Мама помолчала.
– Но ты же уже сказал это сам. Значит, сам всё прекрасно понимаешь. Что же мне повторять? Лучше ты скажи своё мнение.
– Какое своё мнение?
– Ну, – задумалась мама, – какие, например, ты сделал выводы.
П. Осликов слабо представлял себе, что это за выводы, но знал, что, если маме про них сказать, она подобреет.
– Эх, – тоскливо сказал он. Что-то получалось не так, как надо. Наверное, день сегодня какой-то неудачный.
– Что «эх»? Что это «эх» означает?
– «Эх» означает, что я не знаю, что сказать. Мне стыдно.
П. Осликов толком не понял, стыдно ему или не очень. Зато очень хотел помириться с мамой.
– Ну и что теперь делать? – спросила мама.
П. Осликов пожал плечами.
А мама продолжала размышлять. Теперь, когда они с Петечкой почти что помирились, это было гораздо легче. Например, совершенно ясно, что взять с Петечки обещание больше так не делать совершенно недостаточно.
Конечно, может быть, П. Осликов свои ошибки осознал. Но может быть, и нет. Может быть, он просто сказал, что осознал.
Петечкина мама и сама была ребёнком и тоже когда-то частенько произносила волшебное заклинание: «Я больше не буду!» И ей-то уж очень хорошо известно, что бывает потом. После того как доверчивые мама с папой поверили, что их ребёнок действительно больше никогда так делать не будет. Ведь оно же всё равно потом как-то само получается, правда? И мама это прекрасно помнила. А надо сделать так, чтобы провинившиеся дети своих провинностей не повторяли! За свои поступки надо отвечать. А то эти проступки потом начнут тебя преследовать, а родители перестанут тебе верить.
«И что из этого следует? – рассуждала мама. – А то, что Петра Осликова следует наказать. Только как?»
Тут мама Осликова вспомнила одну хорошую вещь. А именно, что такие серьёзные решения принимаются не в одиночку сбившейся с ног мамой, а на семейном совете. При участии, между прочим, самого обвиняемого. То есть Петечки.
И П. Осликов стал дожидаться вечера. Когда придёт папа и с ним, Петечкой, разберутся.
– Эх, – сказал Петечка.
Время тянулось медленно-медленно, как будто кто-то тянул его нарочно. Чтобы П. Осликову Ещё хуже было.
– Мда-а, – сказал Петечкин папа, когда наконец пришёл домой. – Ну и что же теперь делать? Может быть, пороть?
– Может быть, – поддержала мама. – Правда, это считается непедагогичным. Но ведь и тебя пороли, и меня тоже. И вон какие мы толковые выросли. Значит, можно пороть.
П. Осликов испугался. У него даже дух захватило. Его, можно сказать, и не пороли. Почти. Только раз мама вышла из себя и шлёпнула его ремешком. Но это не считается.
А бессердечные родители продолжали обсуждать телесные наказания детей, как будто это что-то интересное!
– Вот, помню, меня в детстве отец порол, – вспоминал Петечкин папа, – таким тонким ремешком от портупеи. Как даст, как даст!
Папа даже на секунду зажмурился, словно в кухню неожиданно вошёл его отец с ремешком от портупеи.
Мама с Петечкой навострили уши.
– Помню, – продолжал папа, – был у нас такой уговор: заслужил – получи. Натворил – отвечай. Нормальные мужские отношения.
– И что-о? – сочувственно спросил Петечка.
– И получал, – с достоинством ответил папа.
– Ты плакал? – спросил Петечка.
– Попробовал бы! – ухмыльнулся папа. – За такое дело полагалась добавка.
П. Осликов папиного папу, своего второго дедушку, никогда не видел, но решил, что это, видно, очень злой и жестокий человек. Ничего себе у него «отношения»! Ещё и с добавкой!
Но папа с ним не согласился.
– У нас же был уговор: заслужил – получи, – напомнил он. – И сделай выводы.
– Ну и как, – с интересом спросила мама, – какие ты делал выводы? Что больше так никогда не будешь?
– Нет, – подумав, ответил папа, – я думал о том, как сделать так, чтобы больше на своих проступках не попадаться. Чтобы не знал никто.
Мама тоже очень хорошо помнила, как её в детстве пороли ремнём. И особенно хорошо помнила историю, как однажды изрезала этот ремень на маленькие-маленькие кусочки. И торжественно возложила эти кусочки на обеденный стол. Порола мама, а папа потом пришёл с работы, увидел их и очень расстроился. Потому что у него этот ремень был единственный приличный. А другой приличный достать было трудно, потому что на дворе тогда стояли советские времена.
И родители Осликова поняли, что пороть П. Осликова не станут. И стали думать дальше.
А П. Осликов сидел и слушал. О том, скольких радостей его могут лишить. И оставить без сладкого. И без велосипеда. И без компьютера. И даже без телевизора. И даже заставить П. Осликова мыть унитаз (хотя это и не лишение, а скорее наоборот, приобретение). Это папа предложил. Но мама сказала, что трудом не наказывают. Потому что это неправильно. А унитаз П. Осликов должен мыть и так, ни за что. Чтобы помогать матери и приносить пользу.
Словом, выбор наказаний был богат.
Только Петечкины родители всё никак не могли определиться. П. Осликов уже был готов на что угодно, только поскорее. А папа и мама всё тянули кота за хвост. И не потому, что были злые и жестокие. Просто они считали, что наказание должно быть для того, чтобы П. Осликов сделал выводы (эти проклятые выводы уже П. Осликову надоели!) и больше так никогда не делал.
– Но ведь я же уже извинился, – пробубнил П. Осликов в надежде, что его, может быть, Ещё как-нибудь помилуют.
– Этого мало! – сурово ответили родители. – Ошибки надо исправлять!
И вдруг оба обрадовались.
– Извиниться! – сказали они хором и посмотрели друг на друга. А потом на П. Осликова. – Извиниться – это хорошо и правильно. Вот тебе, дорогой сын, записная книжка. Позвонишь тёте Наташе и дяде Толику. Татьяне Павловне и Серёже. И ИЗВИНИШЬСЯ!
И мама торжественно вручила П. Осликову свой телефон.
– Эх! – сказал П. Осликов и стал набирать номер.
Как П. Осликов был за старшего
Однажды летом родители Осликовы уехали на два дня. Чтобы быстро отдохнуть. А П. Осликов остался за старшего…
Перед отъездом мама сказала:
– Полощи горло дважды в день (это П. Осликов неудачно наелся мороженого). Не забывай есть. И чтобы не только конфеты. Поливай цветы. Следи, чтобы газ был выключен. В окно не высовывайся. Чужим двери не открывай. Кажется, всё. Ах да: лампы в аквариуме!
П. Осликов обиделся:
– Я лампы каждый день сам включаю. И выключаю тоже.
А папа сказал:
– Будут гости – чтобы за собой убирали. И не шумите там слишком уж. Если что, звони.
И папа с мамой уехали.
П. Осликов походил туда-сюда, чуть не лопаясь от гордости. Ещё бы, он же теперь самостоятельный, раз родители решили, что можно оставить его одного дома. Раньше он не понимал, как это так можно – быть дома одному, и боялся. Но теперь – совершенно другое дело. Во-первых, можно делать что угодно: хоть конфеты есть, хоть в компьютерные игры весь день играть. И спать идти, когда захочется, а не когда девять часов. А что «во-вторых», П. Осликов не знал. Но всё равно и так понятно, что жить одному, без родителей, – очень хорошая штука.
Для начала П. Осликов позавтракал. Совершенно самостоятельно, а не так, как мама сказала. Взял булочку с корицей, а бутерброды с сыром, яйцо всмятку и чай оставил.
И ушёл заниматься делами. Полил цветы как следует. Включил рыбкам лампы. Потом подумал: «Интересно, кормить их или не надо? Мама ведь сказала только про лампы, а про корм совсем ничего не сказала. Наверное, просто забыла».
– Привет, рыбы! Сейчас я вас буду вас кормить.
Банка с кормом стояла рядом, но П. Осликов решил, что рыбам необходимо разнообразие. И стал крошить в аквариум булочку. «Вон как рыбки обрадовались, – думал Петечка, – бедные, изголодались на голом сухом корме! Эта мама их, как это говорится, держит в чёрном теле…» И принёс Ещё крабовую палочку.
Тут мама позвонила и говорит:
– Петечка, ты горло полоскал?
– Э-э, – сказал Петечка, – вообще-то нет.
– Ну тогда вскипяти воды.
– Что-что? – переспросил Петечка.
– Я говорю, воду согрей.
– Тебя, мамочка, что-то слышно плохо. Наверное, зона плохая.
– Да? – удивилась мама.
И вдруг говорит:
– А в буфете зефир.
– Зефир? – обрадовался Петечка. – Вот здорово!
– Ага! – сказала мама. – Так вот, согрей воды, дай ей немного остыть, накапай туда пятнадцать капель лекарства и пополощи горло.
– Эх, – сказал П. Осликов и пошёл ставить чайник и есть зефир.
Через полчаса мама перезвонила снова. И говорит:
– Петечка, ты уже полоскал горло?
– Ой, – сказал Петечка, который совершенно про всё забыл, – я сейчас.
Ещё через двадцать минут мама опять позвонила и буркнула:
– Пятнадцать капель!
– А я уже прополоскал! – похвастался Петечка.
– Ой! – сказала мама. Это она удивилась.
Она нажала «отбой» и показала папе гримасу. Потому что папа не верил, что его сын будет полоскать горло.
Потом к П. Осликову пришли гости, принесли много всяких прикольных дисков и долго играли. Потом П. Осликов вспомнил, что нужно Ещё раз прополоскать горло, и показал гостям, как можно смешно булькать полосканием. Гости похватали кружки, налили туда лимонада и тоже стали булькать.
А в это время Петечкина мама, у которой пропала связь в телефоне, жалобно говорила Петечкиному папе:
– Как ты думаешь, он догадался прополоскать горло Ещё раз?
– Я думаю, – говорил Петечкин папа, – он там не пропадёт.
А сам потихоньку отошёл и попробовал набрать номер сына. Но в телефоне только телефонная тётенька приветливо здоровалась своим металлическим голосом. А папа, кстати, невежливо рычал в ответ плохие слова.
Поздно вечером, когда гости ушли, Осликов подумал, что хорошо бы пойти спать. Только страшно было гасить свет. Потому что, если это сделать, из всех углов немедленно полезут разные привидения и чудовища. Поэтому П. Осликов свет выключать не стал, а наоборот, зажёг его везде-везде и ушёл мыть ноги и чистить зубы. Потому что к детям, которые моют ноги и чистят зубы, привидения приходят гораздо реже.