Этого не отнять, удачлив… А правду говорят, вступил в разговор молодой купец с изъеденным оспой лицом, что государь до девок лют? Есть такое… отозвался Василий, икнув, только не до всех. Немок он любит страсть! Их за ним цельный обоз везут, чтобы, значит, служили ему. А лицом баские? заинтересованно спросил рябой купец. Нет, скривился Лыков, опять взявшись за вино, кожа до кости, смотреть не на что, сказано же немки!
Впрочем, у купца, похоже, были свои соображения на этот счет, и он мечтательно улыбнулся. Посадский же нахмурился, но продолжал слушать с прежним вниманием. Целовальник тем временем выглянул из корчмы и знаками подозвал к себе княжеских холопов.
Вот что, служивые, там ваш хозяин подвыпил и несет неподобное, а я по Разбойному приказу не скучаю! Вы бы его спать уложили, что ли… Охти мне, отозвался старший из них, бывший ключником, мало нам смоленской печали, так еще тут…
Проговорив это, он с остальными слугами кинулся в корчму на помощь к своему непутевому хозяину. Все вместе они, льстиво улыбаясь и втихомолку ругаясь, потащили Василия в отдельную камору, чтобы он не наболтал еще чего-нибудь.
Оставшиеся в общей горнице посетители переглянулись и принялись каждый за свое. Только покрытый оспинами купец, которому, очевидно, не слишком везло в любви, вздохнув, вымолвил: «Цельный обоз!..» На что посадский, собираясь уже выходить, пробурчал, надевая шапку:
Смуту прекратил, воров разогнал, ляхов побил, Смоленск вернул… да пусть хоть всех перепользует. Особливо немок!
Когда-то давно один церковный иерарх тонко намекнул мне, что мое, пардон, седалище гораздо больше подходит для седла, нежели для трона. Этот поход очередной раз показал мне, что святой отец был прав. Мне нравится звук копыт идущего за мной войска, свежий ветер, дующий в лицо и развевающий волосы. Мое сердце больше радуется пушечным залпам и сабельному звону, чем малиновому звону московских колоколов, а запах сгоревшего пороха или луговой травы кажется более приятным, чем аромат ладана, буквально пропитавший кремлевский дворец.
Пройдя стороной охваченную огнем Литву, мы вскоре оказались в польской Ливонии, где было гораздо спокойнее. Михальский вел нас одному ему ведомыми путями с непостижимой для обычного человека ловкостью и сноровкой. Казалось, он знает все броды на всех речках, и все укромные поляны во всех окрестных лесах. Раньше я был уверен, что такой большой отряд, как наш, невозможно провести через всю страну незамеченным, но бывший лисовчик смог эту уверенность поколебать.
Корнилий, воскликнул я однажды, ты хоть сам-то знаешь, где мы сейчас? Конечно, ваше величество, мы в тридцати верстах от Риги, если ехать прямо. Но вы, кажется, хотели побывать в Митаве? Тогда нам нужно повернуть налево, и скоро будет брод через Даугаву. Брод? Ну не совсем брод, но глубина там невелика и течение тихое, так что перебраться мы сможем. Но самое главное, места тут уединенные. Прекрасно, тогда давай поторопимся, мне не терпится устроить сюрприз своей родне.
Увы, через минуту я в очередной раз убедился в верности поговорки, что «человек предполагает, а бог располагает». Несмотря на то что места здесь и впрямь были уединенными, посреди дороги в огромной промоине стояла завязнувшая по самые оси большая дорожная карета. Вообще, дорожные кареты бывают разные. Большие, средние, маленькие, в общем, всякие. Эта была просто громадной. До сих пор самая большая, какую я видывал, была та, в которой везли в Дарлов юную княжну Агнессу Магдалену. В ней тогда с комфортом разместилась сама невеста, ее пожилая наставница, дальняя родственница, которую звали Катарина фон Нойбек, а еще камеристки и служанки всех трех дам, весь их багаж, да еще нашлось место для меня, когда дамы возжелали, чтобы я развлекал их беседой. Так вот, эта представительница каретного племени была как бы не больше…
Воспоминания о прекрасной Агнессе навели меня на минорный лад, и я почти приветливо поинтересовался у бестолково толпящихся вокруг слуг, какого черта они здесь делают. Те в ответ только хлопали глазами и опасливо молчали, наблюдая за окружившими их моими солдатами.
Кто здесь? раздался из глубины кареты какой-то резкий и противный, но, несомненно, женский голос. Боже мой, а кого вы здесь рассчитывали застать? искренне удивился я в ответ.
Оконная занавеска отодвинулась в сторону, и наружу показалась женская физиономия, ничуть не уступающая по красоте голосу. Суетливо оглядевшись и остановив взор на мне, дама в карете поняла лишь, что перед ней дворянин, и разразилась целой речью, в которой слова приветствия в мой адрес причудливо перемежались с бранью на слуг.
О, благородный господин, к сожалению, не имею чести знать вашего имени, само провидение послало вас сюда на помощь бедным женщинам, оказавшимся в безвыходной ситуации из-за этих тупоголовых чурбанов! Мы очень спешим в Ригу, а эти животные решили, что таким образом можно срезать путь! Теперь мы в совершенно безвыходной ситуации и, несомненно, погибли бы, если бы вы не появились здесь. А как вас зовут? Можете называть меня Иоганном Альбрехтом, отвечал я, приподняв шляпу, сударыня, а позволено ли мне будет спросить, какая надобность у вас была столь спешить в Ригу? Как, вы не знаете? Там будут сжигать ведьму! Что, простите? О, вы, как видно, издалека, раз не знаете. В прежние времена здесь было довольно много ведьм, и еще лет двадцать назад их сжигали регулярно. Однако с тех пор они повывелись, и эта первая за много лет. И вы, сударыня кстати, а как мне вас называть? не желаете пропустить такое зрелище? Мария Констанция фон Буксгевден, представилась мне дама, а это моя племянница Регина Аделаида.
Проговорив это, дама слегка подвинулась, и в образовавшуюся щель выглянуло миловидное личико, куда более соответствующее моему пониманию прекрасного. Девушка с испуганным любопытством взглянула на меня и легким кивком ответила на мой поклон.
Казимеж… тихонько шепнул я Михальскому по-польски, тебе старуха, мне паненка. Кто бы сомневался… пробурчал мой телохранитель, осклабившись, но я его уже не слушал. Прекрасные дамы, позвольте предложить вам помощь, церемонно провозгласил я, слезая с верного Волчка, а потом мы продолжим столь занимательную беседу.
Мой телохранитель последовал моему примеру и, подойдя к карете, поднял на руки и поднес к берегу сухопарую даму. Я же подхватил юную Регину Аделаиду и не менее галантно помог ей выйти сухой из воды. Но если Корнилий отпустил свою ношу, едва покинув воду, то я продолжал держать ее на руках, откровенно забавляясь ее румянцем. Впрочем, госпожа фон Буксгевден немедленно пришла на помощь своей подопечной.
Не знаю, как вас и благодарить, господин Иоганн Альбрехт! Однако не опустите ли вы на землю бедную девочку? Вам разве неудобно, сударыня? спросил я девушку, сидящую у меня на руках. Сказать по правде, я бы предпочла, чтобы вы меня отпустили… пролепетала она в ответ. Ваше желание закон для меня, отвечал я, не думая, впрочем, ее отпускать, вы, кажется, говорили, что торопитесь посмотреть на сожжение ведьмы. Нет, что вы, меня совсем не прельщают подобные зрелища, но в Риге меня ждет отец. Он нашел мне жениха и собирается объявить о помолвке. О, ваш жених счастливчик! Он, верно, молод и красив? Я никогда не видела его. Он родом из Швеции. Как интересно… А вы знаете, я долго жил в Швеции и, возможно, знаю вашего жениха. Как его имя? Карл Юхан Юленшерна… и, может быть, вы все же отпустите меня? Конечно, сударыня, едва не уронил я свою ношу, услышав это имя, я действительно знаком с вашим женихом. Скажу более, мы в некотором роде приятели! Скажите, мадам, обернулся я к старухе, вас ждут в Риге? Да. И там, верно, все знают, как выглядит ваша карета? Разумеется, это карета моего брата Отто фон Буксгевдена, а его все знают в этих местах! Чудесно, мадам; я, пожалуй, провожу вас в Ригу. Здешние места в последнее время небезопасны. Что вы имеете в виду? Как, разве вы не слышали, что этот ужасный герцог Мекленбургский, ставший русским царем и взявший недавно Смоленск, напустил на Литву полчища диких татар и казаков? Да, но Литва далеко, неужели вы думаете, что они могут добраться сюда? В Дерпте тоже думали, что находятся далеко, но два года назад герцог излечил обитателей города от этого заблуждения. Прошу вас, не отказывайтесь от моей защиты! Да-да, конечно, мы будем очень признательны, а у вас довольно большая свита, господин Иоганн Альбрехт! Я же говорю, здешние места небезопасны! улыбнулся я в ответ самой обезоруживающей улыбкой, на какую только был способен, и обернулся к фон Гершову: Кароль, ну-ка прикажи своим дармоедам вытащить эту колымагу!
Драгуны тут же, как муравьи, окружили застрявший рыдван и, поднатужившись, вырвали его из вязких объятий дорожной грязи.
Сударыни, церемонно обратился я к дамам, вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? Меня немного утомила поездка верхом. Но прилично ли это?.. попробовала возмутиться старая грымза, на что я ответил: Ну вы же не хотите, чтобы я ехал с прекрасной Региной Аделаидой наедине?
Старухе пришлось согласиться, и оставшийся путь до Риги я проделал в компании дам. Правда, Мария Констанция недовольно косилась на меня, но я вел себя паинькой и развлекал ее и племянницу рассказами о шведском дворе. В эти времена для провинциальных дворян нет ничего более захватывающего, чем повествования о придворной жизни. Так что старая грымза и ее подопечная скоро сменили гнев на милость и жадно слушали небылицы, которые я им плел. Так продолжалось почти до ночи, когда я объявил дамам о необходимости сделать привал.
Но до Риги осталось всего ничего!.. попробовала возразить Мария Констанция. Да, но ворота, скорее всего, будут закрыты, а ваш герб на карете не столь заметен. Давайте заночуем здесь, вы в карете, а я со своими людьми буду охранять ваш сон. На рассвете мы продолжим движение и вскоре будем в городе. Поскольку казни обычно бывают по утрам, это зрелище мы не пропустим.