— Ладно, — сдался Васечкин. — Я не выиграл.
— А кто же выиграл? — подозрительно уточнил Петров.
— Никто не выиграл! — заявил Васечкин. — Победила дружба! Ясно?
— Ясно, — буркнул Петров.
Оба помолчали. Васечкинское решение не совсем устраивало Петрова, но он решил не обострять ситуацию. Что же касается самого Васечкина, то ему почему-то было обидно. Неожиданно какая-то идея блеснула в его глазах.
— Слушай, Петров, — сказал он невинным голосом. — А ты не знаешь, почему умные люди, когда думают, чешут лоб, а глупые — затылок?
Петров напрягся. Он смутно чувствовал подвох, но не понимал, в чем именно он заключается.
— Надо подумать! — наконец осторожно произнес он и почесал затылок.
Васечкин осклабился. Он был полностью удовлетворен ответом.
Страшная история
Юрику Ольшанскому
— Горбатый, выходи! — крикнул капитан Жеглов. — Я сказал, Горбатый!
Банда «Черная кошка» была поймана. Фильм кончился. В комнате вспыхнул свет.
— Я бы смогла полюбить капитана Жеглова, — задумчиво сказала Яблочкина.
Васечкин вздохнул.
— Потому что его все боялись, — объяснила Яблочкина.
— Подумаешь, если я захочу, меня тоже все будут бояться. — сказал Васечкин.
— Тебя? — ехидно усмехнулась Яблочкина и скрылась за дверью с надписью: «Спальня для девочек».
— А вот увидишь! — крикнул ей вслед Васечкин.
В лагере все спали. Большая круглая луна бесшумно плыла по небу.
Васечкин тихо встал, надел на голову маску аквалангиста, на ноги натянул перчатки, руки сунул в ласты и, шевеля ими, прокрался к спящему Вове Сидорову.
Луна спряталась за тучу.
— Сидоров! — страшным шепотом позвал Васечкин.
Сидоров открыл глаза и непонимающе уставился на Васечкина.
— Не помешал? — басом спросил Васечкин.
— Отстань, Васечкин, — вздохнул Сидоров и повернулся на другой бок.
Васечкин поправил маску и пощекотал пятку Петрову. Тот дрыгнул ногой и поглубже залез под одеяло.
— Петров, открой глаза, — зашептал ему на ухо Васечкин.
Петров изогнулся и с головой нырнул под подушку, категорически отказываясь просыпаться.
Васечкин безнадежно махнул ластой и подошел к кровати Горошко.
— Горошко! — густым басом задышал ему в ухо Васечкин. — Немедленно встаньте, Горошко!
Горошко открыл один глаз.
— Встану, в лоб дам! — серьезно пообещал он.
Васечкин вздохнул и вышел в коридор. Луна следом за ним обошла дом и теперь светила в большое коридорное окно.
Васечкин крался по стене к спальне девочек. Вдруг он замер на месте от ужаса. Прямо на него, из другого конца коридора, смотрело какое-то жуткое страшилище. У монстра была омерзительная свинячья морда, длинные щупальца на ногах и лапы моржа вместо рук.
Васечкин попятился, но не удержался и упал. Объятый страхом, он тотчас же вскочил и сломя голову бросился по коридору, загребая ластами воздух. Один такой гребок зацепил портьеру, которая с грохотом полетела с окна и накрыла обалдевшего Васечкина с головой.
Двери обеих спален распахнулись. Мальчишки и девчонки посыпались в коридор, поднимая страшную суматоху.
Никто ничего не понимал.
Яблочкина, выбежав последней, стояла позади всех и зябко куталась в простыню.
Упавшая портьера вдруг зашевелилась и позвала:
— Яблочкина!
— А-а-а! — закричала Яблочкина и, как испуганное привидение, помчалась вон из дома.
Васечкин выбрался из-под портьеры и помчался за девочкой, пытаясь криками «Стой! Стой!» остановить ее.
Но не тут-то было. Яблочкина во всю мочь летела по темной аллее.
Васечкин бросился ей наперерез.
— Стой, Яблочкина! — взмолился он, вырастая перед ней из-за кустов.
Яблочкина оцепенела. Васечкин миролюбиво, успокаивающе поднял руки с ластами. Его лицо в лунном свете блестело, как один стеклянный глаз.
Яблочкина задрожала.
— А-а-а! — закричала она и что было сил припустила вперед. Васечкин остался один и сразу же вспомнил про чудовище. Где оно? Вдруг послышался нарастающий топот. Вне себя от ужаса Васечкин прыгнул в кусты и, продравшись сквозь них, уткнулся в пьедестал без скульптуры.
Решение пришло мгновенно. Васечкин вскарабкался на пьедестал и замер, притворяясь изваянием. От страха он зажмурился и открыл глаза, лишь когда топот промчался и стих.
Васечкин облегченно перевел дух, глянул вниз и, едва не заорав, чуть было не свалился с пьедестала.
Прямо на него укоризненно смотрело большое белое лицо поверженного наземь гипсового дискобола.
Васечкину стало совсем не по себе. Не решаясь спрыгнуть на землю, он беспомощно оглянулся.
— Ты чего там делаешь, Васечкин? — заставил его вздрогнуть голос Маши Старцевой, которая с интересом рассматривала его снизу. — Ты зачем туда залез?
Васечкин не ответил.
— Тебе что, Васечкин, страшно? — догадалась Маша.
Васечкин кивнул.
— Мне тоже страшно, — призналась Маша — Все как с ума посходили, кричат, бегут. Я и тебя испугалась. Что это, думаю, за чудище стоит?
— Правда? — спросил Васечкин. — Я и хотел всех напугать.
— Зачем же людей пугать? — сказала Маша — Это нехорошо. Себе же хуже будет. — И протянула Васечкину руку. — Ну ладно, слезай, Васечкин, не бойся.
Васечкин снял ласты и спрыгнул вниз.
Держась за руки, они тихо пошли по темной аллее. А по лагерю то там, то тут еще долго слышались топот и вопли носившихся друг за другом мальчишек и девчонок…
Из истории создания фильма(Это тоже интересно)Правила игрыЗаписки кинематографиста…
…Счастье не так слепо, как его себе представляют. Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, не замеченных толпою и предшествующих событию. А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения. Чтобы сделать это более осязательным, я построю следующий силлогизм: качества и характер будут большей посылкой; поведение — меньшей; счастье или несчастье — заключением.
…Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку…
Когда я жил в Голливуде, напротив моего окна росла пальма. На верхушке ее, как на трибуне, периодически появлялась белка и, зорко оглядев окрестности маленькими глазками, стремительно улетучивалась. Через какое-то время на том же месте опять происходило небольшое шевеление, и появлялась черная крысиная мордочка, с любопытством озирающаяся по сторонам. Затем крыса разворачивалась в другую сторону, демонстрируя мне свешивающийся вдоль ствола длинный голый хвост, потом хвост медленно исчезал, и на пальме наступало временное затишье. Поначалу меня это очень удивляло — крыса на пальме, я даже думал, что это такой особый вид — пальмовая крыса; оказалось, нет, самая что ни на есть обыкновенная. Пальма, крыса и белка — так соединились вроде бы несовместимые на первый взгляд понятия. Рушились старые стереотипы, происходила переоценка ценностей, и все бо́льшую реальность обретал казавшийся поначалу столь призрачным мир, в котором я теперь живу.
Все явственней проступали его очертания сквозь марево калифорнийской жары, все меньше удивляла меня его парадоксальность, хотя совсем не реагировать на нее я все еще не мог. Так, катаясь однажды верхом в Гриффит-парке, я наслаждался одиночеством и полным отрывом от цивилизации, давая волю своему воображению, услужливо перенесшему меня в восемнадцатый век, как вдруг был совершенно поражен видом несущегося мне навстречу всадника, который, мчась во весь опор, одновременно оживленно обсуждал какие-то финансовые дела по беспроволочному карманному телефону.
Я привыкал к новым правилам игры и отвыкал от старых, однако чем дальше в историю удалялась от меня моя прошлая жизнь, тем бо́льшую потребность чувствовал я поведать хотя бы о некоторых происходивших со мной событиях, ибо в них как в зеркале отражались гримасы прежней системы. К тому же со временем многое забывается, память покрывается коррозией, искажающей подлинность случившегося, а есть вещи, которые, по моему убеждению, надо помнить.
Именно поэтому в один прекрасный голливудский вечер я и постарался подробно вспомнить события почти пятнадцатилетней давности. Кинематографисты редко меряют свою жизнь прожитыми годами — как правило, снятыми фильмами. Никто из нас не скажет — «это было в таком-то году», мы скажем — «это было во время съемок такой-то картины». Так вот, история, которую я хочу рассказать, произошла со мной по окончании съемок фильмов о приключениях ставшей впоследствии знаменитой троицы — Петрова, Васечкина и красавицы Маши.
Фильмы «Приключения Петрова и Васечкина. Обыкновенные и невероятные» и «Каникулы Петрова и Васечкина. Обыкновенные и невероятные» я снимал на Одесской киностудии по заказу Гостелерадио СССР. Это довольно важная информация для понимания происходившего. Дело в том, что фильмы в ту пору, а было это в 1983 году, полновластно принадлежали одной из двух монополий — либо Госкино, либо Гостелерадио, независимо от того, на какой студии они снимались. Фильмы, делавшиеся по заказу Гостелерадио, вся страна возила сдавать в московское телевизионное объединение «Экран» директором которого был тогда довольно беззлобный, но подневольный и весьма боязливый человек Борис Михайлович Хессин. Именно он и давал окончательную оценку представленной картине — оценку, от которой зависели как экранная судьба фильма, так и гонорары его создателей.
Позволю себе напомнить читателю: фильмы, о которых идет речь, были, во-первых, музыкальными, причем музыка, написанная молодым композитором Татьяной Островской, звучала по тем временам более чем современно и сильно отличалась от привычных «пионерских» мелодий, а во-вторых, картины эти несли в себе довольно сильный сатирический заряд. Дело в том, что я нередко использовал в своих сценариях классические произведения, перенося их действие в сегодняшний день и давая их разыгрывать детям, в результате чего они начинали звучать весьма остро, порой даже злободневно. Так, скажем, первая серия «Каникул», представлявшая собой полнометражный мюзикл под названием «Хулиган», была своеобразной вариацией на тему гоголевского «Ревизора», но все действие происходило в пионерском лагере. Занимавшие ответственные посты в лагерной дружине пионеры превратились, таким образом, в маленьких коррумпированных чиновников, каковыми они, между прочим, зачастую и были на самом деле.