— Не стану ничего скрывать, — ответил он. — Все очень просто. За славой я не гонюсь, я простой шкипер, но, будучи хозяином этой шхуны, хочу решать сам, куда плыть, какой брать груз, куда его доставить. А голландские таможенники любят совать свой нос туда, куда не следует, бесцеремонно проверяют фрахты[165] кораблей и обкладывают их грабительской пошлиной. Взяв письма на «почте», я должен был бы передать их консульским служащим, а они уж непременно стали бы допытываться, откуда судно плывет, что везет и тому подобное. И моя любезность мне же влетела бы в копеечку. Проще тихо-мирно разгрузить свой товар в условленном месте, известном только мне и моим партнерам, забрать там новую партию груза, не проходя таможенного досмотра. Вот так и плаваем без вмешательства господ чиновников. Теперь понимаете, в чем дело?
— Понятно, — ответили со смехом оба француза.
Капитан, улыбнувшись, не стал их больше задерживать.
— Наш капитан конечно же хороший плут, — шепнул Легаль парижанину, — но на этот раз нам все-таки больше повезло, чем когда мы отплывали из Макао. Американец был подлым пиратом, а наш голландец просто-напросто контрабандист. Да, кстати, что это за история с письмом? Я помню, в ту минуту, когда появилась шхуна, у тебя в руках был мешок с письмами…
— Готов поспорить, ты ни за что не отгадаешь, кому было адресовано одно из тех двух писем, которые находились в мешке.
— Тут, видимо, что-то кроется. Лучше я сразу признаюсь, что не смогу отгадать.
— Так вот, дорогой мой, на одном из конвертов было написано: «Сеньору Бартоломеу ду Монти, в Макао!»
Пьер вздрогнул, словно пуля угодила ему прямо в грудь.
— Пряничному клоуну с рапирой… Сообщнику пирата!
— Да, именно ему.
— Ну, знаешь! Кто же, черт возьми, опустил это письмо в бочку? Должно быть, американец сумел спастись в своей посудине и добрался до Буби-Айленда… Нет, невозможно. У меня в голове все перемешалось.
— Как бы то ни было, случай порой преподносит нам странные вещи.
— Тысяча чертей! Письмо, дорогой мой, следовало выкрасть.
— Нет, этого я бы сделать не мог.
— А почему нет? Письмо бандита, адресованное мерзавцу.
— То, что получатель — мерзавец, я согласен, но из чего следует, что отправил его негодяй?
— Уверяю тебя, это наш американец. Он добрался сюда в своей лодке. У меня нет и тени сомнения.
— Пусть так. И все-таки я бы не смог нарушить тайну переписки.
— Вот еще! Деликатничать с такими подлецами — все равно что метать бисер перед свиньями.
Шхуна «Палембанг», капитан которой минхер Фабрициус ван Прет являлся одновременно и ее владельцем, вышла в море, чтобы доставить к столу малайцев, прихотливых в еде так же, как и китайцы, одно из самых любимых их кушаний. Все восемь матросов шхуны с утра до вечера были заняты ловлей голотурий.
Мы не стали бы говорить о голотуриях, если бы промысел этих иглокожих не занимал в здешних краях не менее важное место, чем ловля трески в Ньюфаундленде. Малайцы просто обожают трепангов[166] подобно тому, как англичане обожают свой пудинг, немцы — свинину с кислой капустой и картофелем, эскимосы — тюлений жир, а итальянцы — макароны. Трепанги — любимое национальное блюдо не только на Малайских островах, но и в Камбодже, Китае, Кохинхине[167], Анголе и многих других странах. А потому этим промыслом с немалой для себя выгодой занимаются не только местные жители, но и множество английских, американских и голландских кораблей.
Голотурии относятся к морским беспозвоночным животным типа иглокожих, об этом можно прочесть в любом учебнике зоологии… Ну а мы попытаемся говорить не столь научным языком и дать объяснение более практическое. Вообразите себе кожаную трубку средней толщины, длиной от пятнадцати до двадцати пяти сантиметров, наполненную водой, с довольно примитивным кишечником; на ее верхнем конце, напоминающем воронку, находится круглое ротовое отверстие с венчиком щупальцев, действующих наподобие присосок и служащих как для ловли добычи, так и для передвижения животного.
Голотурии водятся на утесах и в прибрежных песках, они весьма неприхотливы в еде и заглатывают все, что попадается им на пути — микроскопических животных, частички морских растений, рыбные икринки и даже песок. По довольно странной физиологической особенности пищеварительный аппарат голотурий отличается редкой чувствительностью и не приспособлен к столь разнообразной еде; бедняги нередко страдают несварением желудка, и, когда им трудно очистить кишечник от непереваренной пищи, они безболезненно избавляются не только от неусвоенных остатков, но и от собственных внутренностей, которые недостаточно хорошо работают, подобно тому, как мы выбрасываем отслужившие свой срок перчатки или обувь.
И это еще не все: голотурии охотно дают приют мелким ракообразным и, что еще удивительней, мелким рыбешкам, подобно кротам, предпочитающим темноту. Через воронку ротового отверстия голотурии они проникают в узкий для них кишечник, разрывают его, устраиваются между кожей и тонкими стенками внутренностей голотурии и спокойно живут там, не причиняя, видимо, особых неудобств своим хозяевам.
Мясо у трепанга довольно жесткое, а посему готовится оно несколько нетрадиционным способом, а именно: ждут, когда у него появится такой запах, которого не выдержали бы даже любители мяса с душком. Говорят, что это блюдо, приправленное пряностями, перцем и прочими специями, так высоко ценимое малайцами, начинает нравиться и европейцам. Все дело вкуса, ведь есть же гурманы, предпочитающие, например, наш рокфор[168].
Отлавливают трепангов с помощью простых бамбуковых палок с небольшим хорошо заточенным крючком на конце. Эта ловля, приносящая, как было уже сказано выше, немалый доход, требует также терпения и ловкости. А потому капитаны европейских и американских судов нанимают специально несколько гарпунеров. Способ этот верный, но требует немало времени, а потому крупные предприниматели предпочитают нанимать как можно больше людей, в период отлива они подбирают оставшихся на песке иглокожих или же дожидаются бури, во время которой ветер и волны выбрасывают их на берега островов и островков в таком количестве, что после двух или трех ураганов можно без труда загрузить целый корабль.
Именно такой ловлей и занимался капитан «Палембанга»; его шхуна водоизмещением в двести тонн, была уже почти полностью загружена. Появление же на борту корабля наших друзей, казалось, принесло счастье ловцам, так как голотурий вдруг оказалось так много, что судно, заполненное до отказа, уже через неделю взяло курс на остров Тимор, крупнейший из Малых Зондских островов.
Пьер, Фрике и Виктор были почти спасены — они приближались к местам, где жили европейцы.
ГЛАВА 15
Муки экзаменующегося на степень бакалавра[169].— Остров Тимор и его обитатели, — Ночные сигналы. — Нежданный гость. — Любопытные и неопровержимые сведения о моральном облике минхера Фабрициуса ван Прета. — Как один пират обвел вокруг пальца другого. — Мастер[170] Холлидей. — У морских разбойников, оказывается, есть главарь. — На тенте. — Бегство со шхуны и захват малайской лодки. — Вновь в цивилизованном мире. — Странные отношения между португальскими таможенниками и контрабандистами всех стран. — В тюрьме.
Из любого учебника по географии вы узнаете, что остров Тимор расположен между Молуккским морем и Индийским океаном[171] и простирается от 120° до 125° восточной долготы и от 8°30′ до 10°30′ южной широты. Пожалуй, это все или почти все.
Думается те, кто не ограничиваются при изучении географии перечнем французских субпрефектур[172], включая Корсику, вправе потребовать более подробных сведений и описаний. Но вряд ли можно удовлетворить их любопытство, поскольку одни авторы утверждают, что остров имеет в длину пятьсот километров, другие одним росчерком пера отбирают у него пятьдесят километров, нисколько не заботясь о судьбах тех, кого они самовольно, без всяких на то оснований, лишили права на жизнь. Ширина острова также претерпевает подобные изменения и колеблется между сто пятью и сто двадцатью пятью километрами.
Не будем более останавливаться на этом вопросе и перейдем к населению. Фантазия наших авторов не знает границ. Вообразите себе профессора Сорбонны[173] или какого-нибудь провинциального учебного заведения, задающего вопрос претенденту на степень бакалавра.
«Не можете ли вы сказать, сколько человек проживает на острове Тимор?»
«Миллион двести тысяч», — уверенно ответит экзаменующийся, которому благодаря хорошо натренированной памяти удалось запомнить эту цифру.
Представляю, как подскочит уважаемый экзаменатор, и с иронией или сарказмом (в зависимости от его темперамента) возразит:
«Нет, сударь, ошибаетесь. В Тиморе проживает всего лишь четыреста девяносто одна тысяча человек».
Удивленный кандидат в бакалавры клянет свою память вместе с жителями Тимора. Но дело не в памяти нашего кандидата и уж конечно не в жителях злополучного острова, так как разные авторы с одинаковым рвением отстаивают правильность той или иной цифры. Как объяснить этим горе-географам, что бессмысленно пытаться определить численность населения малоизученного края? Было бы куда логичнее, вместо того чтобы жонглировать цифрами, честно признаться в своем незнании, которого нечего, впрочем, стыдиться, ведь на Тиморе проживают представители трех рас!
Начнем — по месту и честь — с аборигенов, они принадлежат к негроидной расе. У них тот же цвет кожи, такие же короткие, пушистые, курчавые волосы, как и у папуасов. Их так и не коснулась цивилизация; вооружены они копьями, луками и дубинами, отличаются невероятной жестокостью и употребляют в пищу человеческое мясо.