— Тогда ты получишь только трупы. Я покончу с собой прямо сейчас. А Вулича ты убьешь от злости, — и девушка выхватила небольшой, но острый кинжал, демонстративно приставив его себе к сердцу.
Кэлекут рассмеялся:
— Ладно. Я отпущу русского. Но сначала — твоя рука!
Он наконец-то слез с коня, приблизился к Бэле и протянул ей открытую ладонь. Но, девушка резко отпрянула назад. Это был условленный момент. Бэла отскочила назад, а Кэлекут потянулся к ней, сделал еще шаг, и в этот миг земля под ним провалилась. Он не знал, что Бэла все это время стояла на краю волчьей ямы, тщательно замаскированной дорожной пылью и мелкими камешками.
Враг попался. Так было задумано еще древними строителями, построившими ту крепость, на руинах которой много веков спустя возвели теперешнюю фортификацию. А наш артиллерист Зебург оказался еще и сведущ в военной инженерии, приведя все эти хитрые старинные ловушки в порядок. И волчья яма сработала, как надо. Кэлекут рухнул вниз с криком. Его нукеры бросились вперед, но тут со стен грянули выстрелы наших солдат. Двое горцев упали. Остальные отхлынули, отступая в беспорядке. А Бэла кричала им на своем языке.
— Передайте моему отцу, что Кэлекут останется заложником в русской крепости до тех пор, пока его не обменяют на Вулича! А если Вулич умрет, то и Кэлекут умрет! — выкрикнув эти слова, Бэла прошмыгнула обратно в калитку крепостных ворот, и калитка захлопнулись за ней наглухо.
Когда Кэлекута, набившего шишки и синяки при падении, но вполне живого и даже не покалеченного, казаки притащили в каземат, он был в ярости и кричал:
— Вы все умрете, неверные! Скоро князь Аслан сожжет вашу крепость и отрежет вам головы! А эту обманщицу Бэлу он прикажет забить камнями, хоть она и его дочь.
— Где Вулич? — спросил Максим Максимович, когда казаки связали Кэлекута и облили ведром холодной воды, чтобы немного остыл.
— Жив. Пока. Я приказал запереть его в башне. Но вы все равно проиграли. Ваша погибель уже спускается с гор! — ответил горец.
Когда я вышел из каземата наверх, на крепостном валу Зебург и Друбницкий производили приготовления к обороне, гоняя солдат.
— Давайте-ка проверим кое-что, братцы! Нам нужно знать точно, сколько времени займет у неприятеля подъем на наши стены. Добровольцы имеются? — говорил перед шеренгой солдат поручик Друбницкий. — Есть кто смелый на стену залезать, когда не стреляют?
— Так точно, ваше благородие! — ответили несколько глоток.
— Тогда, добровольцы, два шага вперед! — продолжал поручик, — Надеюсь, с веревками и крючьями управляться умеете?
— Справимся, ваше благородие! — отвечали солдаты.
— Хорошо, — кивнул Друбницкий, осмотрев восемь служивых, которые изъявили желание попробовать штурмовать собственную крепость. — Тогда сейчас произведем опытовый захват стены в разных местах.
Поручик велел солдатам вооружиться ружьями и холодным оружием, как и положено по уставу, потом приказал взять у полноватого фельдфебеля абордажные крючья и веревки. А после этого скомандовал отделению добровольцев спуститься вниз, выйти за ворота и начать учебный штурм от речки. Сам Друбницкий остался стоять на стене, откуда скомандовал солдатам:
— Вперед! На штурм!
В руках у поручика были карманные часы, по которым он засекал время. Солдаты по команде устремились вперед. Скользя на подъеме по осклизлым камням, они пытались выбраться на покатый крепостной вал. И только тогда, когда им удалось взобраться на его верх, начались попытки закинуть крючья на толстую стену, высота которой не превышала от верхушки вала два человеческих роста. Но, даже это получалось не с первого раза. Крючья-кошки, забрасываемые солдатами, похожие на маленькие якоря, в большинстве случаев лишь бессильно чиркали по камням, не находя точек зацепления. Наконец, у одного солдата веревка зацепилась, поскольку крюк воткнулся между камней ограждения дозорного пути.
Когда этот чемпион учений, пыхтя, выбрался наверх с ружьем, подвешенным за спиной, и с клинком, висящим на боку в ножнах, поручик объявил:
— Лучший результат — три минуты. Этого точно хватит, чтобы сделать со стен шесть ружейных залпов по супостатам. А если не зевать и очень постараться, то и девять раз выстрелить можно по неприятелю за это время. Значит, не все так уж печально у нас с обороной! Если еще и веревки вовремя рубить, то и вовсе неплохо сможем отбиваться. А штурмовых лестниц у горцев нету.
— Так горцы не только с этой стороны атаковать могут, но и прорваться выше по склону, наверняка, попытаются, — заметил я.
Но, Друбницкий возразил:
— Это вряд ли, Печорин. Там всюду по краям отвесные скалы. А крепостные стены примыкают к ним вплотную дугой. Да и отступим мы, в случае чего, к цитадели. Перед ней еще одна стена, которая дугу внешних стен перечеркивает прямой линией. Так что в нашей «деревне» на склоне горы можем еще долго обороняться, ежели супостаты всю нижнюю стену захватят.
— Да, этот древний аул был построен с умом, — присоединился к нашей беседе артиллерист Зебург, — тут и предполагалось, видимо, держать оборону таким вот образом, отступая вверх по склону к домам. А с боков аул защищают две природные скалы с вертикальными обрывами, на которые почти невозможно забраться. Особенно, если сверху будут стрелять по тем скалолазам.
Пока главный крепостной артиллерист разговаривал с нами, его канониры готовили три шестифунтовых орудия к бою. Одно стояло в центре на бастионе рядом с воротами, а две других пушки симметрично располагались посередине стен. Крепостную артиллерию не забыли усилить и двумя трофейными пушечками, которые мы недавно захватили вместе с неприятельским оружейным караваном. То были трехфунтовые «кузнечики», которые англичане давно применяли для войны в своих колониях. Я помнил, что вес ствола этого орудия не превышал центнера, потому такие легкие пушки быстро стали использовать в качестве горных орудий. Ведь подобный вес вполне неплохо тащил мул на своей спине. И сейчас этих «кузнечиков» наши артиллеристы устанавливали на лафеты с деревянными колесами, собираясь угощать из них супостатов картечью на ближних подступах к стенам.
Максим Максимович тоже не терял времени, проверяя состояние крепостного колодца и заставляя солдат натаскать воду в древние цистерны, выдолбленные в скальном склоне, откуда осуществлялось в старину водоснабжение аула в случае осады. Так все в крепости и провозились до самого вечера, готовясь обороняться. Я же выехал со своими казаками на разведку окрестностей, заметив вечером вдали на горах в нескольких местах за аулами огни костров. Похоже, горцы, действительно, собирались в военные лагеря, готовясь к атаке.
Утром, едва офицеры позавтракали и начали решать в штабе, что еще можно сделать ради укрепления обороны, как вбежал солдат, доложив:
— Ваши благородия! На стенах тревога! Горцы едут!
Мы бросились на башню, припав глазами к подзорным трубам.
С предгорных холмов спускался большой отряд. И штабс-капитан сказал, что это, похоже, были не черкесы, а чеченцы! Начищенные стволы их ружей и клинки острых пик сверкали на солнце.
— Не меньше сотни! — ахнул Максим Максимыч. — Откуда?
И тогда я увидел его. На белом коне, в темной одежде горца впереди отряда гарцевал лейтенант Мертон. А рядом с англичанином гордо ехал Азамат на Карагезе. Внезапно англичанин приказал поднять белый флаг и с передовой группой всадников остановился напротив крепостных стен. Но, он не приближался слишком близко, а начал переговоры издалека, на дистанции больше сотни шагов, куда не каждый стрелок может метко выстрелить.
— Господа! — крикнул Мертон по-русски. — Вы удерживаете в заложниках моего союзника. Я предлагаю обмен: Кэлекута на Вулича.
Глава 15
Пусть крепость наша была небольшая, но мы хорошо знали, что горцы не любят штурмовать укрепления в лоб. Их любимая тактика — это быстрый налет всадников, грабеж селения и отход. Однако, теперь под руководством англичанина все могло измениться. Нас, разумеется, обрадовало известие, что Вулич все-таки остался жив. Но, мы находились в затруднении, не зная, как реагировать на предложение обменять его.
— Что будем делать? — прошептал Максим Максимович.
— Попробуем применить военную хитрость, — сказал я, — предлагаю подменить Кэлекута нашим человеком.
— Но, это же будет бесчестным поступком, Печорин! — проговорил поручик Зебург.
К моему удивлению, ему возразил сам штабс-капитан:
— Значит, по-вашему, Ипполит Илларионович, горцам, англичанам, туркам и прочим врагам нас, русских, обманывать можно, а мы не имеем права применять против них их же приемы? Так, что ли?
— На войне все средства хороши! Мы тут воюем или рыцарские турниры устраиваем? Я же не предлагаю вам, поручик, дать залп из пушек картечью по парламентерам! Хотя и следовало бы убить этого мерзкого англичанина, который вредит нам каждой минутой своего существования! — вставил я достаточно резко.
И Зебург замолчал, не зная, что возразить. А я сразу приметил, что один из наших казаков, призванный из станичного пограничья, Семен Голиков, был похож на Кэлекута, как брат-близнец — тот же рост, хищный нос, всклокоченные кучерявые черные волосы, те же высокие скулы. Особенно после того сходство усилилось, как его обрядили в горскую одежду, снятую с настоящего Кэлекута, посаженного Максимычем в каземат.
— Только молчи и делай свирепое лицо, — инструктировал я казака, пока Максимыч завязывал ему руки за спиной, но бантиком, так, чтобы веревку казак мог мгновенно сдернуть.
Чтобы оценить маскарад, позвали Бэлу. Девушка подошла и неожиданно резко царапнула ногтями всей пятерней казака по левой щеке, сказав:
— Я так расцарапала Кэлекуту лицо. Теперь этот будет совсем похож на него.
Казак отпрянул, но не закричал, хотя на царапинах выступила кровь. Он лишь с ужасом посмотрел на эту дикарку, радуясь, видимо, уже тому, что хоть глаза она ему не выцарапала.
— Мы согласны на обмен! — крикнул я Мертону со стены, держа нашего ложного «Кэлекута» за плечо. — Меняем одного на одного!