– Я-я, аккуратнее, не погни его!
Все относились ко мне хорошо, и я жил счастливо в этой бедной семье.
Лоскуток дослушал до этого момента и, не выдержав, перебил:
– Эта история не о рисовом супе! Разве ты не обещал рассказать историю именно о нем?
– Лоскуток, не спеши, слушай дальше!
– Хорошо!
И Черпак продолжил свой рассказ.
Глава 16Одна порция рисового супа
Ты сказал, что я весь в «вонючем» рисовом супе. «Вонючим супом» можно назвать то, что я готовил в семье старшего Го. В котле с трудом можно было отыскать хотя бы несколько зерен, варили, в основном, дикие растения и листья. Ты бы точно назвал это «вонючим супом». Я пробыл в доме Го один год и весь этот год семья питалась лишь им.
Старший Го днями напролет работал в поле словно вол, и всё же его домочадцы не ели настоящей еды. Что до меня, то я все так же изо дня в день готовил суп из диких трав.
На второй год я уже и этот «вонючий суп» не готовил. Ни у кого не доходили руки вытереть меня, да, если честно, это и не требовалось: стояла страшная засуха, и я просто не мог заржаветь. Солнце было подобно огненному шару, висевшему в небе. За полгода ни разу не пошел дождь.
Старший Го все время возвращался домой с удрученным видом. Мать уходила за десятки ли[4] в поисках диких трав. Я-я отрешенно сидела на лежанке, у нее уже просто не было сил со мной играть.
После прошлогодней осенней жатвы старший Го все же смог принести в дом некоторое количество зерна, а в этом году и того не было. Я слышал, что урожай был скудным, да и его весь забрали жирующие сановники-прохвосты.
Поначалу мне было, чем заняться. Мной в котле готовили суп из диких трав и разливали по трем треснутым пиалам. К весне же второго года работы у меня не стало: я лежал на крышке котла, покрытой пылью. Никому до меня не было дела.
Маленькая Я-я от голода что-то хватала и тащила в рот, кажется, это было что-то съедобное. Она была умницей! Она понимала, что если заплачет или зашумит, то папа с мамой расстроятся еще больше, и поэтому потихоньку прикусывала губы зубами. Лишь когда родителей не было дома, она ложилась на лежанку и беззвучно плакала. Поплачет-поплачет, да и уснет. А во сне бормочет:
– Братик, поделись лепешкой…
У меня было очень тяжело на душе. Я правда хотел приготовить ей что-нибудь поесть, но из чего?
Однажды старший Го вернулся с улыбкой на лице. Мне показалось это странным, так как за год с лишним я не видел его улыбающимся. Чему он был так рад? Я посмотрел на его руку: в ней была пригоршня непонятно чего.
– Мать! – радостно сказал старший Го. – Я раздобыл эту большую горсть. Все говорят, что она поможет преодолеть голод. Отвари, посмотрим, хороша ли она!
Здорово, у меня появилась работа! В котле, наполовину наполненном водой, я размешивал это «что-то» то ли белого, то ли желтого цвета. Вода постепенно нагревалась, и оно постепенно разбухало. Я мешал изо всех сил, издавая неприятные скрипучие звуки. Неужели это съедобно? Выглядит попросту как кусок глины!
Маленькая Я-я воодушевилась: она лежала на циновке и с надеждой смотрела на котел. В ее иссиня-черных глазах поблескивал свет.
Глина сварилась. Я зачерпнул ее из котла и разлил по трем треснутым пиалам.
Я скрипел этой жижей в котле еще несколько дней подряд. Они все это время ели этот глиняный отвар, надеясь хоть немного утолить голод, но в конце концов окончательно обессилели.
Я-я лежала на лежанке в абсолютной тишине с закрытыми глазами. Ее мать поднялась, потрогала лицо девочки и поняла, что та плачет.
– Я-я, милая Я-я, – тихонько сказала мама. – Не плачь… не плачь…
Однако она и сама заливалась слезами, понимая, что Я-я истощена от голода. Душа ее была не на месте. Если бы луну и звезды можно было съесть, то она взобралась бы на небо и сорвала бы их для своей маленькой дочери. Как было бы хорошо, будь у них немного еды – хоть несколько зерен. Еда, еда, только она может спасти жизнь Я-я!
– Что же… – еле слышно сказал старший Го. Он уже не злился и с трудом говорил.
– Отец… – сказала мама. – Сходи к прохвостам-чиновникам, попроси хоть что-нибудь! Посмотри, может, у них есть остатки еды хоть на одну порцию…
Старший Го ничего не ответил.
– Сходи, отец! Мы умрем с голода! А ведь Я-я всего пять лет…
Старший Го тяжело вздохнул и медленно слез с лежанки. Он схватил меня и еще очень долго тяжело дышал, опираясь о стену. Наконец он с усилием распрямился и, шатаясь, вышел из дома.
Мы шли и шли. Шли очень долго и наконец подошли к воротам большой усадьбы, находящейся очень далеко от дома старшего Го. Он упал и пополз по высоким ступенькам. Мной он стал стучать по черным латунным воротам.
Ворота чуть приоткрылись, из них высунулся рослый детина с дубинкой в руках и пробежал по нам взглядом. Сначала он подумал, что кто-то пытается украсть зерно, и никак не ожидал встретить человека, еле стоящего на ногах!
Старший Го протянул меня и дрожащим голосом сказал:
– Наша… Наша Я-я… Она умирает от голода! Проявите милосердие, дайте немного рисового супа, чтобы спасти ее жизнь…
Старший Го с трудом встал на колени и поднял меня высоко над головой.
Как это унизительно – стоять на коленях перед другими! Но все же я был готов закрыть глаза на многое ради Я-я.
За воротами мелькнул толстяк в маленькой круглой шапочке.
– Ого! Вот так новости! Наша семья что, открыла благотворительную столовую? Убирайся отсюда!
Хлоп! – черные ворота плотно закрылись.
Эх ты, несмышленая кукла! Как же трудно раздобыть всего лишь порцию рисового супа – супа, который спасет жизнь!
Я не поживился там ни одним рисовым зернышком; так мы и отправились домой. По пути я держал глаза плотно закрытыми: я боялся смотреть на лицо старшего Го. Боялся смотреть на умерших от голода людей на дороге.
Маленькая Я-я уже не плакала: она, как и ее братик, тихо умерла.
Два дня спустя ее мать тоже не встала с лежанки. Старший Го укрыл их порванной циновкой, а сам, спотыкаясь, вышел из дома. Я знал, что он больше не вернется, и что было сил закричал: «Не уходи! Возьми меня с собой!» Но казалось, что старший Го уже больше ничего не слышал. Он так и оставил меня лежать в одиночестве на крышке котла.
Несколько дней спустя, в полдень, я услышал за дверью звук шагов, и звук этот становился все ближе. Кто это? Неужели старший Го вернулся?
За дверью мелькнул силуэт. О! Это тот рослый детина, что выглядывал из-за черных ворот с дубинкой в руках. Он рыскал от дома к дому в поисках, чем бы поживиться, ведь во всех тростниковых хижинах уже не осталось людей. Детина прошел внутрь, глазами обшарил каждый угол и злобно выругался: «Вот же беднота, ничего нет!»
И тут он заметил меня. Он подбежал, схватил меня и ударил по крышке котла: «Ну а вот эта вещица сгодится!» Он засунул меня в котел и вместе с ним вынес из дома.
Увы! С тех пор моя жизнь изменилась. В доме чиновника-прохвоста я выполнял много всякой работы: жарил огромное количество свиного жира, мешал белоснежный рис. Но я испытывал отвращение к этой жизни! Вкус той еды был каким-то неправильным, с привкусом крови.
Я всегда вспоминал старшего Го, надеялся когда-нибудь встретить и вновь жить с ним. Я понимал, что он, скорее всего, как и несчастная Я-я, умер от голода и лежит где-нибудь на обочине дороги, но об этом я не хотел думать.
Хнык, хнык!.. В течение всего рассказа глаза Лоскутка были на мокром месте. А в конце он и вовсе разрыдался. История Черпака потрясла Лоскутка, и он все рыдал и рыдал.
Хотя на душе у Черпака тоже было тяжело, он не плакал. Он был погружен в собственный рассказ и совсем не обращал внимания на переживания Лоскутка. Услышав же его рыдания, Черпак лишь тяжело вздохнул, но больше ничего не сказал.
– Ты плачешь? – спустя, кажется, вечность спросил Черпак. Его всегда звонкий голос в первый раз прозвучал так тихо.
– Я… хнык… Я не… хнык… Я не плачу…
– Если ты не плачешь, тогда вытри слезы!
– Я совсем не плачу, и слез у меня совсем нет… – ответил Лоскуток, вытирая лицо, и немного погодя спросил: – Если бы у старшего Го была еда, то малышка Я-я не умерла бы, да?
– Конечно! – ответил Черпак.
Лоскуток ничего не говорил и все думал про себя. Черпак тоже не нарушал молчание. Спустя долгое время Лоскуток вздохнул:
– Эй, ты чего молчишь?
– Я устал говорить.
– А потом?
– Что потом?
– Ну, история! Что потом-то?
– Потом… А потом все кончилось!
Лоскуток, не поверив, закачал головой:
– А будто бы не кончилось.
Черпак звонко рассмеялся. Лоскуток, глядя на него, рассмеялся тоже:
– Не обманывай. Ведь не кончилось?
Черпак перестал смеяться и снова продолжил свой рассказ.
Глава 17С головы до ног в рисовом супе
Я прожил более десяти горестных лет в доме чиновника-прохвоста. В году триста шестьдесят пять дней, вот и считай, как много дней за десять с лишним лет! Но не было и дня, чтобы я не вспоминал старшего Го. Я все надеялся, что смогу встретиться с ним.
И вот однажды на кухне оказалось очень много людей в рубищах. Они открыли сервант, вытащили меня и положили в большую корзину.
Я был очень удивлен: что же происходит? Куда они меня тащат?
Меня вместе со многими другими предметами принесли на площадь и разложили на солнце. Небо было такое голубое, такое чистое, а солнце такое яркое! Я уже очень-очень давно не видел солнечного света, и мне стало так радостно на душе! Рядом со мной лежали и другие вещи: большой красный сундук, большой черный комод, ватные одеяла, халаты на меху…
По площади кружило много людей, их становилось все больше. Они, как и домочадцы старшего Го, были одеты в обноски. Люди были такие веселые: разговаривали друг с другом, смеялись, пели песни, шумели. В толпе туда-сюда, играя, сновали дети, путаясь у взрослых под ногами. За всю мою жизнь я и не знал, что люди могут так веселиться.