Как только солнце окончательно скрылось за горами, и наступили вечерние сумерки, на крепостных стенах застучали барабаны, а трубачи заиграли сигнал к атаке. Одновременно с этим ворота открылись, и Вулич выехал из крепости во главе отряда всадников. А еще, для острастки неприятеля, залп произвели наши пушки. Конечно, никто не рассчитывал, что казачья полусотня, которой командовал серб, наведет ужас на черкесов, заставив их разбежаться. Но, как отвлекающий маневр, затея вполне удалась. Пока черкесы отвлеклись на вылазку отряда Вулича, мой отряд, не мешкая, перешел вброд через быструю, но мелкую речку, успешно достигнув оврага.
Дальше тропа вела по дну овражка, поднимаясь на склон вдоль русла ручейка, плотно заросшего растительностью, отчего здесь и днем царил полумрак. Ноги то и дело скользили по осклизлым влажным камням, но осенний ветер и близкий шум реки заглушали наши шаги. А продолжавшаяся атака Вулича отвлекала внимание горцев. С той стороны ветер доносил до нас не только выстрелы, но и звон клинков вперемешку с криками горцев и казаков. Уже через полчаса мы оказались на склоне выше, чем место, где расположился вражеский лагерь со строящимися капонирами для пушек.
Внизу, среди шатров, горели костры. Но не обычные бивачные огни — это были полевые кузницы! Там турки, которые помогали горцам, чинили оружие и отливали пули. А чуть поодаль, замаскированные кучами хвороста, стояли в примитивных, но почти достроенных капонирах, сделанных из земли и бревен, четыре горные пушки.
— Значит, у них больше орудий, чем мы думали, — пробормотал я.
— Тогда, тем более, надо их уничтожить, — сказал старый опытный казачий урядник по имени Семен, который держался рядом со мной.
Мы спустились ниже. Первым делом нужно было убрать часовых боевого охранения. Два казака, опытные пластуны, бесшумно подползли и сняли дозорных.
— Теперь к пушкам, — скомандовал я.
Мы прокрались к маскировочному хворосту. Возле пушек суетились турецкие артиллеристы. Их оказалось немного. Всего по три канонира у каждого из трехфунтовых орудий. Но, мои казаки благополучно прикончили их, наскочив стремительно со всех сторон и беспощадно порубив супостатов шашками.
— Заряды там, — шепнул мне Семен, указав на ящики.
Мы быстро обложили пушки пороховыми мешками, полностью забив порохом и пушечные стволы. Взрыв должен был повредить их.
— Поджигай! — приказал я, как только мы отползли на безопасное расстояние.
Фитиль, шипя, загорелся, и веселый огонек побежал по нему в сторону порохового заряда.
— Теперь вперед, братцы! Ударим с тыла на передовую позицию черкесов! — скомандовал я.
Мы обходили пушечные капониры, подготовленные к взрыву, но в этот момент с флангов, со стороны полевых кузниц, раздались крики и тут же загремели выстрелы. Не вся охрана пушек оказалась перебита нами. Но, было уже поздно. Истошные вопли турецких наемников, запоздало кинувшихся на помощь своим, потонули в оглушительном грохоте взрыва.
Фитиль догорел, и огненный столб, перемешанный с землей и дымом, взметнулся к небу. Пушки, боеприпасы, турки, спешащие на помощь к артиллеристам, — все взлетело на воздух. Ударная волна повалила некоторых из нас на землю. И сразу же пожар вспыхнул на месте вражеских пушек. Хворост, который горцы натаскали ради маскировки орудий, горел хорошо.
— Бегом! В атаку! — кричал я во всю глотку, уже не таясь.
Оставив последних турок за огненной преградой, мы рванули дальше вниз по склону к передовой линии черкесских костров возле реки. Но, наш дерзкий прорыв горцы, конечно, уже заметили, услышав взрыв. И со всех сторон раздавались выстрелы. А пули свистели у нас над головами. Разумеется, взрыв увидели и у нас в крепости, сразу воодушевившись. И, прикрывая нас, казаки Вулича развернулись для новой атаки, а с бастионов наши артиллеристы дали еще один залп, по-прежнему отвлекая горцев от нас.
— Вперед! — крикнул я снова.
И мы под огнем подбежали к вражеской передовой позиции с тыла, пока сзади нас выше по склону громыхали новые взрывы — это в лагере турецких наемников, артиллеристов и кузнецов, продолжали рваться боеприпасы к пушкам. Черкесы, расстрелявшие уже заряды для своих ружей по казакам Вулича, встретили нас холодным оружием, развернувшись в последний момент с шашками и пиками в руках. Но, мы свои заряды приберегли, а потому стреляли почти в упор, за какие-то мгновения опрокинув вражеский заслон, вставший у нас на пути. Пройдя сквозь переднюю линию врагов, словно нож сквозь масло, мы добрались сначала до речки, а потом и до крепости. Уже переходя водный поток вброд, четверо казаков погибли от флангового огня черкесов. Но это, пожалуй, были все потери в моем отряде убитыми на этот раз. А, в целом, рейд вполне удался. И в крепости нас встретили ликующими криками. Со стен и башен все видели пожар, устроенный нами в лагере вражеских артиллеристов.
— Молодец, Печорин! — хрипло сказал Максим Максимович, хлопая меня по плечу. — Теперь у них не будет пушек.
Но Зебург, глядя на огонь за рекой, покачал головой:
— Они еще попробуют притащить сюда другие орудия. Им деваться некуда. Без артиллерии новые попытки штурма не принесут им удачи. И горцы не могут не понимать этого.
Я кивнул, понимая, что, несмотря на весь наш успех, осада не закончилась. Скорее, она только начиналась. А бой за крепостными стенами шел еще некоторое время. Это Вулич с казаками, прикрывая наше возвращение, отступал в крепость с остатками своей полусотни, довольно сильно потрепанной ружейным огнем и кавалерийскими наскоками горцев из засад во время вылазки. К счастью, сам серб не пострадал, хотя и был весь в крови, когда вернулся. Впрочем, то была лишь кровь врагов.
Когда ночная тьма опустила свой траурный покров на горы, все уже было кончено. Выстрелы, взрывы и боевые кличи сменились зловещей тишиной. И лишь стоны раненых, доносящиеся из приземистого глинобитного здания лазарета, где, штопая тела, орудовал фельдшер, напоминали о недавнем вечернем сражении. К счастью, боевая операция по нейтрализации вражеской артиллерии завершилась нашей победой.
А это означало, что спеси у горцев поубавится хотя бы на какое-то время. Быстро они такие потери не восполнят. Какие бы английские и турецкие шпионы ни управляли действиями супостатов, а по горным тропам не подвезти им быстро новые пушки из Батума, до которого отсюда было достаточно далеко. Потому у всех защитников крепости сделалось на душе немного полегче.
После боя я прошел в свои комнаты на склоне горы за цитаделью, чтобы привести себя в порядок, умывшись и переодевшись с помощью денщика. Едва, стараниями Ивана, я снова приобрел более или менее аккуратный вид, отмывшись от сажи и брызг вражеской крови, как явился Вулич. Он тоже был умытым и переодетым в чистое, но его лицо, обычно жесткое и насмешливое, сейчас выглядело усталым. Ему тяжело пришлось. Ведь это была его первая атака после ранения и плена.
— Ну что, Печорин, — усмехнулся он, — доволен собой? Четыре вражеские пушки на воздух — это не шутка! За такое тебе положен орден!
— Без твоей кавалерийской атаки мы бы не справились, — заметил я.
Серб пожал плечами и опустился на табурет, проговорив:
— У меня все прошло не так легко. Потери есть. Шесть убитых, двенадцать раненых. Горцы дрались отчаянно.
— А у нас четверо убитых и столько же раненых, — вздохнул я. — Но дело того стоило.
Вулич кивнул:
— Разумеется. Только боюсь, что, если осада затянется, горцам англичане с турками привезут новые орудия. И они не успокоятся. Какую-нибудь гадость обязательно придумают. Или найдут предателя среди наших. Для южан осада — это не только стрельба и штурмы. Это еще и шепотки в темноте, интриги и деньги, подсунутые в алчные руки иуд, которые открывают ворота. Сколько крепостей пало именно так! Я знаю, потому что и сам тоже южанин.
Он замолчал, но его слова повисли в воздухе, как дым после выстрела.
Глава 22
Выяснилось, что Вулич зашел ко мне не просто так, а это князь Гиоргадзе велел ему позвать меня на новое совещание нашего «тайного совета». Когда мы явились в штаб, там князь что-то оживленно обсуждал с Максимом Максимовичем, но, увидев меня, он тут же прервал беседу, улыбнулся вполне искренне и сказал мне восторженно:
— Прапорщик Печорин! Я буду хлопотать, чтобы вас обязательно наградили орденом за храбрость! Вы совершили сегодня почти невозможное, лишив неприятеля артиллерии!
— Я обязан своим удачным рейдом грамотным действиям поручика Вулича, который отвлекал супостатов. Поэтому он не меньше заслуживает награду, — сказал я скромно.
— И его наградим! — вставил свое слово комендант Максимыч, тоже улыбнувшись.
Начальство явно пребывало в благостном настроении. И причина стала понятна, когда Максимыч продолжил:
— Пока вы воевали, мы тут допросили пленных турецких наемников и кое-что выяснили. В ближайшее время новых караванов с оружием для горцев не будет. В горах ближе к Батуму прошли сильные ливни, вызвавшие оползни, а горные речки вышли из берегов и размыли дороги. Значит, все попытки штурма мы сумеем отбить. Получается, что вашими усилиями пушки вместе с орудийной прислугой у горцев пропали. И нам остается теперь только справиться с осадой.
— Но и это будет непросто, — вставил Вулич.
Штабс-капитан кивнул:
— Разумеется. Но, согласитесь, поручик, это уже все-таки облегчает наше положение. Без пушек разбить бастионы крепости у супостатов не выйдет. Да и атаковать наши стены без поддержки артиллерии князь Аслан вряд ли решится.
А князь Георгий Гиоргадзе сообщил нечто интересное:
— Есть и еще одна хорошая новость, которую мы выведали у пленных. В стане горцев продолжается грызня. Кэлекут переметнулся на сторону князя Аслана со всем своим кланом, но сын князя Азамат по-прежнему остается на стороне английского шпиона Мертона, который привел в эти края большой отряд чеченцев. Пленные говорят, что их там не пятьсот сабель, как похвалялся этот англичанин, а гораздо меньше, но все равно сила достаточно грозная.