Его имя повторялось всеми, а рассказы о его подвигах проникли в самые отдаленные уголки. Нецивилизованные даяки, населяющие внутреннюю часть острова, до сих пор почитают его как освободителя своих единоплеменников, которые живут теперь с малайцами наравне, а до прихода смелого англичанина были у них в рабстве.
С того дня, как имя раджи Брука сделалось грозой морских пиратов, на огромном индо-малайском острове наступило оживление: купец мог спокойно торговать, мореход смело плавай рабочий мирно копал золотую и алмазную руду, а земледелец перестал бояться за свои посевы.
Радже удалось разрешить трудную экономическую задачу и уменьшить налоги, которые были сведены к минимуму, принося, однако, в казну огромный доход. Купец платил очень мало, крестьянин вносил всего по одному пикулю риса в год, а рабочий совсем ничего не платил.
Все эти удачи, разумеется, навлекли на Джеймса Брука злобу завистников. На него посыпались всевозможные наветы. Человеколюбивые британцы, которые травят собаками австралийцев и при помощи пушек заставляют китайцев покупать опиум, принялись упрекать его за жестокость, которую он проявил во время войны с пиратами.
Брук поехал в Англию, без труда оправдался в возведенных на него обвинениях и вернулся в Борнео, где и прожил спокойно до 1856 года. В этом году, при известии о новом поражении Китая английской эскадрой, в Сараваке вспыхнуло восстание, и благодетель всей страны Брук спасся только благодаря поспешному бегству из столицы, причем новый борнейский раджа, племянник Муда Хассима, завладел всеми его землями.[25]
Изнуренный лихорадкой, разбитый параличом, без всяких средств к существованию, вернулся он в Англию и едва не умер там с голоду, но, к счастью, у него нашлось несколько почитателей, которые устроили в его пользу митинг и подписку, давшую ему возможность вернуть потерянное состояние.
Брук умер в Девоне в 1868 году, пролетев по жизни стремительным метеором и убедительно доказав, что нетрудно подчинить цивилизации огромные земли, которые до сих пор считаются недоступными для прогресса.
Его дело не пережило его. Не нашлось никого, кто поднял бы светильник, выпавший из рук умирающего, и флаг саравакского раджи перестал развеваться на морях Океании.
С 1869 по 1880 год, ко времени, к которому относится наш правдивый рассказ, морской разбой возобновился с новой силой. Но поведение пиратов решительно изменилось. Прежде они действовали как попало, вразброд, но с 1878 года они как будто стали повиноваться чьим-то таинственным приказаниям. Какой-то невидимый руководитель словно объединил их и ввел среди них дисциплину. С того времени все сколько-нибудь важные операции морских разбойников направляются чьей-то невидимой рукой. Сведения, сообщаемые пиратам относительно того или другого торгового судна, отличаются удивительной точностью. Много кораблей с богатым грузом попадает в их руки благодаря тому, что пираты начинают следить за ними с момента отплытия и, выбрав удобное место, сосредоточивают против мореплавателей свои силы.
Операции совершаются всегда в глубокой тайне. Борнейский раджа сидит во дворце, нигде не показываясь и аккуратно два раза в день предаваясь пьянству, вопреки постановлениям Пророка. Дела правления он доверяет какому-то неведомому человеку в зеленом тюрбане паломника в Мекку, года два тому назад появившемуся на острове и завоевавшему полное доверие магараджи. Англичане с соседнего острова Лабуан, лежащего к северу от Борнео, высылают время от времени судно, которое всякий раз возвращается назад с позорной неудачей.
Дела с каждым годом идут все хуже и хуже, к великой радости бандитов суши и моря, которые не знали такой радости со дня смерти раджи Брука.
Таково было печальное положение обширной и некогда благополучной территории в тот момент, когда пятеро французов очутились в устье реки Кахаян и неожиданно спасли английскую яхту.
Появление их не было случайностью. Читатель, вероятно, помнит, каким известием были встречены Пьер де Галь и Фрике по возвращении на Суматру. Дело в том, что над друзьями разразилось ужасное несчастье. Приемная дочь Андре, Мэдж, о которой мы не раз упоминали, стала жертвой катастрофы, быть может, непоправимой: она была похищена прежними соучастниками своего отца, который некогда был разбойником моря.
Однажды на плантацию явился кули с запиской. Сейчас кули служил матросом на голландском каботажном судне, а раньше работал на плантации и был очень предан нашим странствующим друзьям. Находясь на острове Борнео, он разговорился как-то с одной мулаткой и упомянул Мэдж. Мулатка разволновалась и назначила кули свидание на другой день. На свидание она явилась с запиской, которую попросила тайно доставить на плантацию в Борнео. Не имея денег, мулатка дала в награду китайцу маленькие золотые часики прелестной работы и скрылась, еще раз попросив действовать как можно осторожнее и быстрее.
Терпеливый и настойчивый, как все китайцы, и преданный, как собака, кули разыскал корабль, отправлявшийся в тот порт Суматры, около которого находилась плантация, поступил на него матросом и добросовестно исполнил поручение. Записка была от Мэдж, оставленной опекуном в Париже на попечении начальницы одного из лучших столичных пансионов.
Сомнений не было. У китайца сохранились часы, подаренные мулаткой. Эти часы принадлежали Мэдж, их подарил ей Андре в прежние, лучшие дни; на крышке красовался вензель. Записка была очень коротенькой, всего несколько строк:
«Мне представился случай сообщить вам, где я нахожусь. Меня забрали от госпожи Л***, предъявив письмо, написанное и подписанное вами. Я думала, что еду к вам, и была очень рада. Из Марселя я выехала в сопровождении одной дамы, которая очень внимательно относилась ко мне всю дорогу. В Борнео меня арестовали, лишив возможности связаться с кем бы то ни было.
Что я сделала? Что им нужно? Я живу во дворце у раджи.
Это настоящая крепость. Там же живет один европеец, которого я очень боюсь. Он хорошо знал моего отца, и все-таки я не могу его выносить. Почему они лишают меня свободы, если у них нет дурных намерений? Почему они схватили меня обманом, если действуют из честных побуждений?
Мне сказали, что я никогда вас не увижу.
Друзья, помогите мне! Я чувствую, что умру без вас. Помогите мне, если любите!
Мэдж.
P.S. Этот человек называет себя здесь Гассаном, но я узнала его настоящее имя: его зовут Винсент Боскарен».
Одно это имя объяснило Андре все. Человек, носивший его, был другом и помощником атамана шайки пиратов, разгромленной, но не истребленной капитаном Флаксханом, который потопил своих сообщников в безымянном атолле у берегов Тимора, искупив тем самым свои преступления.
Наши друзья были людьми деятельными и быстро составили план. Андре продал за бесценок плантацию на Суматре и, получив наличные деньги, отправился в Сингапур. Там он купил пять английских костюмов и пять превосходных скорострельных карабинов системы «Веттерли — Витали» и присоединился к товарищам в городе Банджармасин, находящемся на юге Борнео и насчитывающем десять тысяч жителей.
После первого же путешествия по владениям борнейского раджи французам стало ясно, что освободить девушку одним махом невозможно. Прежде всего необходимо было связаться с ней, но это было очень трудно, ведь они не знали мулатки, переславшей письмо. Приходилось хитрить, тянуть время, выжидая благоприятного случая, а пока что тщательно скрываться, чтобы не возбудить подозрений.
Как раз в это время начались волнения среди независимых даяков из-за того, что раджа вздумал обложить их налогами, от которых они до сих пор были освобождены. Андре быстро сообразил, что можно воспользоваться ситуацией и в то же время помочь угнетенным. Не медля ни минуты, он отправился в глубь острова, проник в центр движения и ловко раздул первое пламя мятежа. Знание малайского языка дало ему возможность призвать восставших к «крестовому походу» против борнейского раджи. Даяки, видя, что в их судьбе принимают такое большое участие европейцы, стали мечтать о возвращении героических времен раджи Брука. Их природная храбрость пробудилась, они решились даже напасть на регулярные войска магараджи и нанесли им несколько ощутимых поражений.
Возвращаясь из этого похода, наши французы встретили яхту и помогли ей выйти из опасного положения.
Сэр Гарри Паркер, богатый человек и страстный любитель морских путешествий, ехал в гости к своему брату, губернатору острова Лабуан. Для британца такое путешествие — все равно что небольшая прогулка. Сэр Гарри преспокойно отплыл из Глазго в Океанию, как будто ехал не дальше Ниццы, с той лишь разницей, что на яхте обыкновенные сигнальные пушки были заменены двумя орудиями системы, «Витворта» и двумя револьверными пушками Гочкиса. Превосходно построенная и приспособленная к далеким путешествиям, яхта отлично выдержала испытания.
Длина ее была сорок пять метров, ширина — восемь, а водоизмещение — пятьсот тонн. На яхте был установлен паровик в семьдесят пять лошадиных сил, и она могла увезти восемьдесят тонн угля. «Конкордия» передвигалась со средней скоростью десять узлов в час, расходуя четыре тонны топлива в день.
Но хозяин этого прекрасного корабля, будучи любителем маневров с парусами, пользовался паром только при штиле или при встречном ветре. У яхты были прямые паруса на фок-мачте и косые на грот- и бизань-мачтах. Она почти постоянно ходила под парусами и демонстрировала превосходные морские качества.
Прельстившись, как некогда Джеймс Брук, роскошной природой Борнео, сэр Гарри задумал обзавестись там плантацией. Его тешила мысль устроить поселок в подобном месте. Жизнь полуплантатора-полусолдата была по душе предприимчивому англичанину. Он решил объехать вокруг острова, чтобы отыскать подходящее место. Во время этого плавания он сел на мель в устье реки Кахаян. Что было затем, мы уже рассказали.