Что здесь происходит, господа? громко спросил я, дождавшись, когда крики стихнут, сдается мне, вы творите здесь беззаконие! Это еще почему? изумился воевода. Потому что утверждать смертный приговор должен верховный сюзерен этого города. Конечно, если бы Рига была, как раньше, имперским городом, приговор ее магистрата был бы законен. Но поскольку он давно уже не является таковым, права казнить у него нет!
Собравшиеся вокруг судьи, члены магистрата и именитые граждане были так шокированы, что на какое-то время потеряли дар речи. А я, нимало не смущаясь, подошел к обвиняемой и продолжал:
Скажи мне, милая девушка, как случилось, что, когда тебя бросили в воду, ты всплыла? Добрый господин, спасите меня! в отчаянии взмолилась Эльза. Когда меня подвергли испытанию, мне нарочно худо связали ноги и руки, и я смогла освободить их. А так как я, как и все дочери рыбаков, хорошо плаваю, то просто не смогла утонуть. О, мало того что тут превышение полномочий, так налицо еще и подделка доказательств! Послушайте, вы, взбешенно закричал пан Кшиштов, что за глупости вы говорите?! Я законный представитель здешнего сюзерена короля Речи Посполитой Сигизмунда Третьего! И потому приговор вполне законен! Друг мой, это вы говорите глупости. При чем здесь Сигизмунд Ваза? А кто же, по-вашему, король? Если вы о Речи Посполитой, то да он. Но дело в том, что сюзерен города Риги не он, а я!
Над площадью повисла просто гробовая тишина, собравшиеся сначала просто не могли поверить в действительность происходящего, но затем то один, то другой начали смеяться и наконец, скоро все собравшиеся просто закатывались от смеха над безумцем, стоящим перед ними.
И давно вы стали нашим сюзереном?.. тоже давясь от смеха, спросил бургомистр Николас фон Экк. Примерно четверть часа тому, невозмутимо ответил я. Но почему вы так решили? Потому что рейтары, окружившие площадь, служат мне!
Между тем смех на площади сменился криками ужаса: толпу, собравшуюся в чаянии зрелища, стали со всех сторон теснить неизвестно откуда взявшиеся всадники в доспехах. Другие кавалеристы, топча людей лошадьми и раздавая удары плетями и древками копий, прорезали толпу и окружили помост, где собрались лучшие люди города. Стражники попробовали было сплотиться вокруг своих работодателей, но, увидев направленные на них стволы пистолетов, стали бросать свои алебарды и поднимать руки, показывая, что в них нет оружия.
Лишь некоторые из собравшихся, главным образом поляки из свиты воеводы и люди Отто фон Буксгевдена, обнажили свои сабли и шпаги, однако до рубки дело так и не дошло.
Кто вы такой?! закричал Буксгевден. Спросите у своего будущего зятя.
Старый барон недоуменно обернулся к мертвенно-бледному Карлу Юленшерне, так и не взявшемуся за оружие.
Что это значит? Это герцог Иоганн Альбрехт Мекленбургский… глухо проговорил тот, это проклятый герцог Мекленбургский. Я тоже рад вас видеть, Карл Юхан, улыбнулся я старинному неприятелю. Ты рано радуешься, проклятый ублюдок! в бешенстве закричал шведский ярл и выскочил вперед, выхватывая пистолет. На этот раз ты не сумеешь поглумиться надо мной!
Но прежде чем он успел спустить курок, внимательно следивший за происходящим Федор Панин вскинул лук и пустил стрелу, пробившую шведу горло.
Хорошо стреляешь, Федя! похвалил я парня. Правда, я его повесить хотел, ну да что уж теперь. Ну так повесить и таким можно… тихонько пробурчал Панин в ответ, накладывая на тетиву новую стрелу. Господа, обратился я к взявшимся за оружие, ей-богу, спрячьте ваши клинки в ножны. Мне совершенно не хочется портить такой прекрасный день кровопролитием, а в противном случае его не избежать.
Увидев, что люди воеводы и Буксгевдена убирают оружие, я обернулся к приговоренной к сожжению и, вынув кинжал, перерезал на ней путы.
Вот что, девонька, шла бы ты отсюда. Как там твоего жениха зовут, Андрис? Вот садитесь в лодку да плывите куда подальше. Не дадут вам здесь жизни.
Девушка, не веря еще своему освобождению, в изнеможении присела на помост. Потом спустила с него ноги и, спрыгнув, хотела скрыться, но не тут-то было. Вдова Краузе, похоже единственная во всем городе сохранившая самообладание, пристально следила за происходящим и принялась кричать во весь голос:
Да что же это такое! Господин герцог, как вы можете помиловать эту служительницу Сатаны, ведь она не прошла испытания водой? Да по ней костер плачет! Да что ты говоришь? осклабился я. Эй, Корнилий, ну-ка свяжите эту добрую женщину и киньте в Даугаву сдается мне, что ей тоже не пройти это испытание.
Подчиненные Михальского недолго думая схватили визжащую мегеру и, наскоро скрутив веревками, отволокли к берегу. С интересом понаблюдав за этим действием, я обернулся к судьям, ратманам и бургомистру, и с досадой посетовал:
Черт побери, совсем забыл! Что вы забыли, ваше королевское высочество? Предупредить, чтобы связали не слишком сильно, а то ведь не всплывет. Ну да ладно, утонет значит, утонет. Я с вами вот что хотел обсудить… В вашем городе постоянно творится беззаконие. Пока он принадлежал королю Сигизмунду, мне не было до этого дела, но более терпеть это я не намерен! О каких беззакониях вы говорите? Ну как же, превышение полномочий, подлог доказательств в суде, оскорбление величества… О чем вы говорите, какое оскорбление? То есть, по-вашему, это нормально, когда жители города смеются над своим сюзереном, а его бургомистр именует русского царя герцогским титулом? Определенно это является оскорблением величества! Кстати, по всем законам за подобное полагается смертная казнь. Вы не являетесь законным московским царем, вскипел венденский воевода, единственный законный государь в Москве королевич Владислав! А вы туповаты, пан Кшиштов: вы где-нибудь видите здесь Владислава с войсками? Вот и я нет, так к чему это велеречивое словесное недержание? О, можете издеваться теперь над нами, но очень скоро здесь будет пан Гонсевский, и я посмотрю, как вы запоете! Где-то я уже слышал эти слова… ах да то же самое мне говорил смоленский воевода Глебович. Но поскольку пана литовского рефендария здесь еще нет, то давайте поговорим о более насущных делах…
Тут мои слова прервали громкие крики людей, наблюдавших за тем, как испытывают водой вдову Краузе. Оказывается, ушлая баба, хотя и не смогла до конца освободиться, но все же всплыла и, выплюнув кляп, оглашала окрестности противным визгом.
Ты посмотри, изумился я, а схема-то рабочая! Следовательно, к прочим обвинениям добавляется сотрудничество с нечистой силой, сиречь ведьмой!
С ошарашенных лиц лучших людей города можно писать картину «Не ждали», лишь господин фон Экк, похоже, понял, куда я клоню, и уже подсчитывает в уме убытки. Улыбнувшись как можно шире, я задаю главный вопрос:
Как жить будем дальше, болезные? Ваше царское величество, важно кланяется бургомистр, а вы действительно намерены присоединить Ригу к Московскому царству? Хороший вопрос, друг мой. На самом деле все зависит от вас. Если бы нам удалось уладить все недоразумения, я бы счел возможным рассмотреть возвращение Риге статуса имперского города под сюзеренитетом моего королевского высочества как великого герцога Мекленбургского. Следствием этого могло бы стать подтверждение всех старинных привилегий и свобод, которыми пользовался ваш прекрасный город в прежние времена. Кроме того, поскольку негодность польского правления очевидна, мне бы, вероятно, пришлось временно сократить налоги, с тем дабы вы имели средства исправить столь вопиющие недостатки. Впрочем, я полагаю это маловероятным, так что, скорее всего, вы будете присоединены к моему царству как завоеванная территория. Отчего же маловероятным, дружно загалдели ратманы, оттирая в сторону воеводу и его людей, мы всем сердцем готовы услужить вашему царскому величеству! И как именно вы собираетесь мне услужить? Пока что ваш прием не был слишком любезным. Ну что вы, государь, это просто, как вы сами сказали, недоразумение! И чтобы загладить его, мы готовы немедля выплатить вам известную сумму в качестве компенсации. Вы говорите о контрибуции? Мы полагаем, более уместным было бы назвать ее подношением. Озвучьте только цифру, ваше величество. Ну подношение так подношение. С учетом всех обстоятельств я полагаю уместной цифру в один миллион талеров.
Если бы земля разверзлась под ногами лучших людей города и прекрасная Рига погрузилась в пучину вод, вряд ли их лица выражали бы большее отчаяние.
Ва… ваше величество, нашел в себе силы возразить фон Экк, но эта сумма совершенно непомерна! Да неужели! А вы не забыли, любезнейший, что я только что взял ваш город на шпагу и что большинство его жителей находится сейчас здесь в окружении моих людей. И только природное человеколюбие не позволяет мне решить вопрос кардинально. Сто тысяч талеров! Что, простите?.. Двести тысяч талеров! Право, мне даже неудобно выслушивать подобные предложения. Похоже, в вашем городе меня совсем не уважают.
Отчаянный торг продолжался еще некоторое время. Окончательная сумма была определена в полмиллиона талеров, причем половина должна была быть выплачена немедленно звонкой монетой или серебряными изделиями по весу. На остальную часть суммы магистрат выпишет мне вексель в Фуггеровском банке. Срок погашения год. Кроме того, в мою собственность переходил весь арсенал города Риги, а окрестные бароны должны были снабдить мою армию продовольствием. Городская стража была немедля разоружена, и все укрепления заняты моими солдатами. Комендантом города я назначил фон Гершова. Жители получили три дня на сбор средств, а я с небольшим отрядом решил все-таки навестить курляндскую родню.
Когда войска Ивана Грозного поставили жирную точку в существовании Ливонского ордена, его последний магистр Герхард Кетлер сумел подсуетиться и сохранить хотя бы часть своей прежней власти. Девятый сын захудалого вестфальского дворянина, очевидно, с детства умел приспосабливаться к жизни иначе как бы он смог достигнуть своего положения? Объявив себя главою новоиспеченного герцогства Курляндского и Семигальского, он присягнул Великому княжеству Литовскому и щедро наделил своих бывших рыцарей землей и крепостными. Утвердившись на троне, он женился на дочери моего прадеда Альбрехта Красивого, Анне. Так что два его сына, Фридрих и Вильгельм, разделившие по-братски наследство своего покойного батюшки, приходятся двоюродными братьями моему