Однако насчет глаз я, кажется, погорячился. Да, они невелики, но в них горит огонь. Полячка не сводит с меня глаз и, кажется, вот-вот прожжет дыру в моем зипуне, но я не обращаю на это ни малейшего внимания. Во-первых, надеюсь, это выведет ее из равновесия, а во-вторых, есть среди ее свиты люди, лично для меня куда более интересные. Ее придворная дама меня не занимает, а вот монахи очень даже, потому что кто-то из них, скорее всего, и изготовил яд. Особую пикантность этой ситуации добавляет то, что одного из монахов я уже встречал.
Падре Игнасио, вы не представляете, как я рад вас видеть! произношу вкрадчивым голосом. Не сомневаюсь, ваше величество, распрямляет спину бывший духовник моего кузена, вы можете мне не верить, но я тоже рад видеть вас в добром здравии. Ну как я могу сомневаться, отвечаю я своему давнему знакомому и, обернувшись к стоящим настороже стрельцам, командую: Этого ко мне. Да отца Мелентия кликните.
Через некоторое время в моих покоях появляется Мелентий, и я отпускаю стражу, приказав развязать иезуита. Стрельцы мнутся, но не смеют перечить и, исполнив мой приказ, выходят.
Как вы здесь очутились, падре? Превратности судьбы, ваше величество, пожимает плечами монах, ваше эффектное появление в Мекленбурге два года назад испортило большую игру и мою карьеру. Впрочем, я не жалуюсь, меня ведь вполне могли отправить куда-нибудь к Великим Моголам или в Патагонию. Да, бывает, посочувствовал я ему, а здесь вы давно? Увы, совсем недавно. Почему «увы»? Потому что мои братья, бывшие при царице Марине, совершили множество опрометчивых поступков, и я не имел возможности отговорить их от этого. Вы нашли такое обтекаемое определение: «опрометчивый поступок»… С каких это пор так стали называть попытку убийства помазанника божьего? Убийство? воскликнул неподдельно удивленный иезуит. Тогда становится понятна ваша реакция. Впрочем, вы, ваше величество, всегда отличались быстротой действий. Вы хотите сказать, что не причастны к отравлению посланного мне письма? Письмо царицы Марины было отравлено? Да, и довольно сильным ядом: монах, читавший его, умер на месте, а следом и дьяк, развернувший послание. Это невозможно, такого сильного яда просто не существует! Ну не надо так картинно восклицать, святой отец, я верю в человеческий гений. К тому же свидетелями этому были несколько сотен человек в соборе. Господи Иисусе, я же читал это письмо перед отправкой!.. Вот как, а кто же вложил его в футляр? Брат Бартоло… господи, ну конечно: брат Бартоло прибыл с Востока. Он побывал в Индии, Персии и много где еще и привез оттуда немало всяких редкостей. Кто этот Бартоло и, самое главное, где он? Увы, он погиб в ту ночь, когда нас схватили в лесу ваши альгвазилы. Ему размозжили голову клевцом. А его вещи и эти, как вы выразились, редкости? С ним был большой дорожный сундук, но его отобрали казаки. Казаки? Кстати, а как случилось, что атаман и пани Мнишек остались совсем одни неужели у них совершенно не было сторонников? О, это очень печальная история. Когда войско атамана взбунтовалось, его сторонники для вида присоединились к этим негодяям под предводительством того казака с варварским именем… Киря? Да, ваше величество, именно так его звали. Так вот, выйдя из Коломны, его сторонники должны были покинуть Кирю и ждать в условленном месте своего атамана и царицу. И что же случилось? Ну, ничего особенного: дождавшись, они отобрали у нас все мало-мальски ценные вещи, а затем бросили на произвол судьбы. Один из сторонников атамана попробовал возражать, но его тут же убили. Впрочем, нам оставили несколько лошадей, но, как вы уже поняли, скрыться они не помогли. Печально, но я все-таки не понимаю, почему вас прислали именно сюда. Вы не знаете ни здешних обычаев, ни языка, и у вас нет здесь знакомых. Неужели для вас не нашлось дела в империи? Трудно сказать, ваше величество: наш орден требует от своих членов безусловного послушания. Так что как только я получил приказ, мне не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться. Что же до связей, то я немного знаком со здешним царем.
Услышав заявление иезуита, сделанное с самым невинным лицом, я расхохотался:
Падре Игнасио, вы мне положительно нравитесь; ей-богу, жаль будет вас повесить! А вы непременно собираетесь меня повесить? печально вздохнул монах. Ну вы же не забыли, что еще в Мекленбурге пытались меня убить? Ваше величество, я говорил вам тогда и повторю снова: я совершенно непричастен к этому ужасному злодеянию! Как раз напротив, я выслеживал тех людей из этого богомерзкого сообщества. И если бы у меня было еще хоть немного времени, я бы вывел их на чистую воду. А заодно получили бы контроль над всем моим княжеством? Ну, тогда оно не было еще вашим. К тому же вы совершенно ясно показали, что не являетесь адептом этой организации. Так что тут мы с вами на одной стороне, и я полагаю, мы вполне могли бы поладить. Это вряд ли, после того как меня собиралась немного поджарить ваша инквизиция, я очень плохо отношусь к папистам. Это досадное недоразумение, ваше величество, к тому же наш орден не имеет отношения к Священному трибуналу. Там издавна заправляют доминиканцы, отношения с которыми у нас, скажем так, оставляют желать лучшего. Ладно, у нас будет еще время поговорить. Кстати, позвольте вам представить отца Мелентия. Он мой духовник и в некотором роде ваш коллега.
Монахи смерили друг друга взглядами и довольно учтиво поклонились. Впрочем, все ограничилось знакомством, поскольку я кликнул стражу и велел им увести иезуита.
Что скажете, батюшка? спросил я иеромонаха, когда они вышли. Этот латинянин очень опасен, задумчиво проговорил он в ответ, а еще он много знает. Государь, ты и вправду думаешь его повесить? Вряд ли, во всяком случае, не сейчас. Он действительно много знает и может быть полезен. А что это ты говорил об инквизиции да о костре? О, ваше преподобие, у меня очень плохие отношения с католиками. Когда-нибудь я расскажу эту историю, но не сейчас. Сейчас же вы, друг мой, отправитесь к другому захваченному монаху и допросите его. Возьмите с собой дьяка, пусть записывает все, что он скажет, я потом почитаю. Если то, что он поведает, будет сильно отличаться от того, что сказал падре Игнасио, дайте знать немедленно.
Следующей ко мне на допрос привели Марину Мнишек. Она немного успела привести себя в порядок и умыться, впрочем, красоты у нее от этого не прибавилось. Сын по-прежнему был у нее на руках и с любопытством озирался по сторонам. Едва войдя, бывшая царица с пафосом произнесла:
Ваше королевское высочество, перед вами единственный законный наследник Русского царства! Мадам, вы и вправду такая дура или прикидываетесь? Что?! К чему этот дурацкий пафос? Вы прекрасно знаете, что единственный законный царь здесь я. Я государь божьей милостью и по праву рождения, а вы, сударыня, сами поставили себя вне закона этим глупым покушением на убийство помазанника божьего. Каким покушением, я ничего не знаю ни о каком покушении!.. воскликнула Марина. Прямо-таки и не знали… саркастически ответил я и тут же решил сгустить краски: А то, что бедный монах читал ваше письмо на соборе в присутствии иностранных послов, вы тоже не знали? Так что когда он упал, пораженный вашим ядом, вся Европа узнала, что у Екатерины Медичи и Боны Сфорца появилась достойная подражательница. Что?.. залепетала она. Там не было никаких послов… Так, значит, ничего не знаете? Ладно, теперь перейдем к этому несчастному ребенку. Я понятия не имею, кто его отец, но это явно не тот человек, которого венчали на царствие в Москве, ибо для этого он слишком мал. Кто бы ни был этот Дмитрий, его убили. У вас же, сударыня, была возможность вернуться домой, но царский венец вскружил вам голову. В тщетной надежде стать царицей вы прыгнули в постель к другому проходимцу, который ко всему еще был евреем. С тех пор вы интригуете, воюете, подкупаете… кстати, а чем вы подкупаете своих сторонников? Молчите? Ну и ладно. Все, что у вас осталось, этот мальчик, которого вы, несомненно, погубите. Скажите, вам хоть немного дорог ваш сын? Вы негодяй! А вы дура! Будь у вас хоть немного мозгов, вы бы сейчас у меня в ногах валялись, вымаливая себе прощение. Царицы не валяются в ногах! Мадам, на Руси только одна царица это моя законная супруга, принцесса шведская Катарина.
Неизвестно, долго ли мы еще препирались бы, но раздался стук, и в горницу вошел Вельяминов.
Государь, гонец из Москвы прибыл с вестями… тихонько проговорил он мне на ухо, косясь на бывшую царицу. Мы уже закончили; распорядись, чтобы пани Марину с сыном увели, да покормить не забудь, а то вон как отощали, кожа да кости. Потом позовешь гонца.
Бывшая царица вспыхнула от моих слов и, подхватив сына, собралась было выйти, но, встретившись глазами с Никитой, вздрогнула.
Я тебя знаю, проговорила она, ты служил моему мужу… изменник! Ты же ему крест целовал!
Взъярившаяся женщина, оставив ребенка, подступала к моему кравчему, кляня его при этом последними словами и потрясая руками. Тот, немного опешивший от такого напора, пятился и наконец кликнул стражу, чтобы те увели озверевшую Марину.
Вот ведь ведьма… выдохнул он, когда брыкающуюся шляхтянку увели. И не говори, усмехнулся я. Что там стряслось? Да я и сам не знаю, вроде как Рюмин вернулся из Стекольны. Понятно, а как там Заруцкий, говорит что? Молчит, пес, только ругается. Ты же его, государь, на дыбу не велел пока, вот он и кочевряжится. Успеем еще на дыбу. С Кирей что? А что с Кирей кается и просится отслужить вину. И что думаешь? Да ну его, ненадежный человек. Заруцкого с Маринкой предал и тебя, государь, предаст. К тому же еще и дурак! Почему? Потому что обратно в Коломну кинулся. Прорвался бы в лес может, и не нашли, а так… Как повелишь с ним государь, в петлю или на кол? Слушай, вот не надо этих извращений восточных… Как по мне, так петли вполне станет. Добрый ты, государь. А то! Ну чего мнешься, спросить чего хочешь?