— Все это к вашим услугам.
— Ну, тогда за дело!
Фрике быстро повернулся на каблуках, подошел к Пьеру, и оба с таким видом, как будто корабельные неполадки для них плевое дело, принялись выискивать необходимые для работы инструменты.
— Господи! Да это просто, как дважды два. Пила, топор, немного гудрона — и дело сделано, — приговаривал паренек, роясь в ящике плотника.
— Черт побери! И жарко же будет сейчас в кочегарке.
— Ничего страшного. Мы запасемся пляжным зонтиком и веером.
Оба друга дружно расхохотались.
— Этот молодой человек, — говорил тем временем сэр Паркер Андре и доктору, который с заинтересованностью истинного антрополога[188] разглядывал отрубленную голову малайца, — удивительное создание. Какие ловкость и сноровка! А сколько у него сил! Ничто его не смущает, ничто не удивляет. Он способен выйти из любой переделки невредимым и решить самую неразрешимую проблему. Ничто не застанет его врасплох.
— Можете добавить, и вы не ошибетесь, что никогда еще в человеческой груди не билось столь благородное сердце. Виктор Гюйон, которого друзья называют Фрике, — олицетворение преданности. Несмотря на то, что он еще почти ребенок, это настоящий герой, поверьте. Я бы мог бесконечно рассказывать о его подвигах, каждый из которых составил бы славу герою и навсегда остался бы в памяти человечества. Наш друг не принадлежит сам себе. С кем бы ни случилось несчастье, он всегда может рассчитывать на помощь Фрике, а помощь такого человека, уверяю вас, дорого стоит.
— К чему уверения? Кто, как не я, имел возможность убедиться в правоте ваших слов?
— А что до его энергии и смелости, так они не знают себе равных. В семнадцать лет, один, без родителей и друзей, влекомый жадной страстью к путешествиям, он без гроша в кармане сумел обойти вокруг света. Одиссея длилась больше года. За это время Фрике спас экипаж паровой шлюпки, потерпевшей аварию в Габоне, спас жизнь доктору Ламперьеру, находящемуся здесь, вырвал из лап смерти Пьера Легаля, нашего бравого матроса и вызволил из неволи этого молодого чернокожего. Теперь он путешествует с нами.
— В таком случае я знаю вашего отважного друга давно. Я читал английский перевод французской книги под названием «Кругосветное путешествие юного парижанина», но, по правде говоря, отнес на счет бурного воображения романиста рассказы о невероятных приключениях героя.
— И очень ошиблись, сэр Паркер. Мы, его друзья, готовы под присягой подтвердить: все, что касается Фрике, абсолютно достоверно.
— Господа, мне неведомы мотивы, побудившие вас объявить войну султану Борнео. Но каковы бы они ни были, уверен, что такие люди, как вы, руководствуются благородными и достойными целями… Думается, помощники вам не помешают. Мое состояние, мои кредиты, наконец, я сам в полном вашем распоряжении.
— Невозможно отказаться от столь лестного и благородного предложения. Но мы не вправе втягивать вас в авантюру. Увы! Это слишком рискованно и может привести к серьезным дипломатическим осложнениям… Надо соблюдать строгую секретность — от этого зависит успех нашего предприятия. Не пройдет и двух месяцев, как на границах владений султана может разразиться настоящая революция. Однажды спущенные с цепи, даяки никогда уже не захотят попасть в кабалу. Ой! Глядите, глядите! Вон там… Боже, какие милые, гостеприимные люди!.. Да это сущие демоны!
Сэр Паркер, услыхав возгласы, поднял голову. То, что он увидел, привело англичанина в ужас; пока на яхте с помощью парусов гасили разбушевавшееся пламя, оба лодочника, попавшие на «Конкордию» вместе с нашими друзьями, предались своеобразному, по европейским понятиям, занятию. При виде многочисленных трупов даяки схватили свои сабли, похожие на те, с которыми никогда не расстаются папуасы, положили крест-накрест на еще дымящейся палубе и принялись исполнять диковинные танцы, довольно, впрочем, грациозные. Дикари неистово трясли ногами, руками и торсом; много раз, склоняясь к лежавшим у ног саблям, делали вид, что хотят поднять их, но замирали как бы в испуге или, точнее сказать, в суеверном ужасе.
В конце концов они действительно подняли клинки, сделали в воздухе несколько вращательных движений и стали с еще большей одержимостью прыгать вокруг поверженных пиратов. Когда предварительная церемония была закончена, даяки с жуткими криками бросились к трупам, хватая мертвецов за волосы и одним движением отсекая головы. Второй, третий…
Даяки не угомонились, пока не отрезали головы всем убитым, не тронув только тех, кто сильно обгорел. Затем, действуя, как будто делают нечто само собой разумеющееся, они сложили отрезанные головы в кучу, словно пушечные ядра, и снова начали плясать, предварительно выкинув обезглавленные тела за борт.
Натанцевавшись вволю, оба притащили по небольшой корзине, сплетенной из тростника и украшенной человеческими волосами. Взяв по одной голове и уложив в корзину, они аккуратно прикрыли их крышками и только тогда бросили полные гордости взгляды в ту сторону, где находились опешившие белые.
В это время доктор, смолоду привыкший к подобным зрелищам, подошел поближе к зловещим трофеям. Ламперьер, в котором проснулся инстинкт ученого-антрополога, поднял одну из голов и принялся внимательно изучать ее с таким хладнокровием, будто держал в руках кокосовый орех. Глядя на это, даяки, очевидно, решили, что белые тоже испытывают слабость к подобного рода трофеям. Стараясь быть вежливыми на свой лад, они поспешили преподнести каждому по голове; держа их за волосы, даяки приветливо улыбались, а ошарашенные европейцы видели перед собой лишь искаженные смертью лица, белые глаза да разинутые рты.
Эта сцена, столь же омерзительная, сколь и неожиданная, вызвала у сэра Паркера возглас удивления.
— Я вовсе не чувствителен, — обратился он к Андре, — но все же не могу не заметить, что у ваших лодочников довольно дикие нравы. Не могли бы вы попросить их унести подальше эти, с позволения сказать, подарки?
Андре, не столь впечатлительный и, видимо, уже успевший привыкнуть к обычаю туземцев, обратился к даякам по-малайски, после чего те преспокойно отправились на верхнюю палубу, чтобы торжественно водрузить там свидетельства своей победы.
— Это и есть ваши будущие соратники и помощники? Пожалуй, у вас не будет проблем с пленными… К тому же, думаю, не придется волноваться и о тех, кого ранят в бою.
— Таковы даяки. Но имеют ли цивилизованные люди право осуждать несчастных дикарей? Разве наша история не полна кошмарных, еще более жестоких фактов? Мы не дикие племена, а совершали и совершаем куда более страшные зверства. Можно ли сравнить обезглавливание трупов (заметьте: даяки отрубили головы мертвому врагу) с религиозными войнами, сотрясавшими Францию и Германию? Помните ли вы святую инквизицию и ее холодящую кровь судебную машину? А завоевание Америки? Перу, Мексика? Непрерывные казни, массовое истребление и вековое преследование коренных жителей, у которых завоеватели отняли все. Эти «великие люди» дадут сто очков вперед даякам из Борнео, отрубателям голов. Дикарь убивает своего врага так же, как и цивилизованный человек, с той лишь разницей, что у дикаря нет ни образования, ни воспитания, и он понятия не имеет ни о морали, ни о религии, призывающей прощать и любить ближнего.
— Вы правы. Нам надо бы в первую очередь спросить с себя, а уж потом требовать чего-то от других.
— Вот-вот. Мои друзья и я провели рядом с даяками около полугода. Поверьте моему слову, нигде раньше я не встречал такой честности, бескорыстности и, я сказал бы, нежности, хотя это слово, очевидно, не слишком подходит к сегодняшнему случаю. Даяки гостеприимны. Они великолепные мужья и заботливые отцы. Вот вам пример их бескорыстия, когда даяк, договорившись со своим извечным врагом, предпринимает совместную экспедицию, то всю добычу оставляет своему алчному помощнику, взяв себе лишь головы поверженных.
— Не известны ли вам истоки столь чудовищного обычая?
— Полагаю, что виной всему суеверия… Да разве у нас не то же самое?
— А правда ли, что у даяков, как утверждают некоторые путешественники, молодой человек должен положить к ногам своей избранницы только что отрезанную голову?
— Ну, это спорное утверждение. Мне ни разу не приходилось быть свидетелем подобного. Хотя этот факт действительно имеет место в описании Лейдена Тромпа и доктора Риделя. Но вот, например, такой добросовестный исследователь, как Теммингк, отрицает существование подобного обычая. Не подтверждает этого и мадам Пфейффер[189], знаменитая путешественница, чья отвага равняется ее честности. Я склонен поддержать точку зрения двух последних и вовсе не потому, что молодые девушки плохо приняли бы такого рода презент. Мой мотив прост: где смогли бы даяки отыскать столько голов, если подобное приношение обязательно должен сделать каждый жених каждой невесте?
Шум вырывающегося из клапанов пара прервал этнографические споры. Из кочегарки показался Фрике. Лицо его так закоптилось, что парижанина трудно было бы отличить от его чернокожего друга Мажесте.
— Я справился на пять минут раньше. Отведенный мне час еще не истек, не так ли? Машина под парами. Жду ваших приказаний, капитан.
— Великолепно, друг мой. Займите свой пост. Я дам вам сигнал к отплытию.
Взяв рупор, сэр Паркер отдал приказ держать курс прямо на горы.
ГЛАВА 3
Царство пиратов. — Джеймс Брук — раджа Саравака. — Кровожадные бандиты и освободитель Борнео. — Как оказались здесь пятеро французов. — Похищение. — Письмо. — Таинственный советник султана Борнео. — Восстание даяков. — «Конкордия». — Молчаливый механик и слишком разговорчивый помощник капитана. — Размышления доктора Ламперьера. — Трагедия.
Между 95° и 140° восточной долготы по Гринвичскому меридиану, между четырнадцатой северной и десятой южной параллелями (территория, насчитывающая не менее пяти миллионов квадратных километров), живут диковинные хищники, настоящие амфибии, царящие на суше и на море, чья единственная забота — отнимать нажитое тяжелым трудом.