Попрощавшись с Тунцом, Пиноккио принялся ощупью пробираться по тёмному нутру Акулы, шаг за шагом приближаясь к слабому огоньку, мерцавшему в отдалении.
Чем дальше он шёл, тем ярче был свет. Наконец Пиноккио достиг цели. И что же он увидел? Даю вам тысячу попыток, чтобы догадаться. Он увидел маленький столик, на котором горела свеча, вставленная в бутылку из зелёного стекла. А за столом сидел маленький старичок. Он ел живых рыбок, до того шустрых, что порой они выскакивали у него изо рта.
При виде старичка Пиноккио чуть не обезумел от счастья. Он готов был и смеяться, и плакать, ему многое хотелось сказать, но он только и смог, что пробормотать, запинаясь, нечто бессвязное, а потом бросился старику на шею с радостным криком:
— Дорогой отец! Я всё-таки нашел вас! Я больше никогда вас не оставлю, никогда-никогда!
— Неужели зрение меня не обманывает? — взволнованно воскликнул пожилой человек, протирая глаза. — Пиноккио, дорогой мой, это и вправду ты?
— Да, это я, Пиноккио! Отец, я так виноват перед вами, сможете ли вы простить меня? Если бы вы только знали, сколько всего со мной случилось! Только представьте, в тот день, когда вы, дорогой отец, продали куртку, чтобы купить мне азбуку для школы, я пошёл на кукольное представление, а хозяин театра хотел бросить меня в огонь, чтобы поджарить себе на ужин баранину. Но вместо этого дал мне пять золотых, чтобы я отнёс их вам, но по дороге я встретил Лису и Кота, потом мы очутились в гостинице «Красный рак», наелись там до отвала и заснули. А я среди ночи оказался один против шайки разбойников, которые за мной погнались, я убежал, а они за мной, я бегу, а они следом, догнали меня и повесили на ветке дерева, которое называется Большой Дуб. А прекрасная девушка с голубыми волосами послала за мной карету. И когда доктора меня осмотрели, то сказали: «Если он не мёртв, значит, он ещё жив». А потом я соврал, и нос у меня вырос так, что я не мог пройти в дверь, и тогда мы с Лисой и Котом закопали четыре монеты, потому что один золотой я потратил в гостинице, а попугай стал смеяться, и вместо двух тысяч золотых я не нашёл ни одного, и за это судья, которому я рассказал, что меня ограбили, бросил меня в тюрьму. А когда я вышел из тюрьмы, несчастный и голодный, и хотел сорвать виноградную гроздь, то попал в капкан, и крестьянин надел на меня собачий ошейник и велел стеречь птичий двор, а потом, убедившись, что я невиновен, отпустил меня, а Змея с дымящимся хвостом стала смеяться, и у неё лопнула шкура. А я вернулся в дом прекрасной девушки с голубыми волосами, а она умерла, и голубь, увидев, что я плачу, сказал: «Я видел твоего отца. Он строит лодку, чтобы отправиться на твои поиски». А я сказал: «О, если бы у меня были крылья!», а голубь спросил: «Хочешь отправиться к отцу?» И я ответил: «Ещё бы! Но как я доберусь до него?» И голубь сказал: «Я тебя отнесу, садись ко мне на спину». И мы летели всю ночь и всё утро. А на берегу рыбаки сказали: «Смотри, там человек в лодке», и я узнал вас даже на таком расстоянии, — мне подсказало сердце, — и я махал вам, чтобы вы вернулись, я боялся, что вы утонете.
— И я тебя узнал, — сказал Джепетто. — И с радостью вернулся бы, но куда там! Море бушевало, и огромная волна опрокинула лодку. А потом меня заметила в воде эта ужасная Акула, подцепила языком и проглотила, точно пирожное.
— И давно вы здесь, внутри Акулы? — спросил Пиноккио.
— С того самого дня. Это произошло, должно быть, года два назад. Два года, дорогой Пиноккио, которые показались мне двумя столетиями!
— Как же вам удалось здесь выжить? И где вы раздобыли свечу? И спички, чтобы её зажечь? Кто дал вам всё это?
— Погоди, я всё расскажу. Во время того шторма, когда опрокинулась моя лодка, потерпело крушение торговое судно. Матросы спаслись, но судно пошло ко дну, и Акула, у которой в тот день разыгрался аппетит, не удовольствовавшись мной, проглотила заодно и корабль.
— Целый корабль?
— За один присест, и выплюнула только самую высокую мачту, которая застряла у неё в зубах точно рыбья кость.
К счастью для меня, судно было нагружено консервами, печеньем, вином, изюмом, сыром, кофе, сахаром, свечами и целым ящиком восковых спичек. С этими запасами я и продержался два года. Но теперь они иссякли. Ничего больше не осталось, и вот эта свеча, которую ты видишь, — последняя.
— А что же дальше?
— А дальше, милый мой мальчик, мы погрузимся во мрак, а там...
— Тогда, дорогой отец, — сказал Пиноккио, — нельзя терять время. Мы должны найти путь к спасению.
— К спасению? Но каким образом?
— Надо пробираться в пасть Акулы, из пасти прыгнуть в море и быстро уплыть прочь.
— Хороший план, но, Пиноккио, мальчик мой, я не могу быстро плавать, силы уже не те...
— Ничего, зато я плаваю хорошо. Сядете мне на спину, и я доставлю вас на берег.
— Ничего не выйдет, мой мальчик, — ответил Джепетто, качая головой и печально улыбаясь. — Неужели ты думаешь, что у тебя, деревянной куклы, в которой и метра росту не будет, хватит силы плыть со мной на спине?
— Попробуем — увидим!
Пиноккио взял свечу со стола и обернулся к отцу:
— Идите за мной и ничего не бойтесь.
И они начали продвигаться к пасти Акулы. Добравшись до горла чудовища, они решили остановиться, чтобы оглядеться и выбрать подходящий момент для побега.
Надо сказать, что старой Акуле, слабой сердцем и к тому же страдающей астмой, приходилось спать с открытым ртом. Пиноккио, пройдя чуть дальше по глотке чудовища, поднял голову и увидел в распахнутую пасть полоску звездного неба и сияющую луну.
— Вот самый подходящий момент, — шепнул он отцу. — Акула спит будто мышка, море спокойное, и светло, как днём. Следуйте за мной, отец, скоро мы будем свободны!
Они вскарабкались по горлу морской великанши и с великой осторожностью прошли к краю языка.
Прежде чем прыгнуть в воду, Пиноккио сказал отцу:
— Забирайтесь мне на спину и держитесь за мою шею.
Остальное - моя забота.
Как только Джепетто прочно устроился на его спине,
Пиноккио решительно бросился в воду и поплыл. Море было тихое, ярко светила луна, а Акула спала так крепко, что её не разбудила бы даже пальба из пушек.
ГЛАВА 36Наконец Пиноккио перестает быть деревянной куклой и становится настоящим мальчиком
Пиноккио быстро плыл к берегу. Вдруг он почувствовал, что его отец трясётся, как в лихорадке.
От холода он дрожал или от страха? Пожалуй, и от того, и от другого. Но Пиноккио решил, что виной всему страх, и сказал:
— Спокойно, отец! Скоро мы доберёмся до берега и будем в полной безопасности.
— Да, но где он, этот берег? — пробормотал старый Джепетто, дрожа ещё сильнее и щуря глаза, будто портной, вдевающий нить в иголку. — Я смотрю во все стороны, но вижу только море да небо.
— Зато я вижу берег, — отозвался Пиноккио. — Вы же знаете, у меня зрение, как у кошки. Ночью я вижу лучше, чем днём.
Бедный Пиноккио бодрился как мог, но и его самого уже охватила тревога. Силы покидали его, он задыхался, а до берега было ещё далеко.
Пиноккио плыл, сколько хватало дыхания. Но в конце концов, обессилев, он обернулся к Джепетто и проговорил:
— Я больше не могу! Я умираю!
Отец и сын были на краю гибели, когда вдруг послышался дребезжащий голос:
— Кто это здесь умирает?
— Мы с моим бедным отцом!
— Я знаю этот голос! Ты ведь Пиноккио?
— Да! А ты кто?
— Я — Тунец, твой товарищ по несчастью, которого тоже проглотила Акула.
— Как тебе удалось спастись?
— Я последовал твоему примеру. Ты показал путь, и после вас сбежал и я.
— Тунец, как ты вовремя! Умоляю, помоги нам, не то мы пропали!
— С превеликой охотой и от всего сердца! Держись за мой хвост и ни о чём не беспокойся. Через несколько минут вы будете на берегу.
Вряд ли надо говорить, как обрадовались Джепетто и Пиноккио. Только вместо того, чтобы ухватиться за хвост, они взобрались Тунцу на спину.
Добравшись до берега, Пиноккио первым соскочил на песок и помог отцу.
Затем он повернулся к Тунцу и с чувством произнес:
— Друг мой, ты спас жизнь моему отцу. Слов не хватит, чтобы выразить мою благодарность. Позволь хотя бы поцеловать тебя в знак моей вечной признательности!
Тунец выставил голову из воды, и Пиноккио, опустившись на колени, нежно поцеловал его. Тунец, не привыкший к подобным проявлениям чувств, растрогался до слёз, но, постеснявшись плакать на людях, нырнул в воду, подальше от посторонних глаз.
Между тем рассвело. Пиноккио подхватил под руку Джепетто, едва державшегося на ногах, и сказал:
— Обопритесь на мою руку, отец, и пойдёмте. Будем идти медленно, а вернее, ползти, как муравьи, а если устанем, передохнём по дороге.
— И куда же мы пойдём? — спросил Джепетто.
— Поищем дом или лачугу, где нам дадут хлеба, чтобы утолить голод, и соломы, чтобы постелить под голову.
Они не прошли и сотни шагов, как увидели на обочине двух попрошаек.
Это были Лиса и Кот, но их едва можно было узнать. Кот за свою жизнь так усердно притворялся слепым, что и в самом деле ослеп. А Лиса, постаревшая, облезлая, с трясущимися лапами, и вовсе осталась без хвоста. Эта подлая обманщица обнищала настолько, что даже продала свой прекрасный пушистый хвост бродячему торговцу, и тот купил его, чтобы отгонять им мух.
— О, дорогой Пиноккио! — вскричала Лиса. — Прояви милосердие к двум бедным калекам!
— Бедным калекам! — вторил ей Кот.
— Идите своей дорогой, пройдохи! — ответил Пиноккио. — Один раз вы меня уже обманули, во второй раз не получится.
— Поверь, Пиноккио, мы и в самом деле бедны и несчастны!
— Бедны и несчастны! — эхом откликнулся Кот.
— Так вам и надо! Знаете поговорку: «Что посеешь, то и пожнёшь»?! Прощайте, обманщики!
— Сжалься над нами!
— Сжалься!
— Прощайте, воришки! Вот вам еще поговорка: «Чужое возьмёшь — своё потеряешь!»