Дверь взорвалась под натиском бешеной силы, разлетелась в щепы, и в проем влетело сразу несколько светлячков, заполнив сумрачное пространство дома неярким мерцанием. Я завороженно смотрела, как в домик входят лорд Ронан, Алаис Бриннэйн, Джарлат Аерн, Нарвис, охранник, кто-то еще. Смотрела, как резко вскакивает Кин, загораживая меня собой. В его руках искрятся сгустки силы. Нейс больше всего сейчас был похож на хищника, защищавшего свое логово. Алаис делает едва заметный пас, и Кин падает, повязанный заклинанием по рукам и ногам. Ормондт не сводит с меня глаз, Джар тоже. В глазах ректора гнев. В глаза Джара прячется столько всего, что я не выдерживаю и отворачиваюсь. Аерн перевел взгляд с моего полуобнаженного тела на поверженного приятеля, который изо всех сил стремится освободиться. Нарвис быстро подошел ко мне и поднял с кровати.
— Испугалась? — спросил он, и я гулко сглотнула, чувствуя, как пересохло во рту. — Все закончилось, пойдем.
Как закончилось? Да ведь только началось! И опять меня остановили на половине пути, сейчас, когда я уже начала мурлыкать. Не могли прийти раньше или позже, но почему именно сейчас?! У-у-у, ненавижу всех котов вместе взятых. Я вырвалась из рук Нарва, прошла мимо ректора, остановилась рядом с Джаром, бросив на него оценивающий взгляд. Потом тряхнула головой и вышла из домика.
— Студент Нейс, — донесся до меня обжигающий холодом голос ректора. — Вы больше никогда не подойдете к госпоже Коттинс.
— Вас это не касается, — голос Кина звенел от ярости.
— Касается, — все так же, чеканя каждое слово, ответил Ормондт. — Марсия находится под моей личной защитой. То, что вы можете ей предложить порочит честь порядочной леди. Повторяю, вы должны оставить эту девушку в покое. А за ваше поведение и угрозы во втором общежитие, вы отправляетесь на сутки в карцер. Увести.
Я перестала прислушиваться и пошла дальше. Нарвис догнал меня, накинул пальто и обнял за плечи.
— Спасибо, Нарв, дальше мы сами, — Джарлат перехватил меня у долговязого.
Тот спорить не стал, но пошел рядом. Джар несколько недобро взглянул на него, и Нарвис, махнув рукой, ушел обратно к Сильвии.
— Он тебя обидел? — спросил мой спаситель.
Кровь еще клокотала, и я порывисто обернулась к молодому лорду.
— Поцелуй меня, Джар, — потребовала я.
Первая обняла и прижалась к нему, потянувшись к губам. Но тут же за спиной раздался ледяной голос.
— Я бы не стал этого делать.
— Катись к псу под хвост, Ормондт, — ответила я, продолжая тянуться к Джару, поднявшего глаза на ректора.
Меня моментально выдернуло из рук Аерна и кинуло к ректору. Сразу полыхнул портал, и я приземлилась на полу ректорского дома. Ну, все, это предел! Так обращаться со мной, со мной! Да я ему… Вскочила с пола и рванула к двери. Выскочила на улицу, оглянулась и побежала к себе в общежитие. Ну, ты у меня еще попляшешь, лорд Хамло.
* * *
Моя комнатка встретила меня стерильной чистотой, порядком и домовым Оли, развалившимся на кровати. Я мельком взглянула на него, а потом сделала то, что так часто делала Сильвия, запустила сапогом вдоль всей комнаты, затем отправила в полет второй, стянула пальто и, раскрутив его над головой, запустила в сторону стула. Стул обалдел от подобной встречи с предметом моего гардероба и рухнул в обморок, утянув за собой и пальто. Я стремительно прошла к кровати, бухнулась на нее, буркнув:
— Привет, Оли, двигайся.
— Хулиганишь? — сурово сдвинул брови домовой.
— Надоели, — коротко ответила я, и Оли откинулся на соседнюю подушку.
— Поня-атно, — протянул он. — Мне вот тоже.
Мы полежали молча, глядя в потолок. Домовой тяжело вздохнул, я тоже. Потом вздохнула я, и теперь Оли поддержал меня. Потом мы отвернулись друг от друга и снова вздохнули.
— Вот чего ему от меня надо, если все время держит на расстоянии? — вопросила я пустоту.
— Дурак, потому что, — ответила пустота голосом домового.
— То гладит, то за шкирку берет и шипит, — продолжала жаловаться я. — А еще книгу отобрал, а она моя!
— Харя противная какая, — поддакнула опять пустота.
— Вот-вот, — кивнула я.
— А я ему говорю, убери рапиры, в конце концов, а то об колено переломлю и с глаз долой выкину, — пожаловалась пустота все тем же голосом Оли. — А он говорит, рискни, я тебе бороду отрежу.
— Пес блохастый! — возмутилась я.
— Вот-вот, — согласилась пустота.
Мы повернулись с домовым лицом друг к другу и печально вздохнули, потом опять отвернулись.
— А этот, — начала я, — в свой замок водил, с родителями познакомил, а отец его меня избранницей назвал. Вот, что это значит?
— Замуж позвать хочет, — отозвались из-за спины.
— Я уже там была, мне не понравилось, — ответила я. — А он нравится, даже помурлыкать для него хочется, а он…
— Чтоб их чирьяками окидало, — посуровел домовой, и мы опять повернулись друг к другу лицом.
— Правильно, — кивнула я, и мы с Оли сели на кровати.
— А у меня самогоночка есть, вчерась наварил, будешь? Могу корень валерианы подкинуть, — предложил домовой.
— Не, она меня уже не берет. Неси свою само-чего-то-там, — согласилась я, соображая, что бы это значило.
Домовой исчез, но вскоре вернулся, таща бутыль чуть ли не с себя ростом. Я помогла поставить ее на стол, и Оли снова исчез. Вернулся с банкой солений, салом и дымящейся картошкой. Посуду взяли мою, и разлили по кружкам, потому что ничего другого питейного у меня не имелось.
— Чтоб им пусто было, а нам хорошо и радостно, — провозгласил домовой, поднимая кружку. Да-а, достали домового, раз такие тосты говорит.
— Точно, — поддакнула я, и мы выпили.
Это было не вино, совсем не вино. Вкус странный, но мягкий, зато крепость… Я закашлялась, и Оли сунул мне ложку соленых грибочков, чтобы закусила. В голове сразу зашумело, и я некоторое время приходила в себя. Домовой покачал головой. Ну, не привыкла я к этой самодряни. А потом пошло, как маслу, и мы, перебивая друг друга, изливали свои горести. Потом Оли пел похабные песни, потом пела я, что знаю. Потом мы пели вместе, очень громко и очень старательно. Затем домовой притащил гармонь, и мы еще пели и плясали, не обращая внимания на стуки в дверь и в пол.
— Я их слушал, теперь пущай они меня слушают, — ревел пьяный, но разудалый домовой. — Жги, кошка!
— Ой, жгу, миленький, — орала я, от души топоча ногами по полу, пытаясь воспроизвести деревенские пляски. — И чтоб их всех пес задрал!
— А и верно, — гоготал Оли. — А рапиры я его все одно переломлю об колено.
Я остановилась, проникаясь окончательно духом дурноватого и бесшабашного веселья.
— Идем! — крикнула я.
— Куда? — опешил домовой, остановив кружку у самого рта.
— Мстить! — огласила я.
— Идем, — кивнул он.
Оли подал мне мою кружку, мы выпили и направились к двери. Пол вообще издевательски качался, и домовой решил сегодня же ночью дом переделать. Мы ударили по рукам, подошли к двери, и она сама распахнулась. Прикрыв для верности один глаз рукой, чтобы разглядеть наглеца, который вторгся в мои владения, я опознала ректор. Тот скрестил руки на груди, скептически вскинул бровь и с интересом рассматривал, как мы с домовым не даем друг другу упасть.
— А это он со мной мяукал, — сдала я ректора со всеми потрохами.
— Он?! — изумился Оли. — Ну, я тебе, шкодник, — он потряс кулачком. — Спать честным людям не давали, ишь ты, котяра мартовский. — Затем приложил ладошку к губам и громко прошептал. — Кошка, так это же ректор.
— Он, — я торжественно кивнула и упала в руки Ормондта, потому что домовой меня больше не поддерживал, он грохнулся на свой упитанный зад, изумленно икнув.
Лорд Ронан окинул внимательным взглядом комнату, остановился на бутыли самогона, теперь еще и хмыкнув скептически.
— Представление окончено, — провозгласил он неизвестно кому, — можете расходиться, господа преподаватели. А с вами, госпожа Коттинс, мы поговорим позже.
— Я с тобой вообще не разговариваю, — ответила я. — Никогда.
— Расходитесь я сказал, — ледяной тон ректора тут же расчистил коридор.
Ормондт вошел в мою комнату, закрыв за собой дверь. Домовой, предатель, уже успел раствориться, и я осталась один на один с лордом Ронаном. Мой боевой настрой никуда не испарился, но временно был накрыт толстым слоем самогона, потому ругаться я не стала, а просто уткнулась в сурового лорда и моментально уснула.
Впервые в жизни я испытала это странное чувство, когда ночью просыпаешься и не можешь понять, где ты и как тут очутился. Глаза открылись как-то резко, и я уставилась в темноту перед собой, пытаясь узнать силуэты мебели. Было в этих самых силуэтах что-то очень знакомое. Я порывисто села и охнула, ощутив: во-первых, сильную головную боль, а во-вторых, странную сухость во рту. Пить хотелось неимоверно, а еще так же сильно хотелось умереть, потому что так плохо мне не было никогда в жизни. Я осторожно встала с кровати и пошла к двери, которая легко угадывалась во мраке комнаты по полоске света, пробивавшейся снизу. Дойдя до этой двери, я приоткрыла ее и недовольно поморщилась. Дом ректора. Вопрос, как я тут оказалась? Смутно вспомнилась собственная комната и голос ректора, требующий разойтись. Тогда следующий вопрос: кому разойтись? Мне? И куда я должна была разойтись? Вообще странная формулировка. Если я единый организм, то разойтись никак не могу, не порваться же мне.
От всех этих мыслей еще сильней разболелась голова. Я тихо застонала, хватаясь за виски и побрела дальше. Раз я знаю, где я, значит, знаю, где есть вода. Стоп, а вода есть в моей комнате, в ванной. Но в холодильном шкафу у Бидди, наверняка, припрятан графинчик с морсом, таким кисленьким и холодненьким. От этой мысли пить захотелось еще сильней, и я облизала губы. До кухни еще идти и идти. Ох, мама Феня, мама Феня, жизнь моя кошачья. Тяжело вздохнув, я дошла до лестницы вниз и остановилась, услышав тихие голоса. Хотела было пойти мимо, но развернулась и подкралась к приоткрытой двери, страдая еще и острым приступом любопытства.