– Да, решала сама. Но они действительно были рядом. В смысле, недалеко. Болели за меня. И поэтому я победила, – объяснила Маша.
– Я знаю, что вы дружите, – замялся учитель, – но пойми, Маша, это не я решаю. Вашей сборной занимается Министерство образования. Наверняка там всё уже давно решено, кто поедет.
– А вы попробуйте, Михаил Давыдович, – настойчиво сказала Маша. – Вы же там кого-то знаете, в министерстве. Объясните им, что я без Петрова и Васечкина не поеду.
– Как это, не поедешь? – поразился учитель. – Ты что, Маша, с ума сошла? Это же сборная страны.
– Зачем мне ехать, если я ничем этой сборной не помогу? Я это точно знаю. Вот если мы все вместе полетим, тогда другое дело. Тогда у меня вдохновение будет! Тогда я всё смогу.
– Вдохновение? – повторил Михаил Давыдович, с интересом рассматривая Машу. – Удивительная ты девочка. Ну, хорошо, у меня там однокурсник в министерстве работает, попробую с ним поговорить. Но, конечно, никаких гарантий…
– Спасибо вам большое, Михаил Давыдович! – просияла Маша. – У вас обязательно получится, я уверена. Ну, я побежала?
– Беги, – кивнул учитель, поправляя очки.
Он проводил Машу взглядом, смотрел, как она лёгкой походкой выходила из кабинета.
«Я, наверное, недооцениваю этих детей, – подумал педагог. – А ведь в них есть что-то настоящее. Как они умеют дружить! Даже завидно…»
В тот же день Михаил Давыдович позвонил своему бывшему однокурснику, Юрию Фёдоровичу, занимавшему видный пост в Министерстве образования.
– У меня к тебе очень важное дело, Юра! – сказал он ему после традиционного обмена любезностями и воспоминаниями о студенческой жизни. – Пожалуйста, отнесись к этому серьёзно. В юношескую сборную России, которая летит на математическую олимпиаду в Картахену, по праву включена моя ученица Маша Старцева. Она действительно необычайно способная девочка, делает блестящие успехи в математике. Так вот, крайне важно, чтобы с ней вместе полетели ещё два её одноклассника – Пётр Васечкин и Вася Петров. Понимаешь, это принципиально. Ну, вроде как команда поддержки…
– Я не понял, Миша, – прервал его Юрий Фёдорович, – эти двое, как их, Васечкин и Петров, они что, тоже делают блестящие успехи?
Михаил Давыдович убрал трубку в сторону и сделал глубокий вдох. Так он делал всегда, когда ему приходилось выполнять что-то неприятное, противное его натуре. Он терпеть не мог врать.
– Да, Юра, – мужественно произнёс Михаил Давыдович. – В некотором смысле это именно так.
– Какой-то не совсем ясный ответ, – рассмеялся бывший однокурсник. – Нельзя ли поопределённее?
– Юра, – твёрдо сказал Михаил Давыдович. – Я тебя никогда ни о чём не просил. Это первый раз в жизни. Поверь мне, я бы не стал тебя беспокоить по пустякам. Это действительно очень нужно. И для Маши, и для этих мальчиков, и, если хочешь, для сборной России.
– Ладно, я понял, – снова улыбнулся Юрий Фёдорович. – Я всё записал. Здорово, что ты воспитываешь таких одарённых учеников. Мы их должны поддерживать. Это ведь наше будущее. Наша гордость. Постараемся включить Васечкина и Петрова в резерв сборной. Ну, вроде как запасные игроки. Годится?
В голове Михаила Давыдовича промелькнула ужасная картинка – Петров и Васечкин представляют Россию на Международной математической олимпиаде. Ему стало страшно. Но отступать было поздно.
– Да, конечно, прекрасная идея! – произнёс он вслух. – Огромное тебе спасибо, Юра!
– Не за что. Мы же оба стараемся ради будущего нашей науки. Извини, должен заканчивать разговор. Совещание начинается. Очень был рад тебя слышать. Звони, если что. Обнимаю.
И в трубке раздались короткие гудки. Михаил Давыдович снял очки и вытер вспотевший лоб.
– Ну, Маша!.. – прошептал он.
И покачал головой.
Вот так и случилось, что Петров и Васечкин стали членами всероссийской юношеской сборной по математике. Разумеется, дома они сообщили родителям, что улетают в Колумбию на олимпиаду.
– Как это тебе удалось, Петя? – поинтересовался у Васечкина его папа, профессор геофизики Игорь Петрович. – Мне казалось, что с математикой у тебя как раз проблемы.
– Проблемы на то и проблемы, чтобы их преодолевать, – скромно ответил Васечкин. – Ты, папа, многого обо мне не знаешь.
– Ты его просто недооцениваешь, Игорь! – сказала мама. – Я лично всегда верила, что Петя может добиться всего, чего захочет.
– Спасибо, мама, – растроганно сказал Васечкин. – Я тебя не подведу. Ты не пожалеешь, что верила в своего сына.
– А Петров-то каков! – продолжал удивляться профессор. – От него я тем паче не ожидал.
– Может быть, папа, ты и Петрова недооцениваешь? – с невинным видом поинтересовался Васечкин.
– Может быть, – пожал плечами Игорь Петрович. – Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – про цитировал он.
– Гомер? – уверенно предположил Васечкин.
– Шекспир, – ответил профессор.
Реакция родителей Петрова была не менее бурной.
– Ну, про Машу я понимаю, – сказала мама. – Она всегда была круглой отличницей. Но как вы с Васечкиным попали в сборную, для меня чистая загадка!
– Чего ты так распереживалась, мам? – пожал плечами Петров, запихивая в рот большой кусок яблочного пирога. – Подумаешь, сборная. И потом, мы же в запасе.
– Это что значит? – спросил папа.
– Это значит, если кто в сборной не сможет решить задачи, которые им там, на олимпиаде, зададут, то тогда они нас с Васечкиным попросят, – объяснил Петров, дожёвывая пирог. – Вы не волнуйтесь. Нам не впервой своих выручать. А сейчас извините, дорогие родители, – вежливо сказал он, вставая из-за стола, – я должен пойти готовиться. Сами понимаете, олимпиада дело непростое.
Родители, сражённые этим ответом, дальше расспрашивать сына не решились. С этими словами он удалился в свою комнату.
Спустя часок мама на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Из комнаты доносился богатырский храп Петрова.
– Ну что там? – спросил папа.
– Отдыхает, – почтительным шёпотом сказала мама. – Ну и хорошо. Это ж и правда такое трудное дело – международная олимпиада. И дорога предстоит дальняя. Пускай сил набирается.
Больше ни Петрова, ни Васечкина никто из родных не тревожил. Тем более, что до отлёта в Картахену оставалось уже совсем немного времени.
Глава седьмая,в которой рассказывается то, о чём не могли знать ни Петров, ни Васечкин, ни Маша
Мужчину с тонкими усиками, носившего длинное пальто и уехавшего из зоопарка на «скорой помощи» вместе с несчастным Пабло Ломасом, звали Пепито Алфредо Рамирес. Впрочем, никто так к нему не обращался, все называли его коротко – Пепе. Так и мы будем его называть.
Пепе был правой рукой знаменитого колумбийского бандита и наркобарона Сантьяго Моралеса по прозвищу Папа Пуньо, о котором рассказал Васечкину Пабло Ломас. Именно ему, Пепе, Моралес доверял самые сложные и опасные операции, когда надо было кого-то разыскать или убрать. Пепе славился хладнокровием и жестокостью, а также тем, что у него не бывает промашки. Говорили, что скрыться от него невозможно, намеченную жертву он настигал где угодно, хоть на краю света. Именно так он и заработал своё прозвище – Ищейка Пепе.
Пабло Ломас, решивший бежать из картеля Моралеса, был обречён уже только поэтому. Никто не имел права покидать картель. Раз туда попав, человек приносил клятву верности и уже навсегда душой и телом принадлежал кровавому наркобарону.
Пабло Ломас был членом индейского племени тоторо. Жил он с женой и детьми в небольшом горном селенье Дапа в Андах. В один ужасный день он остался без семьи в результате трагического события – внезапного оползня, произошедшего в горах. На месте их домика, погребённого под обломками камней, не осталось практически ничего. Сам Пабло чудом оказался жив, благодаря тому, что находился в это время далеко от дома. Вернувшись, он несколько дней занимался раскопками в надежде, что кто-то из членов семьи выжил, но это ни к чему не привело. Безутешный индеец навсегда покинул родное селение.
Единственное, что он унёс с собой, была семейная реликвия – старинная карта, каким-то образом попавшая в руки его предков и передававшаяся из поколения в поколение. Карта эта была несбыточной мечтой в их роду. Ещё дед Пабло Ломаса, покачиваясь в гамаке, постоянно говорил о том, что он поедет в Картахену, доберётся до острова Эль Торре, найдёт там клад и сказочно разбогатеет. Но так никогда никуда и не уехал. Так же как и отец Пабло Ломаса, тоже безвылазно проживший в Дапе всю жизнь. Возможно, и сам Пабло тоже ни разу не спустился бы вниз, если бы не случившаяся беда.
Карта, по семейной легенде нарисованная рукой знаменитого пирата Дрейка, хранилась в железном ящичке, который Пабло Ломас на третий день раскопок обнаружил среди обломков. Это было единственное, что он смог унести с собой. Пабло спрятал карту на груди, распрощался со своими сородичами и навсегда ушёл из Дапы.
Долгое время он скитался в поисках заработка и в конце концов попал к Папе Пуньо, которому постоянно нужны были новые работники на плантациях.
Поработав несколько месяцев в тяжелейших условиях и в результате получивший какие-то жалкие гроши, так как из его заработка вычиталась стоимость жилья и еды, Пабло Ломас понял, что очутился в настоящей ловушке, из которой нет выхода. Он решил бежать. Это оказалось совсем не просто. Надсмотрщики зорко следили за своими работниками и жестоко наказывали их за малейшую попытку бегства.
И всё же в один прекрасный день это ему удалось. Воспользовавшись тем, что надсмотрщики отвлеклись из-за приезда новой группы пеонов, Пабло Ломас растворился в зелёной чаще, окружавшей плантацию. Ищейка Пепе немедленно выслал за ним погоню из вооружённых бандитов, от которой Пабло Ломасу удалось скрыться, благодаря, как мы уже знаем, броненосцу Хуанито или одному из его родственников.
Отлежавшись в норе броненосца и убедившись, что бандиты ушли, Пабло Ломас выбрался из норы и горячо поблагодарил своего спасителя. Он поклялся, что обязательно вернётся к нему с дарами. Индейцы тоторо никогда не забывают сделанного им добра.