Неладно получилось… буркнул хозяину один из спутников, по виду казак. Пустое, отмахнулся тот, сейчас вечер, а его спутники пьяны. До утра не хватятся, а мы уж далеко будем. К тому же шляхтичи частенько бьются до смерти такими штуками из-за всякой мелочи. Одним больше, одним меньше… Все же вам не стоило показываться в польском лагере самому. Как я и говорил, вас все же признали. Ничего страшного ведь не случилось? Вам не будет всегда так везти… проворчал казак, потом обернулся к своему товарищу, везущему Корбута. А что с этим делать может, того? Пока нет, этот малый может нам пригодиться. А если поднимет шум? Так и смотри, чтобы не поднял.
Получив приказ, второй казак недолго думая легонько тюкнул Янека по затылку, и свет померк в его глазах.
В просторном тереме князя Лыкова нередко собирались гости. Борис Михайлович слыл хлебосольным хозяином, так что же тут удивительного, что с охотой к нему люди шли. И поскольку придерживался он старины и с выскочками, выдвинувшимися при новом царе из простецов, дружбы не водил, то и гости его были таковы, как он сам. Люди солидные, хорошего рода-племени, не то что иные и прочие. Вот и нынешним вечером навестил боярина не кто-нибудь, а сам князь Хованский. Приехал он, правда, тайком, без многочисленной челяди. Да и одет в простые кафтан и шапку, а не в богатые ферязь и горлатку .
Впрочем, гостеприимный хозяин встретил его с почетом, усадил на лучшее место, подвинув пришедших ранее. Ну а что делать? Такой уж порядок заведен на Святой Руси, не мы его ставили, не нам его и нарушать.
Поскольку за пустым столом сидеть только Бога гневить, то подали гостям и вина дорогого фряжского, и закусок разных. Но немного, ведь не есть пришли… Разговоры, как обычно, начали с того, что раньше, мол, было хорошо, а вот теперь совсем последние времена настали. «Раньше» это, понятное дело, при царе Федоре Ивановиче, тот, дескать, и роду царского был, и лучших людей не обижал почем зря. Про батюшку его, впрочем, вспоминать не стали. Да и то, правда, зачем к ночи-то? Вспомнив о делах былых, перешли к нынешним. Тут, конечно, у каждого своя болячка. У одних новый царь чин прежний не сразу признал, у других вотчину, самозванцем жалованную, приказал вернуть. Третьим просто не по нраву, что царем немца выбрали, хоть и Рюриковой крови. Четвертых служить заставили не там, где хотелось, а где приказано, а это ведь обидно.
Вот посмотрите, други мои, прогудел Лыков, показывая собравшимся на скромно сидящего в уголке княжича Щербатова. Где это видано, чтобы отрока княжеской крови отправить служить на засечные линии, как однодворца какого? И ладно бы воеводой или начальным человеком, так ведь нет, простым драгуном!
Собравшиеся, вправду сказать, щербатовскими делами не больно-то опечалились, потому как род его хоть и княжеский, да захудалый. Но с другой стороны, боярин-то прав! Хоть и невелик род, но хоть стряпчим-то можно было пожаловать. А то что это: драгун… И слово-то какое-то бесовское!
Ты, Борис Михайлович, все верно говоришь, прервал боярина князь Иван Хованский, да только хватит вокруг да около ходить. Говори дело!Можно и дело, Иван Федорович, согласился Лыков. Слышно, государь Владислав Жигимонтович идет на Москву. Ишь ты, усмехнулся Хованский и повторил, будто пробуя на вкус: Государь Владислав Жигимонтович. Государь-государь, подтвердил Лыков, я чаю, ты ему тоже крест целовал!
Вообще-то Хованский не был ни другом, ни родственником Лыкову и прочим высокопоставленным гостям. В свое время он верно служил Шуйскому, пока под Зарайском его с Ляпуновым не разгромил покойный ныне Лисовский. Ляпунов впоследствии переметнулся к Тушинскому вору, а князь сидел тише воды и ниже травы, в отличие от своего тезки Ивана Андреевича Хованского, ставшего одним из вождей второго ополчения. После того как непонятно откуда взявшегося герцога Мекленбургского выбрали царем, тот щедро наградил всех участников ополчения, а вот сидевший дома Иван Федорович Хованский остался ни с чем и даже боярского чина, пожалованного еще царем Василием, за ним не признали.
Мы кому только крест не целовали, отмахнулся он от Лыкова, что толку одного немца на другого менять? Государь прислал грамотку, вкрадчиво молвил Борис Михайлович, обещает лучших людей не ущемлять, порядков новых не заводить, править по старине… Видали мы таких, по старине! Ты мне-то зубы не заговаривай, я, чай, не девка. Какая уж тут старина, если царь иноземец? А хоть бы и так! Если Владислав православия ущемлять не станет, а в том он крест целует, так что с того? Вон ляшские и литовские князья и магнаты живут вольно и утеснений никаких не ведают от круля своего. Пусть и у нас так будет! Король Жигимонт не вечен, и после него Владислав королем в Речи Посполитой станет, а мы здесь уж как-нибудь проживем. Будем дань не обидную посылать да людишек в войско, а делами заправлять Боярская дума будет, да без всякого собора. Верно, загудел кто-то справа от князя, худородных гнать в шею, житья от них не стало! Пушкарева на кол! раздался голос с другого конца стола. Немцев гнать! Вельяминову голову срубить! Это он надумал этого иноземца Ивана Мекленбургского нам на шею посадить! Тиха! ощерился Хованский. Вы его еще не одолели. Ничто, дай срок… Да я-то дам, а вот он даст ли вам? Сейчас того и гляди ворота распахнутся да ярыги из приказа Ивана Никитича Романова нас всех и похватают. А за что? Грамотки у нас той сейчас нет, доказательств никаких не будет… или ты донести захотел? Так мы быстро… Не пугай, Борис Михайлович, пуганый я! Доносить не стану, да только скажу, что не получится у вас ничего. Побьют вас царские ратники, как пить дать побьют. А мы, как царь Владислав к Москве подойдет, в набат ударим и ворота ему откроем! Это другое дело, задумался князь, а если не подойдут ляхи к Москве? Как это? Обыкновенно. Ударит по ним царь, да и побьет всех разом. Он на такие шутки мастер. Польское войско в чистом поле не одолеешь! Как знать. А что об сем деле святые отцы думают? А им на что знать? Эх, князь Борис, такой простой вещи и не понимаешь. Без церкви-то и не получится у тебя ничего. А митрополит Сильвестр, сам знаешь, во всем его руку держит. Как же ты в набат ударить собираешься? Иона есть. Тьфу, ты что, совсем дурак? Чего лаешься? Меня в ту пору в Москве не было, а и то знаю, что митрополита Иону тогда у воровских казаков люди Ивана Мекленбургского отбили. Ты думаешь, он такое забыл? Что с того, нас в ту пору всех могли побить. Верно, могли и сейчас могут. Так что пойду я, бояре, бывайте здоровы. А… А вот как подойдет Владислав к Москве, так и поговорим.
Князь поднялся и, обозначив хозяину и собравшимся легкий поклон, двинулся к выходу.
Донесет… прошептал на ухо Лыкову незаметно подошедший Телятевский. Нет, не успеет, покачал головой боярин, пусть идет покуда.
После ухода Хованского засобирались и остальные гости. Расходились по одному, таясь. В горнице остались только сам Лыков, Телятевский да молодой Щербатов.
Боятся, сукины дети… с нескрываемой злобой пробурчал Телятевский. А ты разве не боишься? пожал плечами князь. Меня ищут. А кто тебе виноват? Уж коли берешься за дело так делай, а не умеешь, так и не берись. Виданное ли дело на божьего человека напасть? Знал бы ты, кем этот божий человек прежде был! А я все знаю. И то, кем он раньше был и чем занимался, когда его царь Ивашка на службу к себе переманил, и даже догадываюсь, за каким делом он его на сей раз посылал. Не знаю только, за каким бесом ты напал на него со своими холопами. Что молчишь-то? Не хотел я того. Так ясное дело, что не хотел. Ты там со своими татями грибы собирал, а Мелентий ни с того ни с сего семь раз на нож упал. Не куражься, боярин, невесело совсем. А с чего ты взял, что я веселюсь? Только ты ведь не рассказываешь ничего, вот мне и приходится скоморошить на старости лет. Да что тут рассказывать-то… Глупо получилось, на постоялом дворе встретились случайно. Мы уж уезжали, а они только появились. На час бы разминуться, так ничего и не было бы. А коли встретились, так непременно убить надо? Да вещи мои холопы выносили, а среди них одна приметная была. А этот черт в рясе ее и заметил. Так что с того сказал бы, что купил по случаю или в походе с добычей взял. Да кабы он спросил, я бы так и ответил. Но ведь он, идол глазастый, посмотрел просто да и рожу отвернул. А я сразу понял признал, собачий сын! И теперь не будет мне покоя ни днем, ни ночью. Что хоть за вещь?
Телятевский насупился, опасливо поглядел на сидевшего с отсутствующим видом Щербатова, но поняв, что делать нечего, подвинулся вплотную у Лыкову и прошептал несколько слов на ухо. Боярин от услышанного даже руками развел, дескать, ну и сарынь же ты, любезный. Впрочем, пока им было не до выяснения отношений.
Вот что, мил-человек, иди-ка покуда в людскую да глаза не мозоль. Не надо, чтобы тебя видели.
Дождавшись, когда тот выйдет, Борис Михайлович подошел к замечтавшемуся княжичу. Тот поначалу не обратил на него внимания, но затем понял оплошность и тут же вскочил.
Чего встрепенулся, Митя, спросил немного насмешливо боярин, али сон сладкий видел, да пробудился? Нет, князь, не сплю я. Уж я вижу. Правда не сплю! Ладно, дружок, не серчай на старика, если что сказал не так. Да что ты, Борис Михайлович, как можно! Я тебя заместо родного батюшки почитаю. Это правильно, старших почитать надобно. Ты мне вот что скажи, тебе в кремль скоро ли? Да еще сегодня надо было, а я к тебе заехал да загостился… Сегодня не надо, сегодня ничего не готово. Да и на воротах тебя не записали. Как так? Да так, в чем-то царь Ивашка прост до дурости, а в чем-то хитер, аки змей. Это же надо догадаться, на всех воротах подьячих поставить да всех, кто въезжает да отъезжает записывать. И не только бояр набольших, но и всякого рода людишек. Телятевский вот на этом и погорел: ему бы, дураку, круг дать, да с другой стороны в Москву и въеха