Уже в штабном кабинете я передал Максимычу секретный пакет, выданный мне полковником Красиным. Комендант сломал сургучную печать, развернул бумаги, пробежался по ним глазами, и его лицо опять приобрело озабоченный вид, даже стало еще мрачнее.
— Так… Значит, вот оно как… Среди нас предатели! — проговорил он.
Я кивнул, а он поднял на меня взгляд от секретных бумаг и продолжал:
— Получается, теперь ты, Печорин, у нас официальный соглядатай от секретной полиции, так, что ли?
— Если хотите, можете и соглядатаем называть, не обижусь, — ответил я.
— А Вулич, что же? Он тоже с тобой в деле, как я понимаю?
— Тоже. Нам полковник Красин поручил совместно производить поиски английских шпионов и предателей, — объяснил я. — Вулич будет моим напарником в предстоящем расследовании.
Комендант тяжело вздохнул, проговорив:
— Вот только английских шпионов и их пособников мне тут под боком еще и не хватало! Разумеется, их нужно выявить поскорее. Но смотрите, вы с Вуличем, чтобы без лишнего шума! А то народ у нас нервный, не любят наши господа офицеры, когда их в предатели записывают.
— Мы постараемся, — сказал я.
— Ага. Вот и постарайтесь, — проворчал Максим Максимович. — Ну что ж, завтра, я так полагаю, начнете. А сегодня отдыхайте. Скоро приглашу вас с Вуличем на ужин по поводу благополучного возвращения.
Но, отдыхать мне особо не пришлось. Поздно вечером, когда уже поужинали, выпили и закусили, выслушав тосты от офицеров крепости за государя Николая Павловича, за процветание родимого Отечества, за победы над врагами Российской Империи и за наше благополучное преодоление дорожных опасностей и возвращение в крепость в добром здравии и с пополнением, я уже собирался лечь спать в своей комнате, вдруг в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул я, потому что мой денщик все еще хлопотал где-то снаружи, помогая разгружать обоз.
На пороге стоял Вулич, бледный, с горящими глазами.
— Печорин, ты должен это увидеть! — сказал он, протянув мне смятый листок бумаги. — Нашел под дверью комнаты, которую мне выделил комендант.
Я развернул записку. В ней было написано без всякой подписи: «Поручик Вулич! Вы выжили сегодня, но это не значит, что выживете завтра. Крепость — это ловушка для вас. Бегите отсюда, пока можете».
Я поднял глаза от текста, сказав Милораду:
— Значит, полковник Красин прав. Здесь точно орудует кто-то из английских шпионов. И твое прибытие напугало эту крысу. Этой запиской враг сразу выдал свое присутствие. Вероятно, английские прихвостни хотят взять тебя на испуг.
— Я не из пугливых, не на того напали! — ухмыльнулся Вулич.
В глазах его я видел решимость. И я сказал:
— Что ж, тогда начнем охоту на них первыми. Делай вид, что испуган. Возможно, тогда шпион выйдет на контакт ради дальнейшего твоего шантажа. И будь начеку. Не забывай, что они могут попытаться тебя убить. Держи подле себя двух вооруженных денщиков. Я же прямо сейчас пойду с этой запиской к Максимычу.
Он кивнул, потом медленно сложил записку, протянув ее мне. И я направился к штабу. Но, Максимыча, несмотря на позднее время, я нашел возле казематов крепостного арсенала, куда складировался порох, ядра для пушек и прочее вооружение, привезенное телегами нашего обоза. При свете масляного фонаря комендант производил осмотр имущества, которое солдаты уже успели выгрузить.
Отозвав Максимыча в сторонку, я шепнул ему по поводу неприятной записки. И мы поднялись на вал, якобы для внеочередной инспекции караулов. На самом деле, просто отошли с ним туда, где никто не смог бы подслушать наш разговор, поскольку на этом участке стены спрятаться было просто негде. Уже давно стемнело, и на небо вышла почти полная луна. Ее призрачный свет падал на лицо Максимыча. И я видел, что оно, обычно добродушное, было напряженным.
— И что вы сами думаете об этой записке, Григорий Александрович? Догадываетесь ли, кто мог подобное написать? — спросил комендант.
— Если бы догадывался, не пошел бы к вам сейчас за советом, — усмехнулся я. — Мне только совершенно ясно, что записка подобного содержания подтверждает, что кто-то в крепости служит врагам.
Ветеран кивнул, проговорив серьезно:
— Думаю, что враги следят здесь у нас буквально за всем. Ведь не успел поручик Вулич приехать, как ему уже эту записку подсунули, чтобы напугать. Следовательно, враги в себе уверены. По-видимому, они каким-то образом связаны с другими шпионами, которые находятся вне крепости. Возможно, через местных жителей шлют донесения, или еще как-нибудь. Это вам и предстоит выяснить. И почему вы думаете, Печорин, что шпион затесался именно среди офицеров? Возможно, это кто-то из рядовых солдат или из казаков. А, быть может, из унтеров? Или, например, из торговцев, которые постоянно ездят в крепость и из нее?
Я попытался объяснить:
— Во-первых, этот человек грамотный, что видно по тексту записки. Там нет ни единой ошибки. Во-вторых, сведения о проезде через крепость и о дальнейшем маршруте князя Гиоргадзе были секретными, доступными лишь офицерам…
— Но, я не могу открыто проверять своих же офицеров! Что они обо мне подумают? — воскликнул Максимыч, перебив меня. Потом добавил:
— А вы, Печорин, здесь новенький. Вернее, не совсем новый человек, конечно, но и не старый, не ветеран этой крепости, да и чин у вас слишком незначительный. Служите вы с нами всего ничего, без году неделя. Вулич — тем более новичок. И вас, простите, не воспринимают пока всерьез в кругу офицерского собрания. К тому же, все знают о вашей обычной замкнутости и отрешенности… А о ваших секретных полномочиях никто не знает. И знать не должен здесь никто, кроме меня… Потому я прошу вас подойти к этому делу деликатно, с головой, как говорится. Не поднимайте шума. Понаблюдайте внимательно. И тогда, возможно, сможете увидеть то, что я пропускаю. В любом случае, вам потребуется найти железные доказательства прежде, чем кого-нибудь из офицеров обвинить. Поймите, на кону стоит моя репутация, как коменданта. Я, разумеется, помогу вам, чем смогу, но, я не желаю, чтобы это дело обрело публичность. Надеюсь, что вы меня понимаете?
Я выслушал его пожелания молча. Потом спросил:
— Быть может, вы подозреваете кого-то?
Максимыч задумался, потом сказал:
— Не думаю… Зебург слишком умен для своей должности. Друбницкий — слишком жаден. А Никифоров… Он замолчал.
— И что с Никифоровым? — уточнил я.
И Максимыч добавил немного интересной информации:
— Он заядлый охотник. Потому часто отлучается из крепости и носится на коне по окрестностям за дичью. Кстати, он исчезал накануне вашего возвращения. Говорит, что был на охоте. Но я проверял — никто в наших патрулях не слышал выстрелов в той стороне, где он, вроде бы, охотился.
— Интересно. Это уже зацепка. Возможно, Никифоров ведет свою игру, — сказал я.
Утром я первым делом проверил Никифорова, застав его возле ружейного склада.
— Ружья собираетесь пересчитать, поручик? — поинтересовался я небрежно, подойдя к нему со спины.
Он вздрогнул от неожиданности, но быстро взял себя в руки, ответив:
— Обыкновенная проверка, Печорин. После вашего возвращения с обозом хочу лишний раз убедиться, все ли на месте, согласно описи.
— А что могло пропасть? — уточнил я.
— Ну, например, порох или свинец. В пути могло потеряться что-нибудь. Времена нынче тревожные…
Я заметил, что его глаза бегали. Следовательно, главный крепостной интендант нервничал, прервав нашу беседу тем, что ушел внутрь склада. Но, я не пошел за ним, поскольку собирался сначала проведать остальных подозреваемых.
Немец Зебург, наш славный бог войны и артиллерии местного масштаба, оказался не при делах. Он сидел в тени крепостной стены на ящике с зарядами для пушек и играл в шахматы с другим бездельником поручиком Друбницким.
— А, Печорин! Присоединяйтесь, — предложил он вроде бы приветливо, но в его взгляде мелькнуло что-то холодное.
— Не сегодня. Кстати, Ипполит Илларионович, слышал, вы прекрасно разбираетесь в математике и в шифрах? — попытался импровизировать я. И не зря.
Лошадиное лицо Зебурга дрогнуло, он спросил:
— Откуда вам это известно?
— Максим Максимыч хвалил ваши математические способности, — придумал я объяснение.
— Ну, что вы! Какие там способности… Не более, чем у любого артиллериста. Мои познания весьма поверхностны.
Меня удивил такой слишком поспешный ответ. Скромнягу из себя немец строит. Интересно только, зачем? Но, я решил не зацикливаться на этом.
Что же касалось поручика Друбницкого, командира пехотной роты, составляющей основу крепостного гарнизона, то в разговоре с ним и вовсе зацепиться было не за что, поскольку он был подчеркнуто вежлив. И я по-прежнему терялся в догадках, кто же из троих офицеров английский шпион?
Вуличу тоже сходу ничего выяснить не удалось. Пока он лишь воспользовался моим советом и ходил везде вместе с двумя вооруженными денщиками, да и сам при пистолетах. И никто на него не нападал. Возможно, шпионы просто боялись, что называется «засветиться» и «подставиться». Ведь выглядел серб очень грозно и решительно. И враги понимали, что с таким воином им сладить будет непросто.
Дни шли за днями. Ничего интересного не происходило. И тут нас внезапно пригласили на свадьбу к местным жителям. А события, как оказалось, продолжали развиваться по книге Лермонтова. Даже несмотря на то, что поручик Вулич теперь остался в живых и служил в крепости вместе со мной.
Приглашение на свадьбу к местному князю пришло неожиданно. Он сам приехал в крепость и пригласил к себе русских офицеров. Максим Максимович, хоть и не любил подобные мероприятия, рассказывая всем, что давно, мол, бросил пить и теперь может позволить себе лишь пригубить хорошее вино, чтобы поддержать тост, тем не менее, считал, что отказываться нельзя — дипломатия с этими горцами важна прежде всего.
— Ну что ж, придется ехать. Только смотрите, прапорщик Печорин, держите ухо востро. И вам, поручик Вулич, тоже советую не расслабляться, — предупредил комендант, когда мы собрались в путь.