яжки и, передав их коноводам, выкатывали орудия в первую линию пехоты. Каждый из них настолько хорошо знал свое дело, что казалось, будто пушки двигаются и заряжаются сами собой, и мало кто подозревал, скольких трудов стоила подобная слаженность.
Тем временем с другой стороны поля строились кавалеристы: рейтары, кирасиры и драгуны. Едва ратники достигли готовности, командовавший конницей Никита Вельяминов махнул воеводским шестопером, и рейтарский полк пришел в движение. Сначала шагом, потом все убыстряя аллюр, московские дворяне двинулись на пехотную линию. Казалось, что тяжелая кавалерия непременно стопчет осмелившихся стать на ее пути пехотинцев, однако у тех было свое мнение. Первыми в дело вступили пушкари, вжавшие фитили в затравки своих пушек и давшие дружный залп по атакующим конникам. Будь их орудия заряжены ядрами, а не соломенными пыжами, рейтары наверняка недосчитались бы многих своих товарищей. Позиции обороняющихся затянул дым, под прикрытием которого из строя выбежали саперы, таща на ремнях рогатки, и быстро установили их на пути конной лавы.
Рейтары, впрочем, тоже были не лыком шиты и, доскакав до преграды, развернулись и принялись караколировать. В ответ по ним дали несколько залпов из мушкетов, пищалей и пушек, все-таки заставив отступить. Тогда окольничий ввел в дело драгун. Те быстро пересекли поле и дали залп по пехоте, под прикрытием которого их спешившиеся товарищи ринулись к рогаткам и принялись их убирать. Стоящие за заграждением пикинеры не ожидали подобной подлости, но, не растерявшись, бросились вперед, пытаясь достать противника своим оружием. Слава богу, что в чаянии маневров у пик не было наконечников, иначе это бы стоило многим драгунам жизни.
Впрочем, копейщики и тут не сплоховали и принялись лупить своих противников плашмя как оглоблями. Те пробовали отвечать, однако у защищенных панцирями и шлемами пехотинцев было преимущество. Тем не менее осатаневшие от такого противодействия драгуны все-таки растащили заграждения и кинулись драться. Конечно, их ружья были короче пик, но многие пикинеры, на свою беду, успели их поломать и не смогли отбиться от ловко махающих прикладами противников. Пока они так «развлекались», Вельяминов подтянул к образовавшимся проходам кирасир и был готов атаковать, но тут я велел трубить отбой. Кавалеристы, услышав сигнал, организованно отошли, кроме тех, кто продолжал ожесточенно драться с пехотой. Расходившихся вояк впору было разливать водой, но, слава богу, вскоре и их утихомирили.
А все-таки, Хайнц, мы твои заграждения развалили и, не останови нас государь, порубили бы в песи! горделиво заявил Вельяминов командиру оборонявшихся. Прости, Никита Иванович, не согласился с ним Гротте, но будь наши ружья заряжены свинцом, а не паклей, вы бы до рогаток даже не дошли. Чего бы это? нахмурился окольничий. Ладно-ладно, прервал я спорщиков, вы еще подеритесь, горячие финские парни! Зачем драться, мой кайзер, флегматично отозвался немец, все и так ясно. Что тебе ясно? окрысился Вельяминов. А ты что скажешь, Анисим? спросил я у стрелецкого полуголовы, не обращая внимания на спорщиков. Ежели ляхи попрут на нас так же, как Никита Иванович давеча, спокойно отвечал умевший зрить в корень Пушкарев, побьем супостата! Клюге?
Командовавший новоприборным полком наемник лишь развел руками:
Ваши солдаты еще неопытны, но уже знают свое дело, ваше величество; а в обороне, под прикрытием артиллерии, они будут непобедимы. Понятно, а что по действиям конницы скажете, господа стратеги? Рейтары действовали неплохо, отвечал, поразмыслив, Гротте, на рогатки не налетели, караколировали весьма изрядно. Будь на нашем месте гайдуки или казаки, наши бы их смяли. Федькины драгуны умно подошли, поддакнул Анисим, не на нас, а на новобранцев. Ну и рогатки разобрали. Молодцы, чего там! А почему это на вас не умно? удивился Клюге. Пикинеры лучше стрельцов! Это смотря когда, охотно пояснил стрелец, ваши-то с жердями стояли без наконечников, а мои с бердышами. Начнись драка куда больше побитых было бы! Кстати, жертв много? встрепенулся я. У других не знаю, а у меня нет! заявил Пушкарев. Пара стрельцов порохом морды опалили, оттого что на полку сыпали без ума, а так ничего бог миловал. Покалеченных нет, отрапортовал Клюге, два десятка пикинеров помяты в драке с драгунами, но доспехи защитили! У тебя как? обернулся я к Вельяминову. Слава богу, благополучно, отмахнулся тот, несколько лошадей охромело, да когда с пушек палить начали, кое-кто наземь сверзился. Хоть не сильно зашиблись-то? Да не знаю, а только если в седлах не держатся, так и не жалко! Чай, не гультяи поверстаны, как у Федьки. А у него как? Так вот он, пусть сам и доложит.
Услышав, что разговор про него, Панин вышел вперед и, сняв шапку, поклонился.
Два десятка побитых, государь. У кого ребра сломаны, у кого руки-ноги, а иным по голове пришлось. Однако до смерти никого не убили.
По лицу поручика было видно, что переживает за потери, но глаза не прятал и смотрел не мигая.
Не журись, ротмистр, тяжело в учении, легко в бою! Поручик я, вздохнул Федор. Я сказал ротмистр, значит, ротмистр! Ишь чего удумал, с царем спорить! Что?.. Я… государь… Ладно-ладно, до Москвы доберемся, получишь указ на руки. Ты ротмистр, прочих начальных людей в поручики, а нынче… держи вот.
Повинуясь моему знаку, один из свитских вытащил загодя подготовленную шпагу с богато украшенным эфесом и с поклоном передал ее мне. Я принял оружие и тут же протянул его новоиспеченному ротмистру. Панин осторожно, как святыню, принял награду и, вынув ее из ножен, истово приложился губами к клинку.
Ну что же, продолжал я, драгуны с солдатами экзамен выдержали, что про пушкарей скажете, господа большие начальники? Пушкари работали хорошо, важно заметил Гротте, я побывал во многих сражениях, но никогда не видел ничего подобного. Могу, не кривя душой, сказать вам, ваше величество, что ваша артиллерия лучшая в Европе! Так уж и лучшая? усмехнулся я в ответ. А кто говорил, что короткие шестифунтовые пушки никуда не годятся? И сейчас скажу, пожал плечами полковник, в любой другой армии они были бы почти бесполезны. Дело не в пушках, мой кайзер, дело в том, как вы их применяете. Пущенное в упор ядро сделает просеку во вражеском строю, а картечь и вовсе будет смертельна. А учитывая, с какой скорострельностью они могут давать залпы, ваша армия непобедима! А пороху пожгли… вздохнул долго молчавший Вельяминов, на немалый поход хватило бы. В думе коли узнают с ума сойдут. А вот для того ты у меня в Пушкарском приказе судьей сидишь, улыбнулся я, чтобы те, кого это не касается, ничего не знали. Оно так, тоскливо отозвался Никита, в пушках я не больно-то разумею. А тебе зачем? Твоя забота споры разбирать, а дело дьяки да мастера знают. Ну и я немножко!
К слову сказать, мой окольничий совершенно напрасно прибеднялся. Разумеется, в некоторых тонкостях он не разбирался, но учиться зазорным не считал, а потому не стеснялся спрашивать у более знающих людей. Что же касается управления людьми, тут он был на своем месте. Мастера пушечных дворов были сыты, одеты, исправно получали жалованье и потому место свое ценили. Из волостей и сел, приписанных к приказу, жалоб на него тоже не поступало, что по нынешним временам редкость. Иной раз мы с ним до хрипоты спорили, причем главным образом по поводу этого самого артиллерийского полка.
Во-первых, Никита не желал понимать, зачем в нем так много людей. Все-таки их содержание стоило денег. Каждый раз, когда из пушечного двора поступала новая партия пушек и к ним уже был готов расчет, он вздыхал, делал вид, что соглашался с тем, что обученный резерв необходим, но стоило пройти времени и бодяга начиналась по новой. Во-вторых, к необходимому типу пушек мы пришли далеко не сразу. Эксперименты шли довольно долго, меняли все: калибр и длину ствола, форму каморы, с лафетом намучились так, что страшно вспомнить. В конце концов получилось довольно короткое орудие, стрелявшее шестифунтовым кованым ядром или каменной картечью. Из-за короткого ствола дальность была невелика, однако пушка получилась относительно легкой и могла действовать в пехотных рядах, к тому же ее можно было заряжать быстрее.
Правда, ядра, саржевые картузы и порох обходились в немалые деньги, но дело того стоило. Если Ван Дейку удастся наладить литье чугуна, ситуация с ядрами должна улучшиться. К тому же я собирался перейти на чугунную картечь и даже приказал закупить в Швеции жести для поддонов. Никита пока не знал, для чего она нужна, и, наверное, поэтому молчал. Что он скажет, когда узнает об истинном назначении этого довольно дорогого материала, я не хочу даже думать. Впрочем, полагаю, как всегда: сначала постонет, а потом, увидев результаты испытаний, скрепя сердце согласится.
Тем временем раздача слонов продолжалась. Иоахим Клюге, бессменный заместитель Хайнца Гротте стал наконец полковником. Подготовленный им полк нового строя был недурно обучен, так что заслужил. Началось все с того, что после потерь в полк Гротте стали брать русских рекрутов. Командиров они понимали плохо, но потихоньку научились. Потом, когда прибыло пополнение из Мекленбурга, русских солдат свели в отдельную роту, позже их стало две, затем батальон, и, наконец, развернули в полк. Начальные люди от командира роты и выше были пока из немцев, а младше них дослужившиеся из нижних чинов. Впрочем, это временно, вон у драгун прежде тоже все начальство было немецкое, а теперь целый русский полк под началом Панина. Почему он только ротмистр? Ну, пусть послужит еще, глядишь, и в полковники выбьется. К тому же ротмистру меньшее жалованье полагается. Такая вот арифметика. Вельяминов и так «целый окольничий», придет время станет боярином, но не сейчас.
Анисим? окликаю потихоньку Пушкарева. А ты в полковники не желаешь? Или как там у вас… полковые головы? Господь с тобой, кормилец, смеется стрелец, на что мне такая напасть? Стрелецких голов у тебя немало, а многие ли из них, государь, тебя в своем дому принимали? На меня и так многие косоротятся, пошто собак дразнить? Вот сын мой вырастет, так его и пожалуешь.