Его величество изволит пригласить ваше величество для беседы, торжественно провозгласил посланник. Его величество изволит мое величество, проговорил я, хмыкнув, да вы просто Цицерон, друг мой! Ладно, показывайте дорогу; кстати, как вас зовут? Николас, ваше величество, Николас Спаре. Спаре, вы, верно, родственник новгородскому губернатору? Весьма дальний, ваше величество, я из другой ветви нашего рода. Понятно… не знал, что ваш род так велик. Он вовсе не велик. В нашей ветви я последний, как и господин губернатор в своей. Но у него вроде как были дети? Да, две дочери, Аврора и Кристина. Я помню только Аврору. Неудивительно: моя кузина Кристина еще совсем малышка. Они сейчас в Новгороде вместе с господином Спаре. Он взял с собой семью? Не всю, кузина Аврора сейчас при дворе, а вот госпожу Ульрику с малышкой дядюшка взял с собой. Ну вот, мы уже пришли. Благодарю вас, друг мой.
Когда я вошел, Густав Адольф стоял у окна, делая вид, что любуется окружающим пейзажем.
Наконец-то! воскликнул король, обернувшись. Что королева-мать хотела от тебя? Ее величество захотела вспомнить прежние времена, когда мы с вами были еще молодыми и беззаботными принцами. Ты серьезно? Более чем.
Король отошел было от окна, но потом передумал и, подвинув кресло к портьере, сел в него. Ему явно было не по себе, и он определенно нервничал.
Странно, я думал, что она захочет обсудить с тобой… Твое намерение жениться на графине Браге? Ты уже знаешь. Тоже мне секрет, пожал я плечами и, отвернувшись от короля, громко спросил: Эбба, вам не дует от окна? Ну-ну, не прячьтесь, что за ребячество, право. Как ты догадался? Густав, умоляю тебя… твое нежелание уходить от портьеры и ее шевеление в безветренную погоду… не бог весть какая задача. Ты всегда был наблюдателен, подтвердил король, подав руку графине и помогая ей сесть. Так о чем с вами говорила ее величество? улыбнувшись, спросила Эбба. Я почему-то уверена, что воспоминаниями о былых временах дело не ограничилось. Все дело в том, милая графиня, что однажды королева-мать уже имела со мной разговор о вас с Густавом. Это случилось, когда она узнала, что у вас роман с ним, а не со мной, как полагали все придворные. Придворные до сих пор уверены, что король Густав отбил меня у герцога-странника, мягко улыбнулась девушка. Даже так? Не ожидал? спросил король, взяв свою возлюбленную за руку и приложившись к ней губами. Ты же знаешь, что меня никогда не было в сердце Эббы. Вы так говорите, будто сожалеете об этом, не упустила случая пококетничать графиня. Сожалею? Нет, мне довольно вашей дружбы, которой я дорожу ничуть не менее, чем дружбой короля. Мы знаем это, пылко произнес Густав, и очень благодарны тебе за все, что ты сделал для нас тогда. Но, увы, кажется, трудные времена никогда для нас не закончатся. Скажи нам, чего хочет королева? Прости, Густав, но совершенно не важно, что хочет королева, чего хочешь ты или я. Мы с тобой не принадлежим себе, и ты знаешь это. Из Эббы получилась бы прекрасная королева, но подумай, прежде чем на что-то решиться: примут ли ее в этом качестве твои подданные? Мой народ любит меня! Нет, друг мой, тебя любит Эбба, тебя любит твоя мать, каждая по-своему, конечно. Что касается твоего народа, то он ждет от тебя мудрого и справедливого правления. Кроме того, мнение народа никому, кроме тебя, не интересно. А вот нобили будут считать Эббу выскочкой и, как только им представится возможность, отыграются на ней и ваших детях. Детях? Да, черт возьми, от таких отношений бывают дети! И ты уже не мальчик, Густав, и должен понимать это. Я понимаю… Разве? Ты готов, что им будут тыкать в лицо происхождением матери? Или ты думаешь, что Сигизмунд и его отродье не воспользуются этим, чтобы оспорить их права на престол? Видит бог, Густав, я поддержу любое твое решение, и если понадобится не только словом, но и военной силой. Но решать придется тебе самому. Боже, почему все так, графиня закрыла лицо руками, почему мы не можем быть просто счастливы? Простите, Эбба, я не хотел вас расстроить. Вы ни в чем не виноваты, ваше величество! Вы действительно наш друг и честно сказали нам всю правду в глаза. Но что же делать? Скажите мне, это предположение, что я сделал о возможных детях… это ведь всего лишь предположение? Что? О нет, я не беременна. Следовательно, никакой необходимости спешить нет! О чем ты? Ну, если никакой спешки нет, то нет и необходимости пороть горячку. Если вы будете хоть немного соблюдать приличия, то королева-мать со временем несколько успокоится. Особенно если ты, Густав, не будешь более испрашивать у нее разрешение на брак. Это, кстати, вообще плохая идея. Ты король, и если полагаешь что-то необходимым и правильным, то делаешь то, что должно. Пройдет немного времени, твоя власть укрепится. Ты ведь сейчас проводишь военную реформу, не так ли? Да, именно так. Прекрасно когда у тебя будет сильная и, самое главное, победоносная армия, ты сможешь сделать все что захочешь, ни на кого не оглядываясь.
После моих слов лица короля и Эббы немного посветлели, и я, решив, что влюбленным есть о чем поговорить, откланялся. Выйдя из королевского кабинета, я снова наткнулся на Николаса Спаре.
Друг мой, вы не подскажете, куда запропастились мои спутники? Они ожидают ваше величество в малом зале. Прикажете проводить вас? Не стоит, я помню, где он находится.
Быстро пройдя дворцовыми коридорами, я попал в зал, где меня ожидала моя свита, и застал прелюбопытную картину. Вокруг рынд и московских дворян собралась группа молодых придворных и развлекала себя тем, что с любезными улыбками говорила им всякие гадости.
Господа, обратите внимание, какой варварский кинжал у этой бородатой обезьяны, обратился к хихикающим друзьям один из представителей золотой молодежи, право, им, наверное, очень хорошо сдирать кожу с бунтующих рабов.
Семен Буйносов, про которого говорил придворный, очевидно, чувствовал неладное, но сдерживался. Придворные шалопаи тем временем, чувствуя свою безнаказанность, перешли на Романова:
А это чучело, господа, вы только на него посмотрите: вид, как у теленка в стойле, ей-богу. Интересные люди случаются при дворе моего брата Густава, громко произнес я, оказавшись у них за спиной, один хорошо разбирается в инструментах палача, другой только что оторвался от загона с телятами.
Представители золотой молодежи, услышав мою речь, в недоумении обернулись ко мне и несколько стушевались.
Раньше, правда, во дворец Трех корон не пускали ни заплечных дел мастеров, ни скотников, продолжал я, но, как видно, наступили новые времена. Ваше величество, начал было один из них, мы не привыкли, чтобы к нам обращались подобным образом… Ты ведь Магнусон, верно? узнал я его. Я тебя помню. Это ведь ты задирал моего офицера, когда у меня была свадьба с принцессой Катариной? Ван Дейк, кажется, тогда проколол тебе ляжку или что-то другое? Как я погляжу, с тех пор ты стал осторожнее и задираешь только тех, кто тебя не понимает. Что-то случилось, ваше величество? подошел ко мне с вопросом камергер, как видно обеспокоенный происходящим. О, ничего страшного, друг мой. Этим молодым дворянам, как видно, приелись придворные развлечения, и они жаждут попасть на войну. Представляете, они хотят вступить в мою армию волонтерами! Магнусон, Тиле и Фридрихсон хотят вступить в ваше войско? недоверчиво переспросил камергер. А что в этом такого? Посмотрите на них, какие бравые парни! Неужели вы думаете, что мой брат Густав Адольф откажет этим храбрецам в такой малости?
Оставив озадаченных придворных, я повернулся к своим спутникам и тихонько скомандовал:
Вот что, ребята: ноги в руки и домой, пока никакой напасти не приключилось. Государь, махнув головой, обратился ко мне Семен Буйносов, мнится мне, что свеи какую-то неподобь говорили! И что? Невместно спускать! Ополоумел… шепчу, подойдя к нему вплотную, они на шпагах дерутся, к коим с детства приучены. Был бы Кароль здесь или Ван Дейк другое дело, а вам не сладить с ними, погибнете только зря. Ничто, мне телохранитель твой говорил, что оружие выбирать можно, а раз так, то хрен им, а не шпаги. Так то надо, чтобы он тебя вызвал, а не наоборот. Делов-то!
Проговорив это, Буйносов вышел вперед и, сняв шапку, поясно поклонился придворным.
Спасибо вам, бояре, за почет, за ласку, за слова добрые! Не поминайте лихом, ежели чего, а будете у нас на Москве заходите, встретим хлебом-солью!
Договорив это, князь Семен приосанился, и, хлопнув Магнусона по плечу, как бы ненароком наступил ему на ногу каблуком. Припомнив, как звонко цокали каблуки Семки по брусчатке стокгольмских улиц, я с сочувствием посмотрел на вытянувшееся лицо шведа.
Ой, неловко как получилось, сокрушенно вздохнул Буйносов, ты это, боярин, не серчай! Я ненароком. Что себе позволяет ваш московит?.. возмущенно прошипел швед. Он приносит вам свои глубочайшие извинения, мой друг: впрочем, если вам их недостаточно… Извинения… вы что, издеваетесь?
В этот момент стоявший до сих пор спокойно Романов вышел вперед и оценивающе посмотрел на башмаки остальных придворных. Те, как по команде, дружно сделали шаг назад.
Господин Магнусон, если вам недостаточно извинений князя, то вы всегда можете прислать ему секундантов. Непременно, ваше величество, мои секунданты сообщат о длине моей шпаги. С какой стати, милейший? Это вы вызвали его, так что выбор оружия за ним. Хотя если вы передумали, то… Ничего я не передумал! Мне все равно, на чем драться с вашим варваром! Полегче с «варваром», а то ведь не доживете до дуэли, чего доброго…
Вернувшись домой, я, не говоря своим спутникам ни слова, потащил Буйносова за собой во двор. Тем временем прочие дворяне, как видно расспросив их о том, что приключилось во дворце, гурьбой двинулись за нами.
Ну что, Семен, покажи, как саблей владеешь, хмуро проговорил я, скидывая на руки слуг шапку, ферязь и зипун.