратил того негодяя в плесень. Той историей можно было заслушаться[3]!
– Ты можешь мне ее рассказать? – попросил Черпака Лоскуток.
– Рассказать-то могу, но я никогда никому о ней не говорил. И сейчас не очень хочу.
– Почему не хочешь? Если бы я мог рассказать историю, то рассказал бы.
Подумав, Черпак сказал:
– А ты падок до историй!
– Конечно! Среди нас, кукол, нет таких, кто не любил бы истории!
– Ну хорошо, раз уж ты так хочешь, я расскажу тебе.
– Ура! Ура! – радостно закричал Лоскуток. Он захлопал в ладоши, и Черпак начал свой рассказ.
Глава 15История черпака
Ты говоришь «вонючий рисовый суп». Я расскажу тебе о «вонючем рисовом супе». Не хмурь брови, этот рассказ не выдумки, а реальная история из моей жизни. В ней ни слова не придумано.
Эх! Вот ты говоришь рисовый суп, да еще «вонючий», глупая ты кукла! А знаешь ли ты, как трудно было раньше мне, ковшу, окунуться в рисовый суп?
Это долгая история.
Моя фамилия Го. И среди черпаков тоже есть знаменитости: моя фамилия досталась мне от отца – кузнеца по фамилии Го. Он был сильным, с квадратным багровым лицом, широкими плечами и грудью. Его руки были подобны железным палкам. Он мог целый день махать огромным молотом весом в несколько десятков килограммов. Тогда капли пота, словно дождь, с шипением падали на каленое железо.
Особенно искусно мой отец умел ковать железные черпаки. Он также чинил сельскохозяйственные орудия, но денег за это с односельчан не брал. Жил он, в основном, за счет продажи черпаков, которые были отменного качества. Не только земляки восхищались им, но и приезжие хвалили его мастерство. Все называли его «Большой Черпак Го». Земляки любили и уважали его не только за золотые руки, но и за доброе сердце. Он был трудолюбивым и скромным.
Однажды кузнец Го выковал большой черпак, который вышел у него особенно красивым! Даже сам Го изумился: как это ему удался такой красивый черпак. Смотрел он на него, смотрел, да и не решился продавать, а подарил своему старшему брату.
Этим красивым черпаком был я. Ты смеешься? Но это не я сказал, а сам честный кузнец Го. А он никогда не врал.
И вот я переехал в дом к старшему Го и с этого момента жил в бедной тростниковой хижине. Таков был дом старшего брата.
Старший Го был таким же, как и брат, высоким и рослым, здоровым, как бык. Целыми днями он мотыгой обрабатывал землю, а дома оставались его жена и дочь.
Дочку звали Я-я, ей было всего четыре года, и это была удивительная девчушка. У нее было очаровательное худое личико и черные красивые глаза. Мама заплетала ей две маленькие тоненькие косички и вплетала в них две красные ленточки. Узнав, что меня привезли, Я-я очень обрадовалась. Их семья была бедной, у Я-я не было ни одной игрушки, да и поблизости не было других детей. Мама была занята по хозяйству и не имела ни минуты свободного времени, чтобы поиграть с ней. Я-я играла сама с собой. Она стала нагружать меня галькой, привязывала веревку, таскала по лежанке и тихонько напевала.
Я везу тележку
К бабушке домой.
В той тележке камни —
Их взяла с собой.
У бабушки лачужка,
Там братик мой живет:
Кушает лепешки
И в гости меня ждет.
К сожалению, маленького братика Я-я рано не стало. К моменту, когда я появился у них дома, он заболел. У семьи не было денег на врача, да и питался он очень плохо, вот и умер. Его обернули в циновку, чтобы похоронить, а маленькая Я-я не понимала, что ее брата не стало.
– Мама, а куда вы отправляете братика? – хлопая глазами спросила она.
Мама опустила голову и долгое время молчала.
– Мы отправляем его к бабушке погостить несколько дней…
– Пусть братик не уезжает! Если он уедет к бабушке, кто будет со мной играть?
– Братик голоден, а бабушка приготовит ему лепешек! – расплакалась мама.
– Ма-а-ам, я тоже хочу поехать. М? Я тоже голодная и тоже хочу лепешек!
– Я-я, не упрямься, слушайся маму. Через несколько дней твой папа отвезет тебя на телеге к братику.
Я-я посмотрела на младшего брата. Он неподвижно лежал на циновке и не говорил ни слова.
– Мама, а почему братик ничего не говорит?
У матери из глаз катились слезы:
– Твой братик… Он спит…
Мать закрыла рукой лицо и обняла сына.
Малыша похоронили у подножия горы, и он никогда больше не возвращался. Я-я не знала этого и часто вспоминала брата, а вспомнив о нем, принимались играть со мной, напевая:
Я иду к лачужке,
Там бабушка живет.
Похлебки наварила,
С братом меня ждет.
Мне нравились маленькая Я-я и ее мама, она обращалась со мной хорошо. Чтобы я не покрылся ржавчиной, она каждый раз намывала меня дочиста и насухо вытирала полотенцем. Еще лучше со мной обращалась маленькая Я-я: она играла со мной каждый день. Я в те годы тоже был еще маленьким и любил игры. Мы стали очень близкими друзьями.
Лишь отец Я-я обращался со мной плохо. Уж не знаю почему, он с утра до вечера ходил злым: злился на дочь и жену и с силой швырял меня на землю. Однажды он чуть не сломал меня пополам. Он кричал, что «жирующие сановники-прохвосты» выпили всю его кровь.
Когда старший Го швырял меня, я всегда вспоминал о его брате – о моем отце, кузнеце Го. Как же добр он был ко мне! Однако кузнец Го уже давно не приходил.
Вернувшись однажды домой, старший Го зарыдал. Я страшно перепугался, так как подумал, что он опять будет меня швырять. И впрямь, он схватил и посмотрел на меня: его глаза были налиты кровью. Его руки затряслись, от страха задрожал и я. Однако, на удивление, в этот раз он не швырнул меня, а лишь бездумно смотрел. Смотрел-смотрел, а затем разрыдался во весь голос:
– Мой брат, моя родная кровь! Раз стал солдатом, так будь им, зачем надо было бежать?!.. Ох… Я виноват перед тобой, виноват! Если бы у меня были деньги, я бы выкупил тебя, и тебе не пришлось бы совершать это преступление!
Потом я услышал разговор старшего Го с женой и узнал, что кузнец Го был арестован и отправлен солдатом в армию. С полдороги он сбежал, но его поймали чиновники и расстреляли!
Тогда я разрыдался от горя. Кузнец Го был таким прекрасным человеком! Он создал меня, он был моим отцом!
Удивительно, но с этого дня старший Го начал обращаться со мной особенно хорошо. Он уже не только не швырял меня, но и заботился! Он часто сжимал меня в теплых руках и пристально рассматривал: посмотрит и начинает плакать. Он обходился со мной так же хорошо, как и мама Я-я, нет, даже еще лучше. Иногда она забывала меня вытереть, и он говорил:
– Мать, берешь черпак – не забывай вытирать его насухо, чтобы ржавчины не было!
А когда Я-я играла со мной, он так же настойчиво просил ее: