А вы что? А что мы? Не стали такой приказ выполнять. Да, так и сказали, дескать, не допустим бесчестия. А государь? Хех, государь… государь немцев кликнул, уж они-то, христопродавцы, Бога совсем не боятся. Что же теперь делать?.. пролепетал в ответ Мишка.
Что ему ответил князь Василий, Федька так и не услышал. Рядом раздался шум, ржание коней, забегали слуги, и Панин, воспользовавшись темнотой, улизнул. Вернувшись к своей сотне, он, как нарочно, наткнулся на Корнилия.
Где тебя нечистый носит? грубовато поприветствовал его Михальский. Мы тебя обыскались. У Романова был, буркнул в ответ Панин. Гостил, значит… ну и чем тебя угощали, пряниками али еще чем?
Федька в ответ только промолчал, упрямо сжав губы. Корнилий, приглядевшись в темноте к его лицу, встревоженно спросил:
Случилось что? Слово и дело государево… едва слышно произнес парень. Чего? изумился тот. Слово и дело государево, чуть громче повторил Федька. Ну-ка, пойдем, расскажешь, что с тобой приключилось.
Через несколько минут Корнилий уже шел с Федором к стрелецкому лагерю. Подойдя к скромному шатру Анисима Пушкарева, сотник оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, вошел вместе с парнем внутрь.
Что приключилось-то? встретил их вопросом непонятно как оказавшийся у стрелецкого полуголовы царский кравчий. Чего звал, да еще сюда? Прости, Никита Иванович, да только рядом с государем глаз чужих много и ушей. А тут, у стрельцов, куда как спокойнее. Вот как?.. Да уж так; ну-ка, Федя, расскажи нам еще раз, что услышал.
Пока Панин рассказывал присутствующим, что подслушал у романовского шатра, лица у них все более темнели. Наконец Пушкарев не выдержал и замысловато выругался.
Вот же аспиды многоглавые, все им не так! Чего делать-то будем? Государю надобно сказать, робко предположил Федька. Ага, посмотрел на него с жалостью Вельяминов, а что мы ему скажем что бояричи воду мутят? Так он это без нас знает. Вот кабы ты услыхал, что они умысел на государя имеют, тогда другое дело… А может, услыхал? с надеждой спросил Анисим, главное дело начать, а на дыбе и не в таком признаешься. Не, испугался Федор, врать не стану. Государь меня будто насквозь видит, да и невместно это напраслину возводить. Можно и без дыбы, задумчиво предложил Михальский, отправить их куда в бой, а там воля божья. Э нет, не согласился с ним Пушкарев, эти дурачки молодые не сами додумались, а за кем-то повторяют. Надо узнать за кем. Да и если они нынче ничего не умышляют, так завтра начнут, а крамолу коли рвать, то с корнем! Не пойдет на это государь, покачал головой Никита, сами знаете, он пока в их руках сабли не увидит, в заговор не поверит. Угу, покачал головой Анисим и вдруг хлопнул себя по лбу, охти мне, а пока мы все здесь, с царем кто? Не бойся, фон Гершов с ним, а его драгуны да кирасиры на часах вокруг шатра. Тогда ладно, Кароль человек надежный, даром что немец.
Утром следующего дня я вместе со свитой направился к ближайшей к лагерю осадной батарее. Лично встретивший меня Ван Дейк отчитался о проделанной работе и доложил о готовности начать обстрел. Внимательно ознакомившись с тем, как установлены осадные пищали и бомбарды, я, укрывшись в небольшом, специально устроенном на такой случай окопчике, махнул рукой. Орудия были уже заряжены, и пушкари один за другим подбегали к своим пушкам, вжимая фитили в затравки. Первым канонаду начала большая, богато изукрашенная пищаль под названием Аспид. Выстрел разорвал напряженную тишину в клочья, и в крепостную стену понеслось кованое ядро. Прицел был взят достаточно хорошо, и гостинец ударил в самое основание стены, брызнув в стороны осколками. Стены в этом месте были обрушены еще поляками в прошлую осаду. Не имея времени опять возвести укрепления, новые хозяева ограничились лишь тем, что, расчистив завалы, соорудили на месте обрушившегося прясла обычные бревенчатые клети, забитые изнутри землей вперемешку с кирпичными обломками прежнего строения. Позади деревянной стены был насыпан вал с частоколом поверху. На самих клетях стояло несколько пушек малого калибра, из которых осажденные попытались вести контрбатарейную борьбу, но, убедившись, что не могут состязаться с нами в дальнобойности, прекратили это бесполезное занятие.
Тем временем пушкари произвели выстрел из второй пищали под названием Инрог. На этот раз прицел оказался не столь точен, и снаряд пронесся над головами осажденных и, не принеся видимых повреждений, зарылся в земляном валу. Третьим стрелял Волк, чье ядро ударило прямо в деревянную стену, заставив ее покачнуться. Потом, примерно с тем же успехом, выпалили одна за другой три бомбарды, названий которых я не помнил. Выскочив из своего окопчика, я бегом направился к Ван Дейку, командовавшему суетившимися вокруг своих «монстров» пушкарями.
Все просто превосходно, ваше величество! прокричал он мне, как видно, немного оглушенный. Если дела пойдут так, то за три дня мы сметем эти жалкие укрепления! Хорошо, друг мой, отвечал я ему, продолжайте в том же духе. Как долго идет перезарядка ваших пушек? К сожалению, не так быстро, все же орудия весьма велики. Объявите пушкарям, что за каждое удачное попадание они получат по серебряной чешуйке на всех, разумеется. Те, кто будут заряжать проворнее прочих, также получат награду. О, это весьма благотворно скажется на их усердии, государь. Не буду больше вам мешать, господин Ван Дейк. Ведите огонь и не забывайте о прочих батареях. К сожалению, вы мой единственный инженер, так что вам придется потрудиться. Я буду только рад служить вам, сир! К тому же эти укрепления будет не слишком трудно разрушить. Они хороши, быть может, против татар или еще кого, но для противодействия массированному артиллерийскому огню совершенно не годятся. Вы полагаете? Вне всякого сомнения! Отлично, значит, у вас будет одной заботой больше. Как это? А как вы думаете, кто займется улучшением этой крепости, как только мы ее возьмем? Черт возьми!.. Привыкайте, Рутгер, в России так уж заведено: кто везет, того и грузят! Ну, этим вы меня не напугаете, тем более что в Голландии точно так же.
Закончив разговор с Ван Дейком, я повернулся к своей свите и застал ее в не слишком приглядном виде. Сразу стало понятно, кто имеет боевой опыт, а кто нет. Если первые догадались закрыть уши и открыть рот, чтобы спасти свои барабанные перепонки, то вторые, совершенно оглушенные, кривили страдальческие лица. Проделавший со мной весь поход Миша Романов был из первых, а вот прочие рынды в основном относились ко вторым. К тому же многие из них с перепугу попадали наземь, перепачкав богатые черные кафтаны с серебряными орлами на груди.
С этого дня канонада не прекращалась ни днем ни ночью, с тем чтобы не давать осажденным исправлять разрушения. К концу второго дня обстрела над городом появился белый флаг. Обстрел тут же прекратили и послали гонца уведомить меня о данном обстоятельстве. Впрочем, подивившись наступившей тишине, я сам вскочил в седло и вскоре был на батарее.
На сей раз парламентер был только один ксендз Калиновский. Вид у него был уже не столь надменный, но гордости и фанатичного блеска в глазах меньше не стало. Вообще поляки интересные люди. Когда дела у них идут хорошо, они иной раз бывают просто отвратительны своим шляхетным гонором и невообразимым чванством. Но в годину трудностей те же самые люди, случается, проявляют просто римское величие духа и истинное самопожертвование.
Добрый вечер, падре, поприветствовал я его на латыни, что привело вас на сей раз? Это вы? удивленно спросил он, как видно не узнав меня сразу в рейтарских доспехах. Как видите, святой отец. Вы пришли сообщить мне о капитуляции? Если нет, то вы только зря утруждали свои ноги. Нет, ваше королевское высочество, мы не сдадимся. Тогда нам не о чем разговаривать. Удивляюсь только, зачем Глебович вас послал. Нет, воевода не давал мне поручений, я сам упросил его послать меня к вам. Зачем же? В городе помимо шляхтичей и жолнежей, чье ремесло война, находится немало женщин и детей. Я прошу во имя человеколюбия разрешить им свободный выход за стены. Хм, а отчего вы, святой отец, не побеспокоились об их жизнях в прошлую нашу встречу?
В ответ на мой вопрос, Калиновский только воздел руки к небу, дескать, на все воля небес.
Молчите? Так я вам скажу: в прошлый раз вы были уверены в своей неуязвимости и преисполнились гордыни. Теперь же, когда мои пушки со всей ясностью показали вам хрупкость вашего бытия, вы вспомнили о человеколюбии и милосердии. Позвольте вас спросить, падре, а сами вы часто проявляли эти качества? Кто вы такой, чтобы судить меня? Можете считать, что я меч в руках Господа!
Услышав мои слова, Калиновский вскинул голову и хотел что-то сказать, но сдержался и, помолчав еще некоторое время, буквально по слогам выдавил из себя:
Вы выпустите женщин и детей? Их много? немного смягчился я, глядя на его смирение. О, всего несколько пани с детьми и прислугой, оживился ксендз, право, победа над беззащитными женщинами не добавит славы вашим знаменам.
До сих пор, разговаривая с бенедиктинцем, я не подозревал, что священник печется лишь о сохранности жизней католиков. Тем горше было мое разочарование.
Святой отец, общаясь с вами, я узнал о милосердии и всепрощении даже больше, чем из притчи о добром самаритянине. Передайте Глебовичу, что я выпущу ваши семьи только вместе с гарнизоном. Я последний раз предлагаю сдать Смоленск и уйти с честью. Кстати, это единственный способ сохранить ваши семьи. Все пространство отсюда до Орши заполнено отрядами татар, рыскающих в поисках добычи. Идти без должной охраны сущее самоубийство. Боюсь, на это Глебович с Мелешко не смогут пойти… Мелешко? Смоленский каштелян. Понятно. Все же сообщите Глебовичу и Мелешко о моем предложении. Если же они не прислушаются к голосу разума все, что я могу вам предложить, это собрать ваших подопечных во время штурма в соборе. В отличие от католиков мои солдаты иногда помнят о неприкосновенности церквей.