некрасива, но прусскую принцессу в восемнадцатилетнем возрасте выдали замуж за сына бранденбургского курфюрста. Её отец был душевнобольным, да и муж, мягко говоря, не блистал интеллектом. Но зато у самой маркграфини в достатке было и ума и характера, и она не стеснялась демонстрировать и то, и другое. Злые языки говорили, что она даже поколачивала своего супруга, когда тот злоупотреблял горячительными напитками и нес ахинею под их воздействием.
Катарина, напротив, была довольно миловидна и умела ладить с окружающими её людьми. Отец долго не мог найти ей подходящую партию и, в конце концов, выдал за живущего при его дворе мелкого германского князя. Но скоро, невероятным вывертом судьбы, Иоганн Альбрехт стал единственным властителем Мекленбурга, да плюс к тому, его выбрали царем в далекой и непонятной Московии, про которую много кто слышал, да мало кто знал.
В общем, пока её муж странствовал по свету и совершал подвиги, о которых любили посудачить завсегдатаи пивных, шведская принцесса освоилась в его владениях и крепко взяла в руки бразды правления герцогством.
Таким образом, несмотря на все несходство характеров и внешности, Катарина и Анна были женщинами умными, властными и не собирались ограничивать свои интересы к «Kinder, Kuche, Kirche» . А выбор наряда для незаконнорожденной дочери Иоганна Альбрехта был лишь поводом собраться без лишних глаз и обсудить кое-какие детали.
Как ваши девочки восприняли сватовство моего брата? осведомилась герцогиня Мекленбургская. Мария Элеонора счастлива, Анна София бесится, а Екатерина втихомолку смеется над ними обеими! Сказать по правде, я немного удивлена выбором Густава Адольфа. Ваша старшая дочь и характером, и умом определенно превосходит среднюю. Вам ли не знать, моя дорогая, что мужчины не очень-то любят умных женщин! Это верно, мягко улыбнулась Катарина. Ну, кажется готово, с удовлетворением заявила маркграфиня, увидев, что портнихи окончили работу. Снимите Её Светлость с табурета!
Оказавшись на полу, Шурка сделала несколько неуверенных шагов, затем повернулась и вопросительно посмотрела на мачеху.
Весьма недурно, заключила та. Теперь Вас можно предъявить обществу. И оно будет в восторге! согласилась с ней Анна Прусская. Тут есть зеркало? неуверенно спросила Клара Мария. Разумеется, отвечала хозяйка, и сделал знак служанкам.
Шурка с любопытством посмотрела на свое отражение и, неожиданно для себя, осталась довольна увиденным. Раз уж торжественного приема не избежать, то лучше предстать перед собравшимися при полном параде, не так ли?
Надобно пригласить живописца, с тем, дабы он написал ваш портрет, заявила маркграфиня, после того, как девочка вдоволь на себя полюбовалась. Зачем? удивилась Клара Мария. Ну, хотя бы послать вашему отцу. Это что же, позировать придется? Разумеется. Иоганн Альбрехт, вне всякого сомнения, будет очень рад! хмыкнула герцогиня и выразительно посмотрела на высокопоставленную подругу. Решено, завтра же мы дадим знать местным художникам, и выберем из них лучшего!
17
После того как владетели Бранденбурга узнали о приезде принцессы, ей выделили соответствующие её положению апартаменты. Увы, этот статус, с их точки зрения, был не слишком высок, поэтому простором и роскошным убранством они не отличались. Сказать по правде, в гостинице им с матерью было как бы не удобнее, но отказаться от гостеприимства было никак не возможно. Выделенная Кларе Марии комната была узка, темна и находилась далеко от покоев хозяев и герцогини, так что для участия в церемониях ей приходилось идти через весь дворец.
Марте была предоставлена возможность жить вместе с дочерью, но её пребывание было обставлено значительным количеством неудобств. Тем не менее, с ними приходилось мириться, надеясь лишь, что герцогиня Катарина не станет гостить в Берлине слишком уж долго.
Болеславу было проще он поселился вместе с братом, благо, тот путешествовал без супруги. Перед самым отъездом выяснилась, что баронесса Регина Аделаида находится в тягости и потому герцогиня велела ей оставаться в Гюстрове.
Поскольку принцесса прибыла без приличной её положению свиты, представили её ко двору без всякой помпы. Труд этот взял на себя сам король Густав Адольф, отрекомендовавший Клару Марию как свою племянницу. Наученная матерью и прежним горьким опытом, Шурка старательно держала язык за зубами, приветливо всем улыбалась и всячески демонстрировала благовоспитанность и дружелюбие. Это принесло свои плоды и вскоре на неё перестали коситься как на неведомую зверушку. Впрочем, она была не первым и не последним незаконнорожденным отпрыском владетельной особы, признанным своим родителем и введенным, таким образом, в высший свет.
Однако не обошлось и без эксцессов. Митрополит и думный дьяк каждый божий день являлись к герцогине как на службу. Собственно, для них это и была служба. Филарет, быстро сообразив, что Катарина созрела для переезда в Москву, развел бурную деятельность. Во-первых, он взялся посвятить свою будущую государыню в особенности русских обычаев, неписаных законов и прочие тонкости, неизвестные большинству иностранцев. Во-вторых, велел Луговскому составить подробную справку о государственном устройстве Московского царства. И в-третьих, занимался своими прямыми обязанностями, то есть, объяснял герцогине и её детям суть православия и его догматы.
И вот тут они с Шуркой снова встретились. То есть, первым её узнал Луговской и побежал докладывать митрополиту.
Прости, Владыко, недоглядел! завопил тот и бухнулся в ноги. Что случилось? Помнишь отрока чудного, что мы в дороге встретили? Сашку-то? Ага! И чего с ним? Не отрок это вовсе! А кто?! Девица! Как это? Вот тебе крест, не ведаю! А только видел, как она шла в женском летнике , да волосы длинные и в косы убраны! Хм…
Филарет нахмурился, но гневаться не стал, а только задумался, видимо, что-то про себя прикидывая.
Владыко, ты вроде и не удивился? осторожно спросил дьяк, озадаченный его реакцией. А чего тут дивиться? пожал плечами митрополит. Да как же это?! Ох, Фролушко, ты вроде там был и все видел. Неужто тебе самому ничего странным не показалось? Да, как тебе сказать, чудные они, конечно, так ведь немцы! Что с них взять? Охти мне! Ну, сам посуди, отрок сей одет был как простец, а люди, что с ним были, явно из шляхты. Но держался он с ними вровень, как со своими. Так? Истинно так, Владыко! Опять же, паренек хоть и почтителен был, а шапку не ломал. Я-то поначалу думал, что от испугу, но вишь, как все обернулось! Стало быть волосы под ней прятал! И верно… А теперь говори, где ты видел девицу-то эту? Дык, с царевичем и царевной… Ишь ты, выходит, высокого роду Сашка эта… Чего не спросил-то, кто такова? Да как тут спросишь, по-нашему то один Фангрешев складно говорит, дак он при государыне, а у прочих разве дознаешься? Твердят, что твои истуканы: «нихт ферштейн!» Тьфу, окаянные! А у самой? У кого самой? не понял дьяк. Ну, у девицы, терпеливо пояснил Филарет. Покуда она в портках бегала, по-русски то куда как складно говорила, нешто ты думаешь в юбке разучилась? Ох, сокрушенно вздохнул Луговской. Не подумал я! Да и, говоря по совести, не признал сразу. Они мимо проходили, дак я кланяться стал, потом поднял голову, а она смеется. Кабы не усмешка эта, так и не признал бы! Ну что же, остался невозмутимым митрополит, пойдем, потолкуем. Глядишь, и дознаемся до правды, почто это девка отроком вырядилась… А может наоборот!
Решив так, они прямиком направились в комнату, где обычно находились дети герцогини.
Прежде Карл Густав с Петером так и норовили куда-нибудь улизнуть под благовидным предлогом, оставив Евгению на попечение нянек. Но теперь они чаще проводили время вместе, и причиной этому была Клара Мария. Конечно, она бы и сама была рада сбежать с ребятами и поиграть с ними на воле, но приходилось сдерживать себя. Поэтому Шурка каждый раз старалась придумать новое развлечение и увлечь им своего брата и его приятеля. Для начала хорошо подошли уже знакомые принцу и принцессе жмурки, а также салки и прятки. Хотя бегать в длинном платье было не слишком удобно, а прятаться особо негде, но, тем не менее, детям было весело.
Затем пришел черед настольных игр. Один из столиков в отведенных для них апартаментах, очевидно, был предназначен для игры в шахматы. Во всяком случае, инкрустация на нем была в виде шахматной доски. Фигур у них не было, но принцесса нашла выход: собрав в парке желуди и каштаны, она предложила использовать их, и научила остальных играть в шашки. Эта новое развлечение так увлекло Карла Густава и Петера, что они довольно быстро превзошли свою учительницу и стали её побеждать. И тогда она поведала им про наиболее продвинутый и интеллектуальный вариант игры «В Чапаева».
Когда митрополит зашел к детям, Шурка как раз заканчивала разгром брата, выбив ловким щелчком последний желудь с доски. Проигравший принц тер лоб, готовясь получить положенную порцию щелбанов. Петер напряженно размышлял на тему предстоявшего реванша, а маленькая Женя смеялась и хлопала в ладоши. Ей, вообще, всё больше и больше нравилась её новая сестра, тем более что та пообещала сделать для неё какую-то невиданную до сих пор куклу.
Мир вашему дому! поздоровался Филарет.
Дети тут же прекратили играть и недоуменно посмотрели на вошедшего. Но иерарх русской церкви, нимало не смутившись таким приемом, подошел к Карлу Густаву и благословил, перекрестив тому макушку и положив на голову руку. Затем проделал тоже самое с Евгенией и, наконец, обернулся к Шурке. Та помялась под его внимательным взглядом, но, так и не решив, как себя вести, приняла независимый вид.
Романов не знал немецкого, а принц русского языка, поэтому обычно при их встречах присутствовал фон Гершов, выступавший в качестве переводчика. Но сейчас его не было и роль толмача пришлось взять на себя Шурке. Митрополит, ни словом не обмолвившись, что знает девочку, принялся расспрашивать Карла Густава и Евгению хорошо ли они почивали и много ли усвоили из его прежних поучений. Надо сказать, что он не слишком докучал детям с Законом Божьим, чем в их глазах выгодно отличался от епископа Глюка. Было это, впрочем, не от небрежения пастырем своими обязанностями, а от понимания, что без знания языка он мало чего добьется, и нежелания торопить события.