— Вам плохо, капитан?
Пит открыл глаза и увидел широкую равнину, купающуюся в ослепительном солнечном свете. Равнина разок покачнулась, затем снова замерла. Поморгав, Пит привык к яркому свету, и краткосрочное головокружение прошло. Затем он повернулся к человеку, стоящему рядом с ним.
Это был закаленный воин средних лет. Он был одет, как и сам Пит, в шлем, кирасу и поножи, защищающие ноги ниже колена. У обоих были короткие мечи. Судя по изобилию знаков отличия на его форме, сурово выглядящий боец, наверное, являлся самим Агамемноном, главнокомандующим Греческой Армии.
— Что вы сказали? — спросил Пит и в ужасе съежился от собственного голоса.
Это был страшный рев, который прокатился бы по всему Колизею или сравнял с землей строение поменьше.
— У вас сегодня отличный голос, капитан Стентор, — восхищенно улыбнулся закаленный в боях ветеран. — Я лишь поинтересовался, как вы себя чувствуете. Вы пошатнулись, а солнце сегодня печет очень сильно...
Пит быстро освоился. Он уже начал понимать, что происходит вокруг. Он вернулся в дни наивысшего расцвета Греции, и смотрел на нее глазами знаменитого капитана Стентора, по общему мнению, способного командовать десятью тысячами солдат только благодаря своему могучему голосу. Еще Пит вспомнил, как читал, что Стентора уважали за то, что, по-видимому, он был способен беседовать с богами, когда ему заблагорассудится. Пит выпятил грудь колесом. Наконец-то! В других эрах он оказывался в теле то жалкого вора, то раба, то нищего. Но теперь он унаследовал положение, достойное его храбрости.
— Только полюбуйтесь на меня! — пробормотал он себе под нос.
Пит гордо обвел взглядом равнины Илиума. Там раскинулся военный лагерь, тянущийся практически бесконечно: десятки тысяч палаток, колесниц, солдат и их снаряжения. Издалека сверкало оружие, когда группы воинов совершали вылазки в поисках еды. Сотня тысяч греков, заметил Пит, и ни единого ресторана. Он улыбнулся.
Но тут же, вспомнив вопрос своего спутника, Пит ухватился за его предположение.
— Да, Агамемнон. У меня был солнечный удар.
Теперь у него появилось готовое алиби на случай, если придется задавать нелепые вопросы, как например: «Гм... это что, осада Трои, да?»
Грек с удивлением посмотрел на капитана.
— Именно так, капитан. А вон там Троя.
Пит посмотрел, куда ему показали, и увидел вдали средних размеров крепость. Казалось, ее площадь измерялась всего лишь парой акров, что было чрезвычайно мало, чтобы так долго выдерживать осаду тысяч полных решимости ахейцев. Тем не менее, Пит пожал плечами, — площадь Трои его не касалась. Он прибыл сюда, чтобы наблюдать, собирать материал для книги, и, в конце концов, увидеть кульминацию этого величественного спектакля — падение Трои. Пит пошел к лагерю, как вдруг ему в голову внезапно пришла одна тревожная мысль.
— Сколько, вы говорите, уже идет война?
— Девять лет, как капитан прекрасно знает и сам. Неужто милосердный Гелиос украл вашу память?
— Девять лет! — простонал Пит.
Троянская война длилась десять. Доктор Майхейм, неуверенный в настройках нового Кресла времени, все же немного ошибся. Для того, чтобы получить то, что хотел Ларос, Питу придется тут торчать много месяцев, нося на себе этот пляжный костюм. И это еще ерунда. Хуже всего то, что он пропустит Мировую Серию[9].
Пит отчаянно огляделся в поисках совета.
— Акер! — он дал волю своему громоподобному голосу. — Профессор Акер! Вы здесь?
Стоявшие поблизости греческие солдаты переполошились с растерянными улыбками на лицах и грубыми шутками на языке, высмеивающими вопли капитана Стентора. Но никто не ответил. Очевидно, в непосредственной близости от греческого лагеря Акера не было. Или, возможно, ухмыльнулся Пит, профессор оказался в теле одного из бродячих псов, бегающих вокруг лагеря в поисках пищи.
В любом случае, Питу предстояло делать выбор самому. Он быстро посовещался с самим собой. Хотя он поклялся не вмешиваться, обстоятельства требовали решительных действий. Да, во имя деловой этики, Пит был вынужден принять участие в троянской войне и закончить ее в месячный срок.
Радостно — поскольку Пит был одним из тех, проклятых неизлечимым зудом вмешиваться в чужие дела — пройдя на середину лагеря, он вскочил на колесо колесницы.
— М-м-мои друзья, — угрожая сорвать палатки с кольев, оглушительно заголосил он. — Поднимайтесь! Подходите! Собирайтесь! Это одно из в-в-величайших зрелищ на планете! — В коротком порядке он собрал вокруг себя тысяч пятьдесят удивленных греков. — Народ Греции! — проревел Пит великолепным инструментом для пропаганды. — Эта война длится уже девять лет, но никакого результата так и не достигнуто. Я прав?
Соглашаясь, воины зашумели. Пит театрально указал на стены Трои.
— Девять лет, а вон там до сих пор стоит самодовольный враг, преграждающий путь к нашей неизбежной судьбе. Троянцы отказываются рассмотреть ситуацию реалистично и признать, что мир должен быть переделан в соответствии с тем, что греки — высшая раса. Нам нужно место, чтобы жить!
Пит невольно поморщился от пустой нелогичности этих громких фраз. Тем не менее, ему была нужна какая-то причина, чтобы побудить людей к решительным действиям.
— В этих стенах страдает унижаемое меньшинство, — прогремел Пит.
Похищенная Елена, решил он, определенно является меньшинством.
— Наш долг, положить этому конец и... гм... установить новый экономический порядок!
Что за чушь? Однако, сейчас, в 1194 году до рождества Христова, это оказалось не менее эффективным, чем через тридцать один с хвостиком век спустя.
— Чтобы расправиться с врагом, в последней битве мы должны быть готовы пожертвовать всем. Вы готовы?
— Да, да! Мы готовы!
Еще несколько минут подобных речей полностью пробудили греков. Они ничего не поняли, но были злы, хотя и не понимали, на кого.
— Прошлой ночью, — объявил Пит, — меня посетили... гм... боги. Мне снизошло откровение, и теперь я знаю, как мы можем победить врагов. Их уничтожит секретное оружие...
К этому времени Пит устал от разглагольствований и закончил речь обещанием быстрой победы. Агамемнон ждал его, пребывая в недоумении.
— Я не понимаю, капитан Стентор, этого вашего желания быстро закончить войну. Мы, можно сказать, наслаждаемся осадой. С обеих сторон лишь немногие получают травмы, что очень хорошо, поскольку мы не питаем к врагу особой ненависти. Через год голодающие троянцы будут вынуждены сдаться.
— Блокада! — фыркнул. — Сейчас это не в моде. Нам нужен блицкриг, а не сицкриг[10]!
Агамемнон озадаченно покачал головой.
— Вы говорите какие-то непонятные слова. Но, если вы желаете быстрой победы, почему бы не воспользоваться нашим планом...
Пит отмахнулся от предстоящего предложения.
— Послушайте, Агги. У меня есть кое-что, о чем вы никогда не слышали. Танки! Мы возьмем Трою штурмом.
— Танки?
— Конечно! Вы все увидите. Мне только нужны все колесницы и несколько умелых рабочих. Оружейников.
Агамемнон изумленно согласился. К наступлению ночи материалы и рабочие были на месте. Пит Стентор ушел в свою палатку, взял папирус и перо и начал делать наброски греческого чуда техники.
— Блицкриг, детка, — работая, приговаривал он. — Ты моя маленькая девочка.
Танк Стентора был самой простотой. Две колесницы ставились задней частью друг к другу и соединялись двумя трехметровыми стержнями. Затем легкая броня покрывала бока и крышу, оставляя амбразуры для стрельбы. Между стержнями будет находиться полностью защищенная лошадь. Она не сможет двигаться очень быстро, но, в любом случае, преимуществом танка была совсем не скорость. Каждая такая штуковина будет вмещать три лучника и боеприпасы.
Как только технические характеристики были нормированы, началось производство. Через четыре дня моторизированная бронированная дивизия Стентора была готова выдвигаться. Атака началась одним прекрасным утром, когда десяток фантастически выглядящих танков тяжело загремел по равнинам Илиума к непокоренным стенам Трои.
— Они встанут прямо под стенами крепости, — объяснял Пит свою стратегию Агамемнону, — не подвергая себя опасности, и будут снимать защитников, как только те станут высовывать свои головы из-за стены. Так мы добьемся огневого превосходства. Затем, не торопясь, подойдет пехота и вышибет ворота.
Нельзя было сказать, что Агамемнона охватил восторг. Он консервативно относился ко всему, связанному с военными действиями.
— Если план удастся, — неохотно признал он, — это перевернет ход всех войн.
Танковая бригада вышла на позицию, засвистели стрелы... Троянцы быстро поняли, что ничего не могут поделать с нападающими, за исключением случайных попаданий в амбразуры. В срочном порядке защитники спрятались за стенами.
— Видели?—похвастал Пит. — Теперь начинается заключительная... гм...
Снаружи древних стен Трои происходили странные вещи. Из-за парапета высунулась рука, держащая горшок, и вылила какую-то жидкость на один из танков.
— Кипяток! — смущенно догадался Пит. — Они нам ничего не сделают!
Из-за стены высунулась вторая рука. Она держала зажженный факел.
И сбросила его на облитый танк. Тот сразу же загорелся низким, мерцающим голубым пламенем. Поджаривающаяся лошадь впала в безумие. Танк рванулся вперед, затем назад и сделал полный оборот в веселом танце. Вскоре, наспех собранная конструкция с грохотом развалилась на части. Трое человек и лошадь побежали оттуда со всех ног, догоняемые редкими троянскими стрелами, деликатно вонзающимися в мягкие задницы беглецов.
На нападающие танки обрушились новые горшки с жидкостью, за ними последовали метко брошенные горящие факелы. Один за другим, единицы бронированного кулака Пита зашипели, превращаясь в причудливые горы обломков. Как гнезда со странными яйцами, хрупкие машины трескались, и из них вылуплялись охваченные паникой лошади и греки. Атака завершилась бегством.