Неизвестно, какая судьба постигла бедного Фитилька, но Пиноккио с первых же дней повел ужасную жизнь.
Новый хозяин, как только привел его домой, сейчас же задал корму. Это была солома! Пиноккио ее немножко пожевал и с отвращеньем выплюнул. Хозяин заворчал, но принес сена. То же случилось и с сеном.
— Жри сено, — заорал на него хозяин, — я вышибу дурь из твоей башки.
И он изо всех сил вытянул его хлыстом по спине.
— Иа! Иа! Я не могу есть ни соломы, ни сена! — хрипло кричал Пиноккио.
Хозяин отлично понимал ослиный язык.
— Цыплятами мне тебя что ли прикажешь кормить? — и он вытянул его во второй раз хлыстом по ногам.
Пиноккио понял, что все споры бесполезны и замолчал.
Хозяин запер стойло и ушел. Пиноккио остался один-одинешенек, зевая от голода. Наконец, увидя, что никакой другой еды нет, принялся жевать сено, как настоящий осел.
Проснувшись на рассвете, он поискал вокруг — сена больше не было. Все съел! Стал жевать тогда солому. «Терпение, терпение», повторял он, пережевывая солому.
— Ага, терпение, — крикнул хозяин, входя в стойло. — Ты еще разговариваешь! Думаешь, что твое дело только жрать да спать? Ошибаешься, голубчик! Не для этого я тебя купил. Ты у меня будешь танцевать вальс на задних ногах, и прыгать через обручи. Ну, поворачивайся, лентяй! Раз, два, — прыгай… Раз, два — морду выше… Раз, два.
Так бедный Пиноккио под градом ударов, вечно голодный, научился всевозможным прекрасным вещам: ходил на задних лапах, скакал через обручи, кувыркался, кланялся. И вот, наконец, настал день, когда директор цирка назначил первое представленье с его участием. Разноцветные афиши были расклеены на всех углах.
В этот знаменитый вечер, конечно, все билеты раскупили нарасхват, и в цирке негде было упасть яблоку за час до спектакля.
Около кассы и на ступеньках цирка дети стояли толпой. Всем хотелось посмотреть знаменитого осла Пиноккио.
Как только кончилось первое отделение, директор цирка, одетый в черную куртку с позументами, в белых панталонах и высоких сапогах появился на арене и торжественно провозгласил:
— Милостивые дамы и уважаемые кавалеры! Находясь проездом в этом прекрасном городе, я позволю себе представить почтеннейшей публике знаменитого осла, по имени Пиноккио, который имел честь танцевать при дворе его звездного величества короля Никобарского.
Гром аплодисментов заглушил конец речи директора цирка.
Но цирк содрогнулся с верху до низу от восторга, когда на арене появился сам знаменитый Пиноккио. Шерсть его блестела как атлас. Кожаные уздечки с медными бляшками горели, как золото, из-за каждого уха свешивалось по белой розе, кончик хвоста был заплетен во множество косичек с красными бантиками, грива расчесана и перевита серебряными нитями. Одним словом, появился такой нарядный ослик, что все его сразу полюбили.
Директор цирка, представляя его публике, сказал:
— Уважаемые дамы и кавалеры! Не буду вам рассказывать о тех трудностях, с которыми я встретился во время дрессировки этого дикого осла, привыкшего скакать на свободе по полям и лесам. Посмотрите в его глаза, — сколько в них упрямства! Чтобы выдрессировать этого четвероногого злодея, мне не раз приходилось прибегать к хлысту. Он зол и непослушен, но я сумел его усмирить. Посмотрите и полюбуйтесь моим искусством!
Сделав глубокий поклон, директор цирка скомандовал:
— Вперед, Пиноккио! Раскланяйся с дамами и кавалерами!
Пиноккио, послушно согнув передние ноги, опустился на песок арены и остался так, с опущенной головой, пока директор не скомандовал снова:
— Шагом!
— Карьером!
Пиноккио летел, как ветер, и, вдруг, споткнулся, это нужно было по программе, хозяин выстрелил из пистолета холостым зарядом перед его носом и осел упал, словно мертвый. Хозяин вынул платок и заплакал от горя. Тогда Пиноккио вскочил, положил передние ноги на плечи хозяина и поцеловал его мордой в лицо. В этом и заключался номер.
Аплодисментам, смеху, крикам восторга не было конца.
Вставая, Пиноккио поднял голову и посмотрел в публику, и… боже мой! боже мой… в одной из лож в первом ряду сидела прекрасная дама. На золотой цепочке у нее висел эмалевый медальон с портретом Пиноккио. Это была Волшебница. Пиноккио хотел закричать, пожаловаться, но из горла его выдавилось только хриплое:
— Иа! Иа! Иа!
Тогда директор так хлестнул его по спине, что у бедного осла искры из глаз посыпались. Опомнившись, он посмотрел на ложу Волшебницы, но ложа была уже пуста.
Бедный Пиноккио! Глаза его наполнились слезами. Но хозяин уже весело кричал:
— Пиноккио! Покажи теперь, как ты скачешь через обручи!
Пиноккио собрал последние силы и начал скакать. Но был так огорчен, что два-три раза не мог попасть в обруч, а на третий завяз в нем и упал на арену, как мешок.
Он встал, хромая, и хозяин отвел его в стойло.
На утро позвали ветеринара, и тот нашел, что осел останется хромым на всю жизнь.
— На кой черт мне нужен хромой осел! Пойди, продай его, — сказал конюху бессердечный директор цирка.
Пиноккио повели на площадь продавать. Сейчас же нашлись покупатели.
— Сколько хочешь за твоего хромого осла? — спрашивали они.
— Двадцать лир.
— Двадцать сольдо! — сказал один мужик. — И этих денег у других напросишься. Я покупаю его на шкуру, из нее выйдет хороший барабан. У нас в деревне у музыкантов нет; барабана.
Торг заключили. Мужик привязал на шею Пиноккио длинную веревку, повел его на берег моря, забрался на скалу и оттуда спихнул его в воду. Держа веревку в руках, он уселся и стал ждать, когда осел потонет, чтобы потом вытащить его и с мертвого содрать шкуру.
Пиноккио превращается снова в деревянного Петрушку
Прошло около часу. Мужик подумал:
— Теперь осел уже, наверное, сдох.
Он взялся за веревку. Тянул, тянул, тянул, и вдруг увидел в петле вместо мертвого осла — живой Петрушка. Мужик так и заревел с горя:
— Ой, ой, ой, а куда же мой осел делся?
— Это я, — осел, — весело крикнул Пиноккио.
— Не шути так со мной… Ой, ой, ой, — пропали мои двадцать сольдо.
— Я не шучу, вы развяжите петлю, тогда все вам объясню.
Когда петля была развязана, Пиноккио отряхнулся, уселся на выступе скалы и, болтая ножками, стал рассказывать.
— Я, видите ли — Петрушка. Это — очень скучно. Но меня ожидало счастье сделаться настоящим мальчиком. А я наслушался про страну дураков, убежал из дому и попал в беду. Однажды я превратился в осла с длинными ушами и с хвостом. То же случилось и с моим товарищем. Нас повели продавать. Меня купил директор цирка. Он сделал из меня знаменитого танцора и гимнаста. Но однажды, прыгая через обручи, я зашиб ногу. Тогда директор послал меня продавать, и вы купили…
Мужик слушал и скреб за ушами, дело принимало для него неприятный оборот.
— Значит, пропали мои двадцать сольдо. Где же я возьму теперь шкуру для барабана?
— Мало ли хромых ослов на свете!
— Не шути, мне очень досадно, — сказал мужик. — Ну что же, значит, на этом и кончается твоя история?
— Нет, история здесь вовсе не кончается. Волшебница, — вы знаете, конечно, про знаменитую Волшебницу, — оказывается, она знала все, что со мной произошло, как только увидала, что вы меня бросили в воду и я тону, — послала на помощь мне целую стаю рыб. Они меня приняли за мертвого и начали есть. Кто грыз уши, кто лапы, кто кожу, кто мясо, — были и такие, что начисто отгрызли хвост!
— Мне наплевать на твои сказки, — закричал мужик, совсем рассердившись. — Я заплатил за тебя двадцать сольдо и желаю их получить обратно. Понесу тебя на базар и продам на дрова!
— Ну-ка отнеси! — крикнул Пиноккио и, высунув мужику язык, прыгнул в море, и сейчас же скрылся в волнах.
Через минуту он уже виднелся далеко, далеко крохотной темной точкой на белых гребнях, и весело кричал мужику:
— Когда будешь натягивать шкуру на барабан — вспомни обо мне… Прощааааай!..
Пиноккио плыл на удачу, куда глаза глядят, и вдруг просто замер от восхищенья: из воды выступала белоснежная, мраморная скала, а с вершины ее приветливо кивала головой хорошенькая, голубая козочка. Пиноккио узнал ее сейчас же, и с бьющимся от радости сердчишком, напрягая все усилия, поплыл к скале. Оставалось два раза взмахнуть руками, — вон она, — козочка, — бьет копытцем по мрамору!
Но вдруг — огромная голова акулы, разинув зубастую пасть, высунулась из воды. Пиноккио бросался то вправо, то влево, но акула всюду настигала.
— Спасайся, Пиноккио! — кричала козочка. — Спасайся! Она тебя проглотит. Берегись! Скорей! Скорей!..
Вот и скала… последним отчаянным усилием Пиноккио вцепился в нее обеими руками, и козочка протянула ему передние ножки. Но было уже поздно!
Чудовище втянуло в себя воду и Пиноккио, да с такой неслыханной силой и жадностью, что, падая в желудок акулы, он обо что-то ударился и с четверть часа лежал без сознания.
Наконец он пришел в себя: вокруг было черно, как в чернильнице. Пиноккио прислушался, была глубокая тишина, только равномерными порывами откуда то налетал сильный ветер. Он долго не понимал, откуда дует этот ветер, но потом догадался что это — акула должно быть страдает на старости лет отдышкой.
Пиноккио стал шарить вокруг. Выхода нет! Он проглочен, закупорен в брюхе морского чудовища! Впереди только страшная смерть.
— Помогите! Караул! Караул! — вопил он, мечась в темноте.
— Кто тут тебе может помочь, несчастный! — загудел где-то близко глухой голос, словно оборвалась басовая гитарная струна.
— Кто там?
— Я — бедный Тонно, проглоченный акулой вместе с тобою. А ты что за рыба?
— Я вовсе не рыба, я Петрушка. Но что же нам теперь делать?
— Надо помириться с горькой участью и ждать, когда акула нас переварит.
— Но я вовсе не хочу, чтобы акула меня переварила!
— И я тоже бы не хотел, — грустно сказал Тонно, — но что поделаешь? Может быть, лучше умереть в родном море, чем быть сведенным людьми…