– Может, власть, управление? – предположил Макс.
– Для власти героизм нужен не всегда, – заметила Полинка.
– Может, спорт? – сказал наконец Лёшка.
– Опять – «пять»! – воскликнула Алиса. – Молоток! Только хорошо бы не «может», а «я уверен». Завтра слово «может» в ответе не прокатит.
Сегодня на конюшне был санитарный день. Всадники и всадницы готовились к интеллектуальному турниру.
– Продолжаем. «Две у Сирии, пять у Туркмении, двенадцать у Узбекистана и пятьдесят у США. Что это?»
– Золотой запас? – начала рассуждать вслух Полинка. – Только в чем? Если в тоннах, то маловато.
– Или нефтяные месторождения, – предположил Макс. – Включая сланцевую нефть.
– Золотой запас можно засекретить, – неторопливо начал Лёшка. – И нефтяные месторождения. А звезды на государственном флаге не засекретишь. Их у США точно пятьдесят – это помню.
– Так это что?
– Звезды на флаге! – уверенно сказал Лёшка.
Алиса подскочила и чмокнула его в щеку. Макс добродушно рассмеялся.
– Ребята, – попросил Данька, – давайте прервемся, покатаемся.
– Данчик, – усмехнулась Полинка, – не заработал! Два правильных ответа из двадцати.
– Лёшке скоро двигать в город, – согласилась Алиска и взглянула на часы, – еще потренируемся, потом его проводим и покатаемся.
Лёшка кивнул. На электричку надо минут через двадцать, не раньше.
На конюшню он пришел чуть позже ребят. Заглянул в стойло к знакомой Авроре. Потрепал ее по морде, угостил подсохшей горбушкой. Старая кобыла то ли узнала его, то ли приветствовала, как и всех гостей.
Тут вошел Данька. Так же приветливо погладил Ворона – Лёшка вспомнил, что это жеребец с характером. Спросил:
– А ты ездить умеешь?
– Умею, – ответил Лёшка и чуть-чуть покраснел.
– Не советую с ним состязаться, – заметил МИК. – У него опыт.
Тут появилась Алиса и погнала всех в комнату – тренироваться.
Прошли еще шесть вопросов. Лёшка ответил на четыре, дал возможность отличиться Полинке и Максу, а вот Даньке ответить неправильно не позволил, настоял на своем.
– Молоток! – одобрила Алиса. – В этой игре уверенность – на втором месте после эрудиции.
– Пора… – вздохнул Лёшка, поднимаясь. – Макс, получилось?
– Да, – улыбнулся Макс. – Ребята, простите, у нас своя тайна. Если прокатит, Лёха завтра расскажет.
Лёшка уже надел куртку, когда встал Данька.
– Давайте еще пару вопросов прогоним.
А потом – верхом на станцию. Лёшкиного коня приведем.
В первую секунду Лёшке эта идея понравилась. Представил, как они медленно едут аллеей, как копыта мягко опускаются на опавшую листву.
А рядом – Полинка…
Но она на этот раз не поведет Аврору под уздцы. И будет не одна…
– Не соглашайся, – отчетливо сказал МИК. – Я видел его глаза, он хочет тебя опозорить. Он видел, как ты гладил Аврору, он нарочно сядет на нее. И заставит всех пуститься рысью. Ты удержишься на другом коне?
Лёшка помотал головой. Сказал:
– Пешком прогуляюсь.
– Какая разница, – удивился Данька, – прогуляться пешком или верхом? Пешком медленнее.
Лёшка ничего не ответил, закинул на плечи рюкзак.
– Или, может, ты все-таки не умеешь ездить верхом? Или боишься?
Лёшка понадеялся, что в полутьме его красные щеки никто не заметит. Дождался подсказки МИКа.
– Можешь думать как хочешь.
– Спасибо за разрешение! – воскликнул Данька. – Значит, ты боишься не только воды, но и лошадей? Значит, у тебя не только гидрофобия, но и эта… гиппофобия? Есть такая книжка: «Моряк в седле». А про тебя, значит, можно написать книжку: «И не моряк, и не в седле»?
– Данечка, – зло сказала Алиса, – давно по ушам не получал?
– Сейчас есть за что, – задумчиво заметил Макс.
– Лёшка! – крикнул Данька с порога. – Извини!
Лёшка не ответил. Он спешил к станции, да так, что за ним угнаться верхом можно было бы только рысью.
На станции Университет тоже не было кассы. Лёшка купил билет у кондукторши и сел рядом с окном, в середине вагона. Приложил к стеклу горячую щеку.
Можно закрыть глаза, можно открыть глаза и смотреть на желтеющие березы. И слышать смех Даньки: «И не моряк, и не в седле!»
Как не вовремя! Ну почему именно сегодня эта дрянь показала нрав! Через час самый важный разговор за этот день. Или за год. Или за всю жизнь. А тут вылезло это мелкое. Эта дрянь-дрянишка.
«Прямо как отец говорю!» – невесело усмехнулся Лёшка.
– Кстати, насчет Дани, – встрял МИК. – Я немного покопался в старых записях, нашел интересные вещи.
– Какие? – вяло спросил Лёшка, глядя на заполненную платформу в Петергофе.
– Например, у него непростые взаимоотношения с отцом. Бывали очень неприятные разговоры. Года полтора назад он трепался в закрытом чате с одной девчонкой. Не Полинкой. Изливал душу. Потом упросил админа стереть ветку, но копия сохранилась. Для меня паролей нет, – самодовольно закончил МИК.
– Не с Полинкой? – повторил Лёшка, косясь по сторонам.
Но соседи рядом с ним пока не сели.
– Именно! Сейчас немножко прочту…
«Вот сейчас я что-то узнаю про тебя, Данечка», – подумал Лёшка.
И замер, пораженный жуткой мыслью. Вопросом, который боится задать. Не скрыты ли в Интернете записи о его конфликтах с отцом? Если это можно назвать конфликтом? Вряд ли, ведь он не трепался. А вдруг?
– МИК, не надо! – чуть не крикнул Лёшка, так что даже на соседнем сиденье обернулись. Добавил тише: – Не хочу про него ничего знать!
– Ну, как скажешь, – с дружеской печалью заметил МИК.
И тут пискнула эсэмэска:
«Лёха, прости. Моя совесть ноет, мои уши краснее, чем в день именин. Даня».
Не успел улыбнуться и придумать ответ – вторая:
«Лёша, Данька кается. Удачи! Макс».
И третья:
«Мы команда! Мы победим! Полинка».
Лёшка улыбнулся, а тут еще и солнце прыснуло в вагон. В Питер въехал вместе с солнышком.
Лёшка пришел в кафе минут за пять до назначенного времени. Кафе он нашел в Интернете и не ошибся: светлый зал, светлая мебель, много мест у окон. Там, у окна, Лёшка и сел.
Тут же подошел официант. Лёшка хотел заказать чай. Или кофе, как и положено на деловой встрече. И вдруг вспомнил, что только завтракал, а после завтрака – две печеньки, когда тренировались на конюшне. Надо бы попросить бифштекс с картошкой. Или половину большой пиццы…
«Обжоркин! Все думаешь о еде!»
Нет, папа еще не подошел. И МИК не пошутил. Это у него в голове.
А почему бы не подумать о еде, если действительно голоден? Лёшка мысленно велел голосу замолчать и заказал пиццу средних размеров.
Официант отправился на кухню. И тут в зал вошел папа. Хотя гостей почти не было, огляделся по сторонам. Лёшка привстал, махнул рукой, папа подошел.
– Привет! Не узнал в очках. Успел без меня глаза испортить?
МИК помог с ответом:
– Профилактическая модель. Все равно – в них, без них.
– Начнем с того, что к любым очкам быстро привыкают, – заметил папа. – Ну, рассказывай, что стряслось.
Лёшка ждал этого вопроса полдня. А тут растерялся. Выручил официант, увидевший нового клиента.
– Пап, ты ничего не имеешь против маслин? – спросил Лёшка.
– Ничего, – чуть удивленно ответил папа.
– Я взял пиццу с маслинами.
Папа не стал спорить. Попросил принести эспрессо и минералку. Лёшка тоже заказал стакан сока.
– Ну, рассказывай, что происходит, что натворил?
– Если бы ты знал, как Катюша по тебе скучает, – подсказал МИК. – Плачет каждый вечер.
Лёшке захотелось мотнуть головой – отстань. Нельзя так! Вместо этого взглянул чуть выше папиного плеча в большой телеэкран, разглядел, как полузащитник испанского клуба забрасывает мяч во вратарскую площадку английской команды.
И вспомнил, как давным-давно, когда еще не было Катюшки, они приехали втроем в пансионат на лесном озере. Мама долго спала, а вот папа и Лёшка встали рано. Пришли на мостки, разглядели сквозь туман противоположный берег. И папа сказал: «Давай-ка совершим авантюру. Возьмем лодку и до завтрака сплаваем туда».
И сплавали. Правда, вернулись к полудню, мама успела переволноваться, и вид у папы был непривычно-виноватый.
– Пока ничего, – улыбнулся Лёшка, чувствуя, как натягивает улыбку на лицо, – предлагаю натворить вместе. Давай совершим авантюру: завтра утром спилим ель в углу сада. Мама утром поедет в офис, вернется к обеду, а елки нет. Я за два месяца понял, что от этой елки только мрак и тень.
Наступила решающая, принципиальная развилка. Как быть, если папа скажет: «Она мне нравится»? Ответить: «Правда? Тогда живи с нами в Мартышке!»
Но папа ответил иначе:
– Как же мы ее спилим? Ножовкой?
– Я договорился с фирмой. Гарантируют, что не пострадает ни забор, ни провода. Удалят, как больной зуб под наркозом.
– Постой, – спросил папа без улыбки, – это точно сделал ты сам? Сам послал фотографию, сам договорился? Точно не мама?
– Да, сам, – ответил Лёшка, веря, что говорит бодро. – Давай сделаем, будто это мы организовали вместе. Чтобы завтра к обеду этой елки не было!
– Сделал предоплату? – спросил отец. – Откуда у тебя деньги?
Пробили штрафной. Мяч перелетел стенку, но вратарь сумел его поймать и даже не упал. Это слегка взбодрило Лёшку.
– Достал, – сказал он, глядя папе в глаза. – Потому что нам всем это очень нужно.
– Почему? Для чего? – спросил отец немного растерянно.
– Потому что мама постоянно в депрессии, в том числе и из-за этой елки, – подсказал МИК.
– Потому что… – медленно начал Лёшка, как нередко говорил папа. – Потому что ты сам меня этому научил. Ты постоянно говорил мне: «Слова, слова, слова… Надо что-то сделать». И я понял, что ты прав. Сейчас слов недостаточно. Не надо говорить, как маме плохо. Не надо говорить, что Катюша спрашивает о тебе каждый вечер. Не надо говорить, что сейчас всем плохо. Надо это сделать! И сделать вместе! Это будет нашим приключением!