Что скажете, месье де Мар, обратился к товарищу по несчастью Безе, похоже, артиллерия герцога Мекленбургского скоро сметет польский лагерь с лица земли!
Тот в ответ лишь тяжело вздохнул. В отличие от петардистов, он был взят в плен, а не перешел на сторону Иоганна Альбрехта добровольно, и его судьба была менее определенной. Узнав, что вместе с батареей захвачен командир всей польской артиллерии, герцог похвалил пленившего его командира русских драгун, сказал пару вежливых слов де Мару, дескать, весьма горд знакомством с таким искусным противником и был бы рад видеть его на своей службе, но так пока ничего и не предложил. Правда, в темнице его подобно польским пленникам не держали, но несколько охранников во главе с молодым человеком, носившим странное имя Первак, постоянно наблюдали за всеми тремя французами.
Это не так просто, немного сердито возразил толстяку де Бессон, вон показалась польская кавалерия, и она явно угрожает московитскому флангу. Ничего страшного, Жорж, остался невозмутимым Безе, у его царского величества достаточно пушек, чтобы атака превратилась в самоубийство. Ты уже говоришь как московит! раздраженно фыркнул в ответ Бессон, которого подбешивал тот факт, что его товарищ не поделился с ним своим замыслом о переходе на другую сторону. «Царское величество». Тьфу! Я говорю разумно и тебе рекомендую делать то же самое. Если бы не я, то мы наверняка погибли бы при штурме этих проклятых ворот, и таким образом сэкономили кучу денег этим польским свиньям! А если эти свиньи победят? Не волнуйтесь, месье, не без сарказма в голосе поспешил успокоить спорщиков де Мар, если что, я подтвержу, что вы были захвачены в плен и отчаянно сопротивлялись. Но, по совести говоря, надежды на такой расклад немного. Ваш друг прав, у мекленбургского герцога прекрасная артиллерия, и его люди умеют ею пользоваться. Даже не знаю, кто бы мог их этому научить? Говорят, что это сделал сам Иоганн Альбрехт. А кто научил его? Если он сам все это придумал, то он гений! Кстати, господа, а что это делает командир наших охранников? Кажется, он ведет записи, вероятно, описывает ход сражения. Я смотрю, они не теряют времени. О, его царское величество славится своей стремительностью! Пять лет назад он стремительным ударом овладел Ригой, а на следующий же день повелел напечатать об этом прокламацию и разослать ее по всей Европе! Жак, слушая вас, можно подумать, что вы участвовали в этом походе!
Между тем Анциферов, что-то увлеченно записывающий, то ли почувствовал на себе взгляд, то ли еще почему, но отвлекся и, сообразив, что говорят о нем, спросил:
Чего вы?
Французы в ответ церемонно поклонились, и новоиспеченный царский секретарь неловко ответил им тем же.
Гляди, как Первуху корежит, засмеялись стоявшие в карауле стрельцы, не иначе, сглазили его басурмане!
Тот в ответ лишь пожал плечами и, конфузливо улыбнувшись, вернулся к своему занятию.
С другой стороны за ходом боя, кусая губы, наблюдал ксендз Калиновский. Святой отец достаточно разбирался в военном деле, чтобы понимать, что поскольку от всей польской артиллерии осталось только несколько мелких пушек, то дуэль со столь многочисленным и хорошо обученным противником вряд ли получится. Наконец, оказавшись не в силах что-либо предпринять, он с досадой отвернулся, и его взгляд упал на непонятно откуда взявшегося Криницкого.
Любезный, а разве вы не должны были пойти на приступ с господами Бессоном и Безе? удивленно спросил он толстяка. Увы, ваше преподобие, скорее всего, наши друзья пали в бою. Что вы говорите! У ворот крепости нас ждала засада. Но как это возможно? Откуда мне знать, развел руками шляхтич, впрочем, про герцога Яна давно болтают, что он знается с нечистой силой. Что за вздор, поморщился ксендз, скорее, кто-то просто распустил язык раньше времени, и эти вести дошли до противника. Да как же «вздор»?.. оскорбился толстяк и тут же с горячностью стал отстаивать версию дьявольского вмешательства. Разве без нечистого эти московитские пушкари смогли бы справиться с артиллерией такого ученого пана как де Мар? А где, позвольте спросить, герцог взял столько пороха, чтобы палить по нашим храбрым жолнежам без остановки? Точно вам говорю: сам князь тьмы поставляет этому еретику серу, прямо из преисподней!
Калиновский только усмехнулся, слушая эти разговоры, однако вовремя сообразив, что «происки нечистой силы» скорее находятся в его компетенции, спорить не стал и перевел разговор на другую тему:
А где ваш друг, как его… пан Корбут, кажется… он что, тоже погиб? Да господь с вами, святой отец! Слава Создателю, мой Янек жив и здоров. И где же он? Где-где, нахмурился поляк, утешает панну Агнешку, не иначе. А что случилось с панной? Да с ней-то ничего, а вот ее папаша совсем занемог. Он ранен? Нет, говорят, что его хватил удар после разговора с нашим добрым королевичем и его приятелем Казановским. Уж не знаю, что они там ему наговорили, а только пан Теодор вернулся от них сам не свой, после чего упал и более не поднимался. Лекарь, осмотревший его, велел звать ксендза, а пришедший на зов отец Кшиштоф начал говорить про Страшный суд и про грех прелюбодеяния, так что пан Карнковский лежит без движения, и скорее всего, уже не встанет, а панна Агнешка плачет и молится, и Янек утешает ее как может. Да смилостивится над ним Господь и простит ему прегрешения, вольные и невольные! осенил себя крестным знамением вспомнивший о своем священстве Калиновский, но тут же отвлекся: Да что же это такое делается! Скоро ведь от первой линии возов совсем ничего не останется. Кажется, наши не собираются больше терпеть это безобразие! обрадованно воскликнул шляхтич и указал на готовящихся к выходу гусар. Сейчас они покажут герцогу Яну, как знаться с нечистой силой… Дай-то бог, задумчиво протянул ксендз, очевидно, имея на этот счет свои соображения.
Хотя Ходкевич и ожидал, что русские начнут обстреливать лагерь из своей многочисленной артиллерии, подобная концентрация огня оказалась для него неожиданной. Вражеские ядра и бомбы буквально сметали все на своем пути, и если дело дальше пойдет таким же образом, то к вечеру от польских позиций останется лишь кучка головешек. Впрочем, если все пушки герцога Мекленбургского сейчас ведут огонь по лагерю, то… Крылатые гусары не без поспешности вышли в поле и стали строиться для атаки. Конечно, таких бравых военных было довольно трудно удивить пушечной канонадой, однако несколько московитских бомб, залетевших в середину лагеря, со всей ясностью показали им, что надо поторапливаться. Королевич Владислав со своими приближенными также счел за благо выйти в поле, тем более что один из взрывов прогремел совсем недалеко от его шатра.
Однако, как оказалось, пушек у русских было куда больше, чем могли подумать гетман с королевичем. Едва гусары закончили построение, раздался пронзительный свист, и очередная бомба разорвалась прямо посреди строя.
Пся крев! выругался гетман, глядя, как совсем рядом развернулась вражеская батарея и немедленно принялась обстреливать его воинство.
Махнув булавой, он приказал было одной из хоругвей атаковать обнаглевших московитов, но те, обстреляв поляков, тут же подцепили свои пушки к конским упряжкам и немедленно отошли под защиту своей пехоты. В этот момент к Ходкевичу с Владиславом подскакал Казановский-старший со своей свитой и, приложив руку к сердцу, изобразил поклон.
Что хорошего расскажете, пан Мартин? обратился к нему королевич. Увы, мне нечем обрадовать ваше высочество; с вашего позволения, я совершенно разбит! Что вы говорите?! Как и предполагалось, как только в Можайске начался бой, из русского лагеря выдвинулась пехота. Однако стоило мне ее атаковать, на нас со всех сторон накинулась московитская конница! Со всех сторон? удивленно переспросил гетман. Именно так, пан гетман, даже из Можайска вышло несколько сотен во главе с самим герцогом. Из Можайска? Ну-ну, что и говорить, прекрасный был план… И чем же все кончилось? Мы успели порубить всю их пехоту и даже захватили полдюжины пушек, но схизматиков было слишком много! По меньшей мере втрое больше, чем нас. И после тяжелого боя вы бросили захваченные вами пушки и вынуждены были отступить? Уж не хочет ли пан гетман сказать мне что-то обидное? подобрался Казановский. Ну что вы, пан Мартин, криво усмехнулся Ходкевич, слава богу, что вы вернулись и у вас остались еще жолнежи. Вон видите этих рейтар? Сейчас вы их атакуете… Но мои люди устали и понесли потери… попробовал было возразить Казановский, однако гетман прервал его: Неужели вы не слышите этой канонады? Это пушки мекленбургского герцога громят наш лагерь. Вам и вашим людям негде отдыхать, пан Мартин. По крайней мере, пока мы не победим. Я дам вам еще две гусарские хоругви, но вы во что бы то ни стало должны сдержать этих чертовых рейтар! Ваша милость желает атаковать их пехоту? понимающе спросил старший Казановский. Что же, если Господь будет на нашей стороне, вы ударите им прямо во фланг. Московиты в таких случаях говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай!» криво усмехнулся гетман. Отправляйтесь к своим людям, пан Мартин, у вас много дел. Не беспокойтесь, ясновельможный пан гетман, у нас накопился изрядный счет к русским рейтарам, и я думаю, самое время его предъявить.
Сказав это, Казановский хлестнул коня и рысью поскакал к своим людям. Поначалу известие о том, что нужно снова идти в атаку, не вызвало у польских жолнежей ни малейшего энтузиазма. Слишком уж чувствительные потери они понесли в утреннем бою у Петровских ворот. Один из шляхтичей Максым Стшеледский, даже кричал, что если их предводитель с гетманом такие умные, то пусть сами идут хоть в атаку, хоть сразу к дьяволу! Однако вид двух гусарских хоругвей, присланных им в помощь, а также известие о том, что московиты ведут обстрел лагеря, укрепили их решимость. Пан Мартин в очередной раз взмахнул булавой и повел свое воинство в бой. Первыми, показывая идеальную выучку, двинулись гусары. За ними, выравнивая на ходу ряды, потянулись уже потрепанные, но еще сохранившие бодрость духа всадники Казановского. Постепенно разгоняясь, конница Речи Посполитой перешла сначала с шага на рысь, а когда до врага оставалось не более ста шагов, пустилась в галоп. Снова появившаяся зловредная русская батарея обстреляла их ядрами, но не смогла остановить яростн