Приключения обезьяны (сборник) — страница 82 из 92

Скетч

Комната. Диван. Стол. На столе – громкоговоритель. На диване – ЧЕЛОВЕК в ночных туфлях. Читает газету.


ЧЕЛОВЕК (раздраженно). А ну их! Пишут – сами не знают чего. Кажется, в каждом явлении хотят увидеть политику, классовое лицо, пятое-десятое, черта в стуле… (Бросает газету.) А ну их, знаете ли… Спокойно отдохнуть не дают. (Вскакивает. Подходит к радиоприемнику. Поворачивает регулятор. Снова ложится на диван.)

РАДИО. …причем лучше всего менять солому ежедневно. Тельную корову не следует, кроме того, поить холодной водой. Это отра…

ЧЕЛОВЕК. Еще чего!

РАДИО. …жается как на качестве молока, так и на…

ЧЕЛОВЕК. Завели волынку…

РАДИО. …состоянии здоровья тельной коровы. А также может вызвать…

ЧЕЛОВЕК (вертится на диване). А, черт!

РАДИО. …заболевание внутренних органов, что нередко…

ЧЕЛОВЕК (вращается на диване). О, черт!

РАДИО. …выводит корову из строя…


Человек зарывается головой под подушку. Потом вскакивает и в раздражении бросается к радио.


И мы горячо рекомендуем…

ЧЕЛОВЕК (закрывает радио). «Рекомендуем»! А мне плевать хочется, чего ты рекомендуешь… Дураки!.. Ослиные морды!.. (Снова ложится на диван.) Хочется отдохнуть, а тут слушайте ихние коровьи бюллетени. Что я – колхозник или кучер, что мне про коров слушать дают… Нет, это только у нас может быть такое неуважение к отдыхающей личности… Вот, например, за что я люблю Европу, вот там этого не может быть. Там и социальная революция произойдет, и то про коров не будут нашептывать. (Смотрит на радио.) Попробовать разве Европу поймать, отдохнуть? Да нет, черта с два. Небось, наши миляги весь эфир заняли под свои коровьи беседы… А вот, например, скажи я кому-нибудь, дескать, люблю буржуазную Европу. Тут мне намнут холку, покажут кузькину мать. Странно, скажут, подозрительно. А нет ли, скажут, у вас попа в родстве? Классовое лицо начнут шарить, пятое-десятое… А при чем тут классовое лицо? У меня просто критическое отношение к вещам. Я не имею слепого преклонения перед буржуазным строем. Если у них хорошая вещь, я говорю – хорошо, плохая у них вещь, я говорю – ничего себе… сойдет… Ладно… Только давайте. При чем тут классовое лицо?.. А ну их с ихней диалектикой. Только башка пухнет… Отдохнуть, что ли… (Подходит к столу. Поворачивает рычаг репродуктора.) Да разве от них отстроишься… 0… о… Позвольте… Ого… Есть… Красота…


Слышится какой-нибудь фокстрот или танго. Установку можно сделать – патефон за сценой. Хорошая слышимость необязательна. В данном случае музыка почти условна.


Вот видите. Вот мотив… чудно. Душа отдыхает. Это вам не коровьи рассуждения про телят и быков. Вон как наворачивают… тру-ру-ру-ру-ру… (Танцует.) Вот она, старая волшебница Европа. Это еще не видать, что там делается… А если на минуту представить себе картину. Ого! Европа. Бар. Мужчины в смокингах. Манжеты. Лорнеты. Пятое-десятое. Элегантность… (Показывает, заплетаясь в своих войлочных туфлях, походку, жесты, движения.) Толкают вежливо, с улыбкой… А у нас… Интересно, какая это страна? Может быть, черт возьми, сама госпожа великая Франция? Париж. Этакие дамочки вьются. Француженки. Легкость отношений. Всюду французская речь: пардон, мерси боку, кес ке се… На таком языке минуты две поговорить – и жить хочется. Дает бодрую зарядку. Бонбон… Бонтон… Бонфрер… А у нас – корова. Солома. Кобыла. Холера. Фрикаделька… Да, отсталая страна. Азия… Вот, скажем, язык. А как его перегонишь? Красавец язык. Пермете моа де ките ля клясс. Кома н сапле ву. Нет, язык не так уж красив. Некоторые выражения даже русские обороты речи напоминают. Но зато вежливость… А, закончили. Перерыв. Хороший мотивчик, черт их дери. Хорошая вещь, я всегда скажу – хорошо.

РАДИО. Говорит Москва.

ЧЕЛОВЕК. М-Москва?

РАДИО. Опытный передатчик Наркомпочтеля.

ЧЕЛОВЕК. Как? Почтеля?.. Это что ж?.. Наши… Значит…

РАДИО. Волна семьсот сорок и восемь десятых метра.

ЧЕЛОВЕК. А, черт! (В крайнем раздражении бросается на диван, зарывает голову под подушку. Не слышит дальнейших слов, сказанных по радио.)

РАДИО. Вы прослушали трансляцию заграничной станции из Стокгольма. Через одну минуту слушайте продолжение трансляции. На одну…

ЧЕЛОВЕК (высовывает голову из-под подушки). Ах, черт возьми! Как это я, дурак, ошибся.

РАДИО. …минуту перерыв.

ЧЕЛОВЕК. Черт возьми, даже странно. Я думал – заграница, а это наши забавляются. Главное, меня смутил развлекательный мотив. Гм. Тоже. За ум схватились. Понимают, что на одних коровах далеко не уедешь. Заграницу копируют… Все-таки большой сдвиг наблюдается. Легкую музыку дают. Этакий веселенький, но пошленький мотивчик. Да, собственно, не так и веселенький. Тру-ру-ру да тру-ру-ру… О… о… опять начали… Скажите, пожалуйста… Тоже… Веселье разыгрывают. Главное, уменья на грош, а туда же. И фальшивят же… фальшивят-то как… А, черт, визг какой! Не могут эфир очистить. Это уж лучше бы про коров говорили. Не так раздражает. Тот еще мотивчик был ничего себе, а этот просто определенная дрянь. И вот спроси их – что можно под эту музыку делать, а? Разве что коров доить. (Делает неуклюжие па.) Нет, не умеют у нас… Не умеют. Азия… О, фальшивят как. Кто в лес, кто по дрова. Один – тру-ту-ту, другой – тю-тю-тю. А вместе – шиш и безобразие. Главное, музыкантов не видать, а вот чувствуешь, что сброд сидит. Так и чувствуешь – сидят этакие в толстовках, ноги растопырив. Морды небритые, рожи такие, лапы грязные. Бухают в свои инструменты – кто во что горазд… Капельдука, этакий брюхастый курицын сын, тыкает своей палочкой туда и сюда. И думает – артист. Композитор. Вагнер. Только, сволочь, сбивает музыкантов… Нет, вы поглядите, какую анафемскую музыку разводят. Рявкают – только народ раздражают. А, черт! Как нарочно, для расстройства нервов. Башка лопается. (Ложится на диван. В раздражении вертится.) Какое-то дикое завывание. О, черт! А, черт! (Кладет подушку на голову. Лежит неподвижно. Снова приподымает голову.) Играют еще. Тьфу, ей-богу. Какофония какая-то. Мазурики.

(Снова кладет подушку на голову. Покрывается толстым платком. Лежит в таком виде и не слышит слов по радио.)

РАДИО. Говорит Москва. Вы прослушали передачу из Данцига. На этом заканчиваем трансляцию заграничных станций – путешествие по эфиру. Переходим к очередной передаче. Слушайте урок эсперанто. Аудате, аудате… А ин аискуле пролетаре детревена…

ЧЕЛОВЕК (высовывая голову из-под подушки). Кончили, что ли?

РАДИО. Естас доцена пароле дефензива…

ЧЕЛОВЕК. Какая-то заграничная станция встревает.

РАДИО. Атента пароле латуда дабужа ен момента…

ЧЕЛОВЕК. Финны, что ли?

РАДИО. Парлерато де пертуте деорум…

ЧЕЛОВЕК. Швеция, кажется…

РАДИО. Пляна констуаре социоль де дженераля кризис…


Пауза.


ЧЕЛОВЕК. Вот не понимаешь шведского языка, а чувствуешь, что здорово. Чувствуешь, что говорят не про телят и коров, а про что-нибудь этакое хорошее, общечеловеческое…

РАДИО. Аудатес парлорум Профинтерна естас грациа Италиа деорум…

ЧЕЛОВЕК. Италия!

РАДИО. Уна момента левинтациа фините…


Пауза.


ЧЕЛОВЕК. Италия! (Стучит в стену.) Фекла Васильевна, Италию поймал на коротких волнах.


Радио медленно повторяет сначала все сказанное раньше.


Италия! Боже мой!! Синее небо. Солнце. Смуглые итальянцы ходят туда и сюда – потомки римлян. Чувствуется каменистый берег. Пляж… Этакая смуглая красоточка навстречу идет. Стреляет в тебя глазками и щебечет: парлеранта, парлеранта… А ты языка не понимаешь, но чувствуешь, какая парлеранта. Ах, Европа, Европа. Прими мой пламенный привет. Я иду по твоим стопам.

РАДИО. Теперь прослушайте перевод с эсперанто…

ЧЕЛОВЕК. С… с… с эсперанто?

РАДИО. Слушайте, слушайте. Сообщаем политические новости на языке эсперанто…

ЧЕЛОВЕК. Ах, это эсперанто! Да, да. Ну да, конечно. Ну вот. Вот и наши передают, а мне понравилось. Вот ваша диалектика. У меня нет слепого пристрастия к чему-нибудь. Вот дрянь была наша музыка – я говорю – дрянь. Хороший, интересный язык – мне сразу понравился. Напоминает какую-то Грецию. Италию. Конечно, особенно долго слушать (выключает радио) мало интереса, но послушать можно. Отчего же? Я беспристрастно сужу. С общечеловеческой точки зрения. А ну их к черту! Разве попробовать на сон грядущий кусочек Европы отхватить? Так сказать, для успокоения нервов. Есть. Играют музыку Чайковского. Нет, опять, кажется, наши. Ну да. Так и есть. Опять со своим Чайковским. В ушах навязло. Нет, безнадежная страна. Не умеют создать человеку сносных условий.

РАДИО (по-немецки). Майне херн унд дамен, ауфвидерзейн…

ЧЕЛОВЕК. Стойте, стойте… Ах, это немцы передавали. Ах, ну да. Ну, для Германии это другое дело. Чайковский – отчего же. У нас это одно дело. А у них – почему же, правильно. Там это иначе звучит. (Нежно.) Ауфвидерзейн, мои дорогие.

Корни капитализма

Комедия в одном действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ОН и ОНА.


Прилично обставленная комната. Чистенько. Аккуратно. Стол. Диван. Картины. В комнату входит МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. У него в руках букет роз, коробка конфет и бутылка шампанского. Вид молодого человека радостный и даже сияющий. Он кладет покупки на стол. Берет вазу, ставит в нее цветы. Несколько роз небрежно бросает на диван, на стол и на пол. Поэтический беспорядок еще более радует хозяина. Он, довольный и счастливый, потирает руки.

1

ОН. Вот теперь хорошо… (Поправляет розы на диване.) Вот так. Превосходно. Чудно… Теперь она может переступить порог моего дома… Юлия… (Вытаскивает из кармана ее фотографическую карточку, восхищенно смотрит, целует.) Юлия… Нет, все-таки, любовь – это что-то волшебное… Это черт знает что такое!.. Я не понимаю, как я раньше жил… тянулись дни, на душе пасмурно… И вдруг… Юлия… Хочется петь, читать стихи… Это черт знает что такое!.. Как сказал поэт: «О, ты…» Гм… как же это он сказал?.. Вот раньше и стихи-то не к чему было читать. А сейчас просто какая-то потребность. Хочется, чтоб все в рифму было… «О, ты… Вселенная… Земная ось…» О, черт! Хоть бы какие-нибудь захудалые стишки вспомнить… «Прибежали в избу дети…» Не могу вспомнить… «Тятя, тятя, наши сети…» Нет, не то… Ну, черт с ним! (Снова восхищенно смотрит на карточку.)

2

Юлия! Сейчас ты своими легкими стопами войдешь в мою скромную холостую хижину. Несколько роз упадет к твоим ногам. И взволнованный голос полюбившего тебя человека скажет: «Юлия, я безмерно счастлив, что ты будешь моей женой…» О, черт! Что же это я, как болван, в шляпе и в пальто… (Вешает шляпу и пальто на гвоздь. Подходит к зеркалу, прихорашивается.)

3

Так. В порядке… Как говорится – в полной форме и с превышением… Юлия, ты первая женщина, которую я, без тени сомнения, назову своей женой… Мы как бы созданы друг для друга. У меня хорошее служебное положение. И ты – на виду. У меня приличная зарплата и у тебя, ну, может быть, там, несколько хуже, но, как говорится, ты тоже при своих… Комната у меня, комната у нее. Стало быть, и в этом корыстный мотив отсутствует. А это в любви немало. Все-таки как-то приятно знать, что она полюбила меня просто так. Без тени расчетов, соображений. Просто по-лю-би-ла. Вот чего, вероятно, не знали наши отцы… Это у них – пошлые приданые, коммерческий расчет… брр… А тут полюбила за внешность, за светлый ум… Потому что мы с ней в равных условиях. Она сама великолепно зарабатывает. На что ей мои деньги… То есть, как на что? Деньги-то ей, конечно, нужны. То платьице, то что… (Задумчиво.) Вообще я дурак, что чуть не с первого дня брякнул ей, что зарабатываю две тысячи. Еще для форсу приврал на триста. Пыль в глаза пустил. В Крым предложил поехать. Дурак… Что дурак, так дурак. Уж скорее надо было убавить. Потому что если б полюбила – так и так бы полюбила… Конечно, она выше этого. Но все-таки такие вещи незаметно откладываются в женском сознании. Сказал бы – зарабатываю пятьсот. И поглядел бы, черт ее дери, как бы она меня полюбила! Нет, конечно, полюбила бы, но все-таки, как говорится, взял бы и проверил ее чувства. (Снова влюбленно смотрит на карточку.)

4

Юлия… (Задумчиво.) Вообще-то, конечно, не поздно и теперь сказать. Скажу – пошатнулось положение, увольняют со службы. И погляжу в ее глаза – что там у нее загорится. И если увижу хоть малейшую перемену… Нет, нет… А почему нет?.. А почему, черт возьми, нет? А сколько таких фактов, когда выходят замуж из-за служебного положения, женятся из-за комнаты… Ну, хорошо, у Юлии своя отличная комната. Ей не нужна моя жилплощадь. (Задумчиво.) Черт ее знает. Она говорила, что ее комната. Но, может, мамашина комната. То-то она юлила перед матерью: «мамочка, мамочка»… А мамочка, может, спит и видит, когда дочка к какому-нибудь дураку в комнату въедет. Здорово! То-то она все время мечтала на мою комнату взглянуть. Покажите да покажите. Ремонт, говорю… Еще не закончился. Нет – загорелось… А сказал бы – не моя комната. И поглядел бы в ее глаза и выяснил бы мотивы ее чувства… А-а, черт! Фанфарон. Пустил пыль в глаза. Две тысячи зарплаты… Крым… Шампанское… (Хватает со стола бутылку шампанского, прячет ее в шкаф.) Черта лысого я шампанского дам!.. Шампанское, цветы, шоколадные конфеты… Это – всякая полюбит. (Прячет конфеты в шкаф. Вместо них кладет на стол печенье.) А вот я погляжу, мадам, как вы меня с печеньем полюбите… И печенья не дам. (Прячет печенье.) Жрите хлеб… Полюбите нас, когда мы черненькие… (Выхватывает цветы из вазы. Швыряет их на пол. Подбрасывает их ногой под диван и под комод. Случайно в зеркале видит себя. Недоволен своим франтоватым видом.) Сапожки… Брючки… Расфуфырился… (Стаскивает с себя пиджак. Надевает рваную захудалую куртку.) А вот в таком виде не хотите ли нас полюбить? (Надевает на коверкотовые брюки вторые – рваные и страшные.) Вот в таком виде полюбите, – вот тогда спасибо скажу. А так-то всякая полюбит. (Переодевает сапоги.) Вот… Эвон, какой теперь… (Смотрится в зеркало.) Немножко, кажется, перехватил, но ничего… Жалею, что побрился. Ишь, гладкая морда. (Треплет свою прическу.) А такого не хотите – ободранного бедняка, сокращенного по службе, не имеющего своей жилплощади… Вот и поглядим, что от вашего чувства останется. (Прихрамывая, подходит к портрету на стене.) Нет, хромать-то не надо. Это уже слишком… А вот что ей сказал – папаша у меня пролетарского происхождения, – это ни к чему. Сказал бы, что барон. И поглядел бы, как вытянулась [бы] ее физиономия. (Снимает со стены портрет отца.) А генерала не хочешь?.. Нет, погоди, я тебе сейчас наверну родство. (Роется в папке, вытаскивает что-то вроде священнослужителя.) А такого папу не хочешь? Вот, скажу, отец. Извините, скажу, что приврал. На самом деле, мадам, будете теперь из духовного звания, ежели рискнете за меня замуж пойти.


Стук в дверь. Входит ОНА.

6

ОНА (нежно). Мой дорогой…

ОН. Юлия!

ОНА (с изумлением). Что с вами? Что за маскарад?

ОН. Ах, это… Да так… Приходится беречь выходной костюм. А то вопрешься в единственный костюм – лоскутки полетят.

ОНА (пожимает плечами. Потом торжественно). Ну вот, наконец, я в вашей комнате. (Оглядывается.) Николай! Какое странное чувство. Я вошла в вашу комнату и в первый раз в жизни почувствовала – я дома, у себя…

ОН (подозрительно). Гм… У себя?

ОНА. Этот милый диван… Этот столик, этажерочка… Все это теперь какое-то близкое, родное…

ОН. Нет, диван-то… не родной… это не мой диван… Со… соседа… И мебель, Юлия, вообще не моя… чужая…

ОНА. Ах, да? Ну, тем лучше. Мы приобретем другую, такую, какая нам понравится. Да, котик?

ОН. М-да… Приобрести, конечно, можно… Если, конечно…

ОНА. Вот как мы вернемся из Крыма, так и займемся этим делом. Да?

ОН. Конечно, если финансы позволят.

ОНА. Ну, что за чепуха! Вы отлично зарабатываете. И у меня хорошее жалованье… Обязательно приобретем, да, котик?

ОН (с горькой усмешкой). Отлично зарабатываете! Крым… Мебель… Юлия… Я должен вас с заоблачных высот спустить на землю… Видите ли, Юлия… Случилась непоправимая беда… Материальное положение у меня более чем плохое…

ОНА. Но вы говорили…

ОН. Да, тогда было одно, а сейчас другое…

ОНА. Но ведь еще вчера…

ОН. Да, сегодня все и обнаружилось…

ОНА. Но что обнаружилось?

ОН. Обнаружилось… Вообще… Стало быть… Ликвидируется моя должность… Конечно, работу найду… Но уже не то… Рублей на триста, четыреста… от силы…


Юлия подходит к нему. Нежно смотрит в его глаза.

7

ОНА. Николай! Ну, это ничего. Ты не огорчайся… Будем работать, трудиться…

ОН. Юлия! (Сдерживает себя.)

ОНА. Будем постепенно обставлять нашу комнату. Зачем нам торопиться…

ОН. Да, конечно.

ОНА. А в Крым поедем через два года… Единственно мне хочется в первую очередь – это оклеить комнату. А то эти жуткие обои мне на нервы действуют.

ОН. Конечно, оклеить можно, но… Не знаю… как сосед… поскольку…

ОНА. Что сосед?

ОН. Поскольку комната, со… соседа… Если оклеить, так он… обидится…

ОНА. Как со… соседа?

ОН. Да, Юлия… Комната не моя… Комната решительно не моя… Со… соседа.

ОНА. А сосед где живет?

ОН. А сосед… там… живет…

ОНА (мужественно). Ну, ничего, Николай. Мы переедем ко мне. И вообще все будет чудно.

ОН. Юлия! (Снова сдерживается.)

ОНА. Мы будем работать. И шаг за шагом все сделаем.


Юлия подходит к нему и нежно обнимает.

8

ОН. Юлия!

ОНА. Фу, ну что за тряпки на вас! Неужели у вас нету ничего другого?..

ОН. Ну откуда? Живешь, как говорится… Сегодня сыт – и слава богу… А костюм – откуда же взять костюм?..

ОНА. Я не понимаю… Но ведь вы же говорили, что все так хорошо. А теперь выходит, что…

ОН. Было хорошо… Но вот… (Машет рукой, обращается к портрету.) Бедный мой папка, если б он знал, что с его сыном!..

ОНА (косо поглядывая на портрет). Николай, вы меня пугаете… Я не понимаю, что случилось…

ОН. Нет, ничего не случилось… Так, бедность заела. Вот был бы жив мой отец – он помог бы мне…

ОНА (испуганно смотрит на портрет). Это что?! Это кто?..

ОН. Папа…

ОНА. Но вы говорили, что ваш отец был легковой извозчик… а тут… Какой-то римский папа…

ОН. Да, он был извозчик, потом в последний момент перекинулся. Иеромонахом был…


Она нервно ходит по комнате. В изнеможении садится за стол, барабанит пальцами по столу.


ОНА. Ну, это, знаете ли…

ОН. Уж извините, Юличка… Угостить нечем. Была где-то у меня булка… Не знаю, кажется, я ее съел…

ОНА (нервно). Дайте мне воды…

ОН. Откуда у меня вода?.. Живешь – еле концы с концами сводишь… Ах, воды? Простите, не понял, сейчас принесу… Вот только не знаю – есть ли стакан… (Уходит.)

9

ОНА. Бедный Коля! Он так взволнован, огорчен. Я, кажется, еще больше его полюбила. Он такой беспомощный… Мы переедем ко мне. Я буду о нем заботиться… Нянчиться с ним… Я так счастлива, что я теперь свободна, что разошлась с этой свиньей Мирским, который женился на мне из-за комнаты. Подлец! Это какое-то несчастье, что я имею комнату! Четыре раза нарывалась на подлецов… В Николае хоть я уверена. Он сам имеет ком… Хотя, впрочем, это не его комната… А что, если и он?! Нет, нет… А почему нет?.. Если те четверо строили свои расчеты на комнате… то почему бы и он?.. Комнаты-то у него нет… Ну ясно… Фу, потерять из-за комнаты такого человека, такое чувство… Ах, почему я не сказала ему, что это не моя комната. Я же хотела это сделать…


Входит НИКОЛАЙ со стаканом воды.

10

ОН. Еле стакан нашелся. У соседа занял. Мои-то все перекоканы… Только вода сырая – пейте осторожно. Вскипятить не на чем…

ОНА. Вообще я поражена, Николай. Еще вчера все казалось великолепным, а сегодня – нищета, бедность, стаканов нет… Я, право, не знаю, как мы будем жить.

ОН. Ну, мы, Юля, переедем к вам, дома у вас так хорошо…

ОНА. Что хорошо? Да знаете ли вы?! Извольте – откровенность за откровенность: та комната не моя. И если вы имели в виду…

ОН. Ну конечно… Я так и знал.

ОНА. Что вы знали?!

ОН. Что вы… Что вы сами хотели… короче говоря, сами мечтали переехать в мою комнату.

ОНА. Какой вы негодяй! Ну так знайте – комната, действительно, не моя… В службе я не уверена. Техникум не закончен. Получаю зарплаты сто семьдесят рублей, а не семьсот… Нате! Извольте. Вы хуже того подлеца, с которым я разошлась. Тот хоть честно проговорился, что ему комната нужна, а вы… вы тайком…

ОН (пораженный). Юлия!

ОНА. Ну так знайте, корыстный человек, что у меня хуже положение, чем у вас. У меня нет даже пятнадцати копеек на трамвай.

ОН. Юля! Но вы говорили…

ОНА. Что я говорила?! А вы что говорили? Мы – квиты.

ОН. Юля, я не понимаю вас… вы клевещете на себя. Я же был у вас дома… Я видел у вас… даже драгоценности…

ОНА. Ах, вы и драгоценностями интересовались! Ну так знайте – это все не мое. Я взяла брошку и браслет у подруги.

ОН. Но ведь это у вас второй год. (Вытаскивает серебряный портсигар. Нервно закуривает. Потом, боясь, что она увидит портсигар, прячет в задний карман брюк.)

ОНА. Да, второй год как взяла… и забыла отдать…

ОН. Забыли отдать?! Мило! Значит, попросту прикарманили? Вот теперь я вас понимаю.

ОНА. Как вы смеете?! О, я только теперь вас раскусила!


ОН нервно курит. Потом бросает папиросу на пол. Хочет закурить другую. Ищет портсигар по карманам. Не находит, позабыв, что портсигар в заднем кармане. Смотрит по сторонам. Подозрительно поглядывает на Юлию, потом на ее сумочку.

11

ОН. Мило… Гм… Тут где-то мой портсигар был…

ОНА. О-о, какой вы негодяй! Нет, ни минуты больше я не останусь в вашей комнате…

ОН. Гм… Серебряный портсигар… Странно… И сразу уходите… Простите, может быть, вы случайно в сумочку… серебряный портсигар…

ОНА. Что?! Как вы смеете!.. Да откуда у вас серебряный портсигар?.. Не трогайте мою сумочку…

ОН. Мне не жалко портсигара, но я хочу вас проучить.

(Раскрывает ее сумочку. С удивлением вытаскивает пачку денег. Смотрит документы.)

ОНА. Как вы смеете?!

ОН. Юля!.. На сберкнижке у вас пять тысяч. Зачем вы клеветали на себя?.. Вы закончили техникум… Зарплата у вас – семьсот рублей… Юля!..

ОНА. Как вы смеете?! (Почти падает на диван.)

ОН. Так, значит, это вы так сказали… Юля, простишь ли ты меня?.. Ведь я тоже нарочно… Тоже хотел узнать…

(Случайно обнаруживает портсигар в своем кармане, закуривает, бросает папиросу, становится перед Юлией на колени.)

ОНА. Не трогайте меня!

ОН. Простишь ли ты меня?.. Я пошутил… Это все была шутка… Комната моя… Зарплата тысяча семьсот монет… В Крым заказаны путевки… Юлия!.. (Вытаскивает из шкафа пиджак, переодевается. Приглаживает прическу. Ставит на стол шампанское и конфеты.)

ОНА. А папа?

ОН. И папа… Это папа римский. Репродукция с картины Веласкеса… (Срывает со стены портрет, достает портрет отца.) Вот он, мой старик. (Снова становится на колени перед Юлией, достает из-под дивана цветы. И вместе с какой-то ночной туфлей кладет их на колени возлюбленной.)

ОНА. Видите, как много в нас еще прежнего, нехорошего! Мы подозрительны, недоверчивы…

ОН. Да, да, Юля… Как много в нас еще старой закваски! Наше сознание еще не освободилось от прежнего… Я был свинья, Юля. Прости меня! (Он снова выгребает цветы из-под дивана. И вместе с другой туфлей кладет их на колени возлюбленной.)

Письма к писателю