Лучше бы они молчали! Вместо сетований и жалоб получался только ослиный рёв, и они орали в один голос:
— И-о! И-о!
И тут кто-то постучал в дверь, и снаружи скомандовали:
— Открывайте! Я — кучер, который привёз вас в эту страну. Открывайте сейчас же, не то худо будет!
ГЛАВА 33Пиноккио, ставшего настоящим ослом, уводят для продажи; его покупает хозяин цирковой группы и продает человеку, который хочет сделать из его шкуры барабан
Они не успели открыть дверь, как кучер распахнул её яростным пинком. Войдя в комнату, он обратился к Пиноккио и Фитильку:
— Отлично, парни! Хорошо ревёте, я вас по голосам узнал. Потому я и здесь.
Ослики умолкли и стояли, понурив головы, повесив уши и поджав хвосты.
Первым делом маленький кучер погладил их спины и потрепал уши. Потом вытащил гребень и причесал так, что шкура у осликов заблестела, будто зеркало. А затем набросил им на шею верёвку и повёл своих осликов на рынок, надеясь выгодно продать их.
В покупателях недостатка не оказалось. Фитилька купил крестьянин, у которого накануне сдох осёл. А Пиноккио попал в руки директора цирка: тот собирался обучить его разным трюкам и танцам, что умели делать и другие животные в его труппе.
Читатели, наверное, уже догадались, чем занимался наш кучер. Это злобное маленькое чудовище с лицом благостным и добродушным раскатывало по миру в своём экипаже, по пути лестью и всевозможными посулами завлекая тех детей, которые не любили и не хотели ничему учиться. Как только карета его оказывалась полна, он увозил ребят в Страну Игр: пусть себе там резвятся. А когда от непрерывных забав и бездумных развлечений эти бедные обманутые дети превращались в ослов, кучер, потирая руки от радости, продавал их на рынках и ярмарках. Так всего за несколько лет он заработал целые горы денег и сделался настоящим богачом.
Не знаю, как обстояло дело с Фитильком, но для Пиноккио с этого дня началась очень тяжёлая жизнь.
Хозяин завёл его в стойло и насыпал в ясли солому, но Пиноккио, едва попробовав её, тотчас выплюнул всё обратно.
Хозяин с ворчанием заменил солому сеном, но Пиноккио не понравилось и оно.
— Ах, вот оно как? — закричал рассерженный хозяин. — Тебе и сено не по вкусу? Ну, погоди, привереда, я тебя сейчас вылечу!
И он хлестнул по ногам Пиноккио хлыстом.
Пиноккио заплакал и заревел:
— И-о! Я не перевариваю соломы!
— Тогда ешь сено, — ответил хозяин, который прекрасно понимал ослиный язык.
— И-о! От сена у меня живот болит!
— Ты хочешь сказать, что ослят вроде тебя надо потчевать куриными грудками и прочими деликатесами? — разозлился хозяин и снова хлестнул его.
На этот раз у Пиноккио хватило ума прикусить язык и больше не жаловаться.
Дверца стойла захлопнулась, и Пиноккио остался один. Он не ел уже много часов, и от голода у него сводило желудок. Наконец, поняв, что ничего другого в яслях не появится, Пиноккио собрался с духом и пожевал немного сена. А разжевав, зажмурился и проглотил.
«Пожалуй, не так уж плохо это сено, — сказал он себе. — Впрочем, я ведь теперь осёл, а для ослов это любимая еда. Но насколько было бы лучше, если бы я не бросал школу! Жевал бы сейчас не сено, а отличный бутерброд с колбасой. Что ж, придётся набраться терпения!»
Проснувшись поутру, Пиноккио заглянул в ясли в поисках сена, но ничего не нашёл: за ночь он сжевал всё, что было.
Тогда он отправил в рот пучок соломы. И невольно отметил, что соломе несомненно далеко до макарон и риса.
— Надо терпеть! — повторил Пиноккио, пережёвывая сухие стебли. — Может, мой пример пойдёт на пользу непослушным детям, которые не желают учиться. А пока надо терпеть!
— Да уж, терпеть! — закричал хозяин, входя в стойло. — Ты что, осёл, решил, будто я стану кормить и поить тебя даром? Я тебя купил, чтобы ты работал и приносил мне деньги. Ну-ка, поднимайся! Пошли на арену, будешь учиться прыгать через обруч, танцевать вальс и польку и ходить на задних ногах.
Пришлось бедному Пиноккио осваивать все эти премудрости. Но на это ушло три месяца, за это время хлыст хозяина едва не содрал с него всю кожу.
Наконец хозяин объявил об окончании репетиций. Был назначен день премьеры нового представления. Афиши на каждом углу сообщали об удивительной программе и её участниках.
Как и следовало ожидать, вечером за час до начала представления цирк был уже полон.
Нельзя было найти ни одного свободного места ни в партере, ни на галерке, ни в ложах.
Скамейки возле самой арены занимали дети: им не терпелось увидеть, как танцует знаменитый Пиноккио.
После первого отделения перед публикой предстал директор цирка, облачённый в чёрную куртку, белые штаны и высокие кожаные сапоги. Низко поклонившись, он обратился к зрителям с забавной речью:
— Почтенная публика, дамы и господа! Покорно нижеподписавшийся, будучи проездом в прославленном этом городе, желает иметь честь, если не сказать удовольствие, представить утончённой и изысканной публике знаменитого ослика, удостоившегося чести выступать перед венценосными особами Европы. И, благодаря вас за внимание, прошу поддержать нас своим присутствием и простить своим снисхождением.
Речь была встречена смехом и аплодисментами. Но овации усилились и переросли в настоящую бурю, когда на арене появился маленький ослик Пиноккио. Для выступления его принарядили: на нём была новенькая кожаная уздечка с медными заклёпками, а за уши воткнули по белому цветку. Гриву расчесали, завили и оплели разноцветными ленточками. Красные и синие бархатные ленты были вплетены даже в хвост, а туловище обхватывала подпруга, отделанная серебром и золотом. Одним словом, не ослик, а загляденье!
Директор представил Пиноккио зрителям и прибавил:
— Достопочтенная публика! Я не стану утомлять вас долгим рассказом о том, с какими великими трудностями я поймал и приручил это дикое свободолюбивое животное, пасшееся на просторах одной из жарких стран. Посмотрите, как дико сверкают его глаза. Порой мягкого подхода оказывалось недостаточно, чтобы превратить его в послушное животное, поэтому мне приходилось прибегать и к помощи хлыста. Но за всю мою заботу это животное платило отнюдь не любовью, а упрямством и непокорностью. Однако, руководствуясь последними научными рекомендациями, я обнаружил в его черепе кость, от которой, по определению Факультета медицины Парижа, зависит рост волос и умение танцевать. Но я пошёл дальше и обучил его не только танцам: он также умеет прыгать через обручи и бумажные круги. Вы сможете сейчас оценить его искусство. Но прежде чем удалиться, позвольте мне, дамы и господа, пригласить вас на дневное представление, которое состоится завтрашним вечером. Если же, к несчастью, начнётся дождь, представление будет перенесено на завтрашнее утро, на одиннадцать часов. Надеюсь, я ясно выразился?
На этом директор низко поклонился и повернулся к Пиноккио:
— Смелей, Пиноккио! Прежде чем начать, поклонись благородной публике — дамам, господам и детям!
Пиноккио повиновался и согнул ноги, коснувшись коленями земли. Он оставался в таком положении до тех пор, пока хозяин не скомандовал, щёлкнув хлыстом:
— Шаг!
Тогда ослик поднялся и, грациозно ступая, зашагал вокруг арены.
— Рысь! — приказал директор.
И Пиноккио послушно перешёл на рысь.
— Галоп!
Пиноккио сорвался в галоп.
— Карьер!
И Пиноккио понёсся так быстро, как только мог. Внезапно, когда ослик мчался на полной скорости, директор поднял руку и выстрелил из пистолета.
Пиноккио рухнул на пол, как будто и в самом деле испустил дух.
Потом вдруг он поднялся на ноги под восторженные крики и гром аплодисментов, поднял голову — и увидел в одной из лож прекрасную даму, на шее которой висел медальон на золотой цепочке. На медальоне был портрет деревянной куклы.
«Это же мой портрет! Эта дама — моя Фея!» — догадался Пиноккио. Охваченный волнением, он хотел было крикнуть: «Моя Фея! Моя дорогая добрая Фея!»
Но вместо этих слов раздался лишь ослиный рёв, такой громкий и протяжный, что зрители, особенно дети, покатились со смеху.
Хозяин мигом разъяснил Пиноккио, что реветь перед публикой неприлично: огрел его по носу рукояткой хлыста.
Бедный ослик стал облизывать нос языком, чтобы унять боль.
Но представьте себе его отчаяние, когда, снова подняв голову, он увидел, что ложа пуста! Фея исчезла!
Пиноккио был в полном отчаянии, слёзы потекли у него из глаз. Но никто этого не заметил, даже директор. Пощёлкивая хлыстом, он отдавал команды:
— Вперёд, Пиноккио! Покажи публике, как ты прыгаешь через обруч!
Пиноккио пытался проделать этот трюк дважды, но каждый раз, приблизившись к обручу, предпочитал не проскочить через него, а пробежать снизу. Наконец он всё-таки прыгнул, но так неловко, что зацепился за обруч правой ногой и мешком рухнул на арену.
Поднявшись, он хромал так, что смог едва доковылять до стойла.
— Приведите Пиноккио! Мы хотим ослика! Верните ослика! — кричали дети, расстроенные случившимся.
Но больше в тот вечер ослик не вышел.
На следующее утро явился ветеринар — так называются доктора, которые лечат животных, — осмотрел ослика и сообщил, что Пиноккио останется хромым на всю жизнь.