Джайлс покраснел как рак и низко опустил свою седую голову. А ведь его хозяйки еще не знают о том, что он вместо страшного разбойника подстрелил бедного беспомощного ребенка, да еще хвастался этим! Джайлсу стало так стыдно, что он готов был провалиться сквозь землю.
– Ну, ведите меня к больному, – сказал доктор. – Я еще заверну к вам после осмотра, миссис Мэйли… А вот и окошечко, через которое он пролез! Гм! Как это ему удалось протиснуться в него? Видно, разбойник не из жирных!..
Доктор был весельчаком и всегда пребывал в самом хорошем расположении духа.
Наверху он пробыл очень долго. Из его экипажа слуги достали и отнесли наверх большой плоский чемоданчик с инструментами, а потом принялись бегать вверх и вниз по лестнице. Миссис Мэйли и Роза заключили из этого, что раненый разбойник болен очень серьезно. Наконец доктор вернулся, с самым таинственным видом запер дверь и обратился к хозяйке дома:
– Удивительная вещь, миссис Мэйли! Удивительная!
– Надеюсь, что он вне опасности? – спросила старушка.
– Гм! Не было бы ничего удивительного, если бы он и был в опасности. Но теперь, я думаю, все уже позади, миссис Мэйли. Вы видели этого грабителя?
– Нет, – покачала головой пожилая леди.
– И ничего о нем не слышали?
– Нет.
– Прошу извинить меня, миссис, – вмешался Джайлс, – я как раз хотел вам доложить про него, как вошел мистер Лосберн…
– Роза хотела видеть раненого, – сказала миссис Мэйли, – но я ее отговорила.
– Уверяю вас, он совсем не страшный, – улыбнулся доктор. – Не согласитесь ли вы взглянуть на него теперь, при мне?
– Если вы находите, что это нужно, я согласна, – пожала плечами миссис Мэйли.
– Да, я думаю, что это необходимо, – сказал доктор. – И вы, наверное, пожалеете, что не видели его раньше. Он совершенно тих и спокоен, поверьте мне. Вам нечего бояться.
Он взял обеих женщин за руки и повел их наверх.
– Теперь, – сказал он, потихоньку поворачивая ключ в замке, – вы скáжете мне, что думаете о разбойнике. Позвольте… позвольте, я войду первым.
Он переступил порог, следом за ним вошли и женщины. Доктор распахнул полог над кроватью…
Каково же было удивление миссис Мэйли и Розы, когда вместо злодея со свирепым лицом они увидели бледного ребенка с измученным страдальческим личиком, спавшего глубоким сном!
Одна рука его была перевязана и уложена в лубки, а другую он положил под голову. Лицо мальчика было наполовину скрыто свесившимися на лоб длинными волосами.
Роза всплеснула руками и вскрикнула от жалости и изумления. Она тихонько подошла к ребенку, склонилась над ним и осторожно отвела рукой волосы со его лица. Две крупные слезы выкатились у девушки из глаз и упали мальчику на лоб. Ребенок шевельнулся, повернул голову, и его лицо озарилось тихой, счастливой улыбкой.
– Что же это значит? – прошептала миссис Мэйли. – Не может быть, чтобы этот ребенок принадлежал к шайке воров!
– Как знать, милая миссис Мэйли! – ответил доктор. – Может быть у него обманчивый вид.
– Но он так молод, – сказала Роза.
– Дорогая моя мисс, – печально вздохнул доктор, – преступление, подобно смерти, не разбирает возраста. Оно всюду ищет себе жертв, и часто совсем молодые люди и даже дети бывают порочны!
– Но неужели вы и в самом деле думаете, что этот ребенок мог по доброй воле пристать к шайке воров?
– Кто знает!.. Кто знает! – сказал доктор, качая головой.
– Даже если он и был виновен, – сказала Роза с жаром, – неужели можно винить его в этом? Взгляните на него! Посмотрите, как он мал, подумайте о том, что он, может быть, никогда не знал своей матери, не знал родного дома! Никто не учил его различать хорошее и дурное, никто не жалел и не ласкал его! Может быть, плохое обращение, побои и голод заставили его сойтись с дурными людьми, а те заставили его воровать… Можем ли мы судить его за это? Тетя, милая тетя, подумайте об этом и не позволяйте посадить этого ребенка в тюрьму! Ведь этим вы не исправите его, а только вконец сгубите! Тетя, благодаря вашей доброте и заботам я никогда не чувствовала, что я сирота… А если бы не вы, ведь и я была бы такой же покинутой и беззащитной, как этот несчастный мальчик. И кто знает, что было бы со мной?.. Если вы меня любите, тетя, сжальтесь над ним, пока еще не поздно!
– Роза, дорогое мое дитя, – проговорила растроганная старушка, прижимая к себе плачущую девушку, – неужели ты думаешь, что я могу желать зла этому ребенку?
– Нет, нет, тетя, вы не сделаете этого! – воскликнула Роза и кинулась обнимать ее.
Раненый зашевелился. Доктор заметил, что разговоры беспокоят больного, и сделал женщинам знак уйти из комнаты.
Был уже поздний вечер, когда доктор позвал хозяек дома наверх к больному. Он сказал, что мальчик хочет что-то рассказать им. Сначала доктор не позволял ему этого, потому что ребенок очень болен и ослабел от большой потери крови. Всякое движение и разговор могли слишком утомить его. Но мальчик так беспокоился и так просил позвать хозяев дома и позволить ему рассказать им что-то, что поневоле пришлось согласиться на это.
Все трое поспешно отправились наверх, и Оливер слабым взволнованным голосом поведал им всю свою историю. Мальчик рассказывал с перерывами, часто останавливаясь и отдыхая, потому что голос то и дело изменял ему.
Когда он закончил говорить, в комнате наступило глубокое молчание. Обе женщины тихо плакали, добряк доктор тоже втихомолку смахивал слезы ладонью.
Наконец миссис Мэйли подошла к Оливеру и взяла его за руку:
– Успокойся, мое бедное дитя, твоему трудному житью наступил конец. Я не отдам тебя этим недобрым людям и буду заботиться о тебе всю свою жизнь. Хочешь остаться здесь и жить с нами?
Бледное лицо Оливера вспыхнуло ярким румянцем. Он посмотрел на добрую старушку, на толстого доктора, на Розу, улыбавшуюся ему сквозь слезы, протянул к ним свои слабые руки и прошептал:
– Да, да… Возьмите меня к себе!..
Потом слабость совсем одолела мальчика. Он улыбнулся милой счастливой улыбкой, закрыл глаза и заснул крепким сном.
В этот вечер миссис Мэйли, доктор и Роза долго сидели вместе и совещались о чем-то важном. Потом они позвали Джайлса и других слуг и долго говорили с ними.
На другое утро в дом приехали два полицейских сыщика. Они осматривали дом и записывали что-то у себя в книжке, потом расспрашивали всех обитателей дома о событиях той ужасной ночи. Никто из слуг, не говоря уже о хозяйках, ни словом не обмолвился о том, что в комнате наверху лежит бедный больной мальчик из воровской шайки, подстреленный во время погони за ворами.
Сыщики уехали, и Оливер остался жить у миссис Мэйли.
Глава XXVIIФеджин и Монкс
Вернемся теперь назад и посмотрим, как восприняли Феджин и его товарищи известие о неудавшейся краже.
Был вечер, несколько мальчиков играли в карты у Феджина. Чарли, как и всегда, хохотал до упаду и потешал все общество, а Лукавый Плутишка, серьезный и молчаливый, обыгрывал своих друзей. Феджин сидел, задумавшись, у печки.
Лукавый Плутишка первым услышал звонок и пошел со свечой отпирать дверь. Вскоре он вернулся и шепнул Феджину на ухо несколько слов.
– Как? – закричал Феджин. – Один?
Он принялся нервно кусать свои желтые пальцы, а потом спросил:
– Где он?
Лукавый Плутишка показал пальцем вниз.
– Приведи его сюда, – приказал Феджин. – Тс-с-с! Тихо! Заткнись, Чарли! Проваливайте отсюда без шума, живо!
Мальчики повиновались ему, не проронив ни слова.
Лукавый Плутишка ввел в комнату мужчину в темной одежде. Тот окинул комнату быстрым взглядом, снял большой шарф, закрывавший нижнюю часть лица, и оказалось, что это Тоби Крекит.
– Как поживаешь, Феджин? – спросил он, пододвинул стул к огню и сел на него.
Старик молча поднял на него глаза.
– Вот посмотри, Феджин, – продолжал Тоби, показывая на свои сапоги, – они не видели ни капли ваксы с той поры… ну, да ты сам знаешь, о какой поре я говорю… Не смотри на меня такими глазами, всему свое время. Я не могу говорить о деле, пока не поем и не промочу горло!
Феджин крикнул Лукавому Плутишке, чтобы тот подал ужин, и сел напротив Тоби. Крекит с жадностью набросился на еду и не проронил ни слова, пока не насытился. Тогда он велел Лукавому Плутишке выйти вон и налил себе вина.
– Во-первых и прежде всего, Феджин, – наконец произнес он, – какие новости о Билле?
– Что-о? – воскликнул Феджин и вскочил со стула. – Ты спрашиваешь меня об этом? Ты? Меня?!
Тоби побледнел.
– Что с ними случилось? – кричал Феджин, в бешенстве топая ногами. – Где они? Где Сайкс и мальчик? Где они скрываются? Почему они не здесь?
– Дело прогорело, – сказал тихо Тоби.
– Без тебя знаю, – буркнул старик, – из газет. Ну, а потом что было?
– В нас стреляли, мальчика ранили. Мы бежали что было мочи через поля, прихватив его с собой. За нами гнались, черт возьми! Вся деревня всполошилась, пустили собак…
– А мальчик? – глухим голосом спросил Феджин.
– Билл вскинул его себе на плечи и улепетывал как ветер. Когда он остановился посмотреть на мальчишку, голова его повисла, и он весь уже похолодел. А между тем за нами гнались по пятам… Ну, делать нечего: сам знаешь, когда речь идет о виселице, каждый дрожит за свою шкуру. Мы оставили мальчишку во рву, живого или мертвого, не знаю…
Феджин не стал больше ничего спрашивать. Он с диким воплем запустил руки себе в волосы и выбежал вон из комнаты.
Он побежал в трактир, носивший название «Три калеки». Там шумно веселилась многолюдная толпа мужчин и женщин самого подозрительного вида. Но Сайкса среди них не было.
Феджин вызвал хозяина и спросил:
– Он здесь?
– Нет, – ответил хозяин.
– А есть какие-нибудь известия о Барни?
– Никаких, – мотнул головой хозяин трактира, – он не тронется с места, пока дело не затихнет. Его выслеживают, и если он только шевельнется, ему придется худо. Но Барни знает свое дело, уж будьте уверены. На него можно положиться.