— Господа, — обратилась Фея к докторам, окружившим кровать, на которой лежал Пиноккио. — Я хочу, чтобы вы установили, жив этот несчастный мальчик или мёртв.
Ворон первым приблизился к Пиноккио, послушал его пульс, затем потрогал нос и палец ноги.
Проделав всё это, он торжественно объявил:
— По моему мнению, он вполне мёртв. Однако, если он, к сожалению, не окажется мёртв, то это будет верным признаком того, что он жив!
— Я скорблю, — изрекла Сова, — что вынуждена противоречить Ворону, моему именитому коллеге и другу. Моё мнение таково, что он всё ещё жив. Если же, к сожалению, он не окажется жив, то это будет верным признаком того, что он мёртв.
— А вы? Разве вам нечего сказать? — спросила Фея Говорящего Сверчка.
— По-моему, промолчать — это самое мудрое, что может сделать благоразумный врач, не знающий, что сказать. Кроме того, я не в первый раз вижу этого деревянного мальчика, мне он хорошо знаком.
Пиноккио, до этого момента лежавшего без движения, как бесчувственное полено, внезапно охватила такая сильная дрожь, что кровать заходила ходуном.
А Говорящий Сверчок между тем продолжал:
— Это законченный негодник.
Пиноккио открыл глаза и тотчас зажмурил их снова.
— Попрошайка, бездельник и бродяга.
Пиноккио накрылся с головой одеялом.
— Непослушный сын, который разбил сердце своему отцу!
Тут в комнате послышались приглушённые всхлипывания. Вообразите изумление всех собравшихся, когда, приподняв одеяло, они обнаружили, что это плачет Пиноккио!
— Если мёртвое существо плачет, это знак того, что оно на пути к выздоровлению, — важно сказал Ворон.
— Сожалею, что вынуждена противоречить моему именитому коллеге и другу, — заметила Сова, — но, по моему мнению, если живое существо плачет, то это знак того, что оно не хочет умирать.
ГЛАВА 17Пиноккио ест сахар, но не хочет принимать лекарство, однако, когда за ним приходят могильщики, все же соглашается его выпить. Потом Пиноккио лжет, и за это его нос вырастает до чудовищных размеров
Когда доктора удалились, Фея приблизилась к Пиноккио. Она положила руку ему на лоб и убедилась, что у него сильный жар.
Тогда Фея налила полстакана воды, растворила в ней белый порошок и обратилась к мальчишке:
— Выпей, и вскоре тебе станет лучше.
Пиноккио покосился на стакан, состроил кислую мину и спросил:
— А это лекарство сладкое или горькое?
— Горькое, но оно пойдёт тебе на пользу.
— Если горькое, я пить не стану!
— Послушайся меня, выпей.
— Ненавижу горькое.
— Выпей, а потом я дам тебе кусок сахара, это отобьёт горький вкус.
— А где сахар?
— Вот. — И Фея вынула кусочек сахара из золотой чаши.
— Сначала дайте мне сахар, а потом я выпью эту гадость.
— Обещаешь?
— Да.
Фея протянула ему кусок сахара. Пиноккио разгрыз его, проглотил в одну секунду и произнёс, облизываясь:
— Вот бы сахар был лекарством! Я бы его каждый день принимал.
— А теперь выполняй своё обещание: выпей эти несколько капель воды, которые помогут тебе поправиться.
Пиноккио нехотя взял стакан и приблизил его к носу. Затем поднёс к губам, потом снова к носу и, наконец, сказал:
— Нет, слишком горькое. Я не могу пить такое!
— Откуда ты знаешь, если ты его даже не попробовал?
— Зато я представляю! Я по запаху чувствую! Хочу ещё кусок сахара, а уж тогда выпью.
Терпеливо, словно любящая мать, Фея вложила Пиноккио в рот ещё один кусочек сахара и снова протянула ему стакан.
— Я не могу так пить! — воскликнул Пиноккио, кривясь.
— Почему?
— Мне подушка на ногах мешает.
Фея убрала подушку.
— Не помогает! Всё равно не могу.
— А теперь что не так?
— Дверь приоткрыта. Мне это мешает.
Фея подошла к двери и закрыла её.
— И вообще, — запричитал Пиноккио, разражаясь слезами. — Не буду я пить эту горькую воду, нет, нет, нет!
— Мой мальчик, ты пожалеешь!
— Ну и пусть!
— Твоя болезнь серьёзна.
— Ну и пусть!
— Лихорадка - вещь опасная, ты можешь умереть.
— Ну и пусть!
— Разве ты не боишься смерти?
— Ничуточки! Скорей умру, чем выпью это горькое лекарство.
В это мгновение дверь комнаты распахнулась, и вошли четыре кролика в чёрных одеждах. На плечах они несли маленький гробик.
— Что вам нужно? — закричал Пиноккио, в ужасе садясь на постели.
— Мы пришли за тобой, — сказал самый большой кролик.
— За мной?! Но я же ещё не умер!
— Пока ещё нет. Но жить тебе осталось всего несколько минут: ты ведь отказался от лекарства, которое исцелило бы тебя от лихорадки.
— Фея, Фея! — завопил Пиноккио. — Дайте мне лекарство! И поскорей, ради бога! Я не хочу умирать!
Пиноккио обеими руками вцепился в стакан и осушил его залпом.
— Приходится признать, — сказали кролики, — что в этот раз мы проделали свой путь напрасно.
И, снова подняв гроб на плечи, они с недовольным ворчанием покинули комнату.
Через несколько минут вполне здоровый Пиноккио соскочил с кровати на пол. У деревянных кукол есть такое счастливое свойство: они редко болеют и очень быстро поправляются.
Фея увидела, как Пиноккио скачет и бегает по комнате, весёлый и бодрый, словно молодой петушок, и спросила:
— Значит, моё лекарство пошло тебе на пользу?
— Пошло на пользу? Не то слово! Оно вернуло меня к жизни!
— Так почему понадобилось столько уговоров, чтобы ты его выпил?
— Потому что все мы, мальчишки, такие! Больше боимся лекарств, чем болезни.
— Какая глупость! Детям следовало бы знать, что вовремя принятое лекарство может спасти их от очень серьёзных болезней и даже от смерти.
— Ну тогда в другой раз меня упрашивать не придётся. Вспомню этих чёрных кроликов с гробом, сразу схвачу стакан — и все дела!
— Вот и хорошо, а теперь иди сюда и расскажи мне, как ты попал в лапы разбойникам.
— Все началось с того, что хозяин театра, Манджафоко, дал мне несколько золотых и сказал: «Пойди, отнеси своему отцу», а по дороге домой я повстречал Лису и Кота, весьма почтенных господ, и они сказали: «Хочешь, из этих золотых получится тысяча, а то и две? Пойдём с нами на Поле Чудес», а я ответил: «Пойдём!» Дорога была длинная, и мы вечером остановились в «Красном раке», а около полуночи они тайно ушли. Хозяин сказал мне об этом. Я не стал медлить и пустился в путь прямо ночью, а темнота была такая, что вы даже представить себе не можете! По дороге меня стали преследовать два разбойника в угольных мешках. Они кричали мне: «Давай деньги!», а я ответил, что у меня ничего нет, а сам спрятал монеты во рту, и один из разбойников хотел разжать мне зубы, а я откусил ему руку и выплюнул, только это оказалась не рука, а кошачья лапа. И разбойники погнались за мной, а я бежал и бежал, пока они меня не схватили и не повесили на дереве в лесу, а сами сели ждать. Потом они сказали: «Мы утром вернёмся, а ты уже умрёшь, рот у тебя откроется, тут мы и заберём золотые, которые ты прячешь под языком!»
— И куда же ты дел эти золотые? — спросила Фея.
— Я их потерял! — сказал Пиноккио. И солгал, потому что золотые лежали у него в кармане.
Едва он произнёс эту ложь, как его нос, и без того длинный, вытянулся ещё на два пальца.
— Где же ты их потерял?
— В лесу, наверное.
После новой лжи нос стал ещё длиннее.
— Если ты обронил свои золотые здесь, в лесу, — сказала Фея, — надо поискать их, они непременно найдутся: то, что теряют в этом лесу, всегда находится.
— А! Теперь я вспомнил! — вдруг заявил Пиноккио. — Я этих четырёх золотых не терял. Я их случайно проглотил, когда пил ваше лекарство.
И при третьей лжи нос сделался таким длинным, что бедный Пиноккио не мог даже сдвинуться с места. Повернётся в одну сторону — и упрётся носом то в окно, то в кровать. Повернётся в другую — утыкается то в дверь, то в стенку. А запрокинув голову, он едва не попал носом Фее в глаз.
Фея смотрела на него и смеялась.
— Что тут смешного? — закричал Пиноккио, которого неимоверная длина носа повергла в панику.
— Меня рассмешила твоя ложь.
— С чего вы взяли, что я лгу?
— Ложь, дорогой мой мальчик, распознают сразу, потому что она бывает двух видов. У одной лжи короткие ноги, а у другой — длинный нос. Твоя, как видишь, с длинным носом.
Пиноккио, не зная, куда деваться от стыда, хотел было выбежать из комнаты, но ничего не вышло: нос у него вырос так, что не пролезал в дверь.
ГЛАВА 18Пиноккио встречает Лису и Кота и отправляется с ними на Поле Чудес, чтобы посадить свои четыре золотые монеты
Как и следовало ожидать, Фея предоставила маленькому лгунишке плакать и причитать над своим носом добрых полчаса. Она поступила так, чтобы преподать Пиноккио урок и отучить его от позорной привычки говорить неправду — самой гнусной привычки, которая только может быть у ребёнка. Но, увидев, что глаза у Пиноккио распухли от слёз, она сжалилась над ним и хлопнула в ладоши.
По этому сигналу в окно влетела целая стая дятлов. Они тотчас расселись на носу Пиноккио и принялись клевать его с таким рвением, что через несколько минут он вновь обрёл свои нормальные размеры.
— До чего же вы добрая Фея, — пробормотал Пиноккио, вытирая глаза. — И как сильно я вас люблю!
— И я тоже тебя люблю! — ответила Фея. — И если захочешь остаться со мной, будь моим маленьким братом, а я стану тебе сестрой.
— Я охотно останусь, но как же мой бедный отец?
— Я об этом позаботилась: твоему отцу уже всё известно. Сегодня же вечером он будет здесь.
— Правда? — закричал Пиноккио, прыгая от радости. — Фея, дорогая, разрешите мне пойти к нему навстречу! Мне не терпится расцеловать его поскорее, он ведь так из-за меня настрадался!
— Конечно, ступай, но будь осторожен, не заблудись. Держись дороги, идущей через лес, и ты об