Сочувствую, кузен, прямо не знаю, чем вам и помочь.
Помог уже, нечего сказать. Впрочем, нужно отдать должное тезке, я доставил ему немало острых ощущений своим приездом, и он хотя бы попытался отыграться. Причем получилось у него изящно. А вот Фридрих Адольф что-то затих, паразит. Не иначе козни строит.
Наступил конец лета, мне было пора выдвигаться. Полк набран, более-менее обучен, и теперь практика покажет, чего он стоит в деле. Родственники построены по ранжиру, подданные уведомлены, кто в доме хозяин. Напоследок надо бы устроить родным и близким праздник пусть порадуются, что я уезжаю. Праздник, так или иначе, крутился вокруг моих войск. Пехота прошла стройными рядами, мушкетеры дали залп из мушкетов в честь прекрасных дам. По крайней мере, я так и объявил. Кавалергарды показали атаку, а мои драбанты караколь. Потом конники Аникиты продемонстрировали джигитовку. Странно, я раньше думал, что это кавказское развлечение, но и природные великороссы, как оказалось, прекрасно скачут, мечут в мишени дротики и рубят чучела саблями на радость визжащей от восторга публике. Постепенно перешли к индивидуальным умениям. Пушкари Клима разбили ядрами нарочно для того построенный домик. Лучшие стрелки состязались в пальбе по мишеням. Аникита, подхватив длинную пику, показывал чудеса эквилибристики на коне вот кому в цирке выступать! Лучшим стрелкам, фехтовальщикам и наездникам вручались призы. Награждая очередного стрелка, мой разлюбезный кузен Фридрих Адольф (явился не запылился) сказал мне:
Дорогой брат! (О как!) Между нами в последнее время частенько были недоразумения (мягко говоря), но я надеюсь, все в прошлом (я тоже). В знак нашего примирения я хотел бы преподнести вам этот скромный подарок, и сделал знак слуге.
Тот на вытянутых руках вынес какой-то ларец, обшитый кожей и обитый серебряными гвоздиками. Раскрыл его и, мама дорогая! В ларце лежали два допельфастера, родные близнецы моих, только изящно инкрустированные серебром и полудрагоценными камнями. Кроме того, в ларце серебряная пороховница, пулелейка, как бы не из слоновой кости, и прочие приблуды. Все по высшему разряду.
Ваши пистолеты не слишком подходят для столь высокородной особы. Я полагаю, эти подойдут куда больше.
Я подошел к кузену и вместо церемонного поклона крепко пожал ему руку. А потом порывисто обнял. Угодил! Угодил, нечего сказать. Мне, кстати, еще при шведском дворе намекали на несовместимость скромных рейтарских допельфастеров с моим рангом, а тут такая красота!
Не желаете ли опробовать? (Желаю, мля, ой как желаю!) Говорят, вы большой искусник в этом, можете палить одновременно из всех стволов?
О, мой дорогой кузен желает узреть стрельбу по-македонски? Да без проблем! А это еще что? Мэнни, ты куда лезешь? Мэнни-Мэнни, похоже, парнишка все-таки положил глаз на кого-то из местных красавиц и хочет произвести впечатление.
У его светлости на службе этой премудрости учат даже секретаря! сказал мой рыжий адъютант.
Я в ответ засмеялся и довольно прокричал ему:
Держи, парень, если не оплошаешь, я подарю тебе свои прежние! У тебя право первой… гхм… первого выстрела. Ваша светлость, если рыжая бестия оплошает, мы бы тоже хотели принять участие! возникли рядом Лелик и Болик. Братья давно точили зубы на моих красавцев, но таких же не попадается, а другие им кажутся менее крутыми. Быть по сему! Первым стреляет Мэнни, если промахивается право разыграть приз перейдет к вам, провозгласил я и обернулся к кузену. Позвольте еще раз поблагодарить вас. Я получил новые пистолеты, вы получите мою глубочайшую признательность, а все вместе мы получим недурное развлечение!
Но что это? У шверинского герцога сначала округлились глаза, а на лбу выступил пот. Что-то не так, просто определенно не так! «Мэнни, нет!»
Мэнни, нет! вскричал я во все горло, подскакивая.
Поздно! В наступившей тишине было слышно, как жужжат колесики, высекая искру, и оба богато украшенных допельфастера разрываются в руках улыбающегося рыжего мальчишки.
При виде этой сцены у присутствующих одновременно вырвался крик, а у меня в голове застучала мысль, что я сейчас один среди приближенных моего двоюродного брата, и если этот звук за моей спиной издает не лезвие, покидающее ножны, то я ничего не понимаю в оружии. Резким кувырком ушел в сторону и услышал, как обивку на спинке моего кресла пропарывает чей-то клинок. Но я уже на ногах и, выхватывая допельфастеры, твердя про себя торжественный обет, что даже если ко мне явится ангел господень или его рогатый антипод и предложит кольт-патерсон, беретту и пистолет Макарова заодно, я все равно ни на что не променяю свои старые добрые рейтарские пистолеты.
Стою на одном колене и держу на вытянутых руках допельфастеры. Герцог Шверина хотел увидеть стрельбу по-македонски? Сейчас увидит.… Но что это? Фридрих Адольф повис на руке человека, воткнувшего шпагу в мое кресло, а тот бьет его в живот дагой. Ни черта не поняв, спускаю курок. Минус один, кто еще? Что, желающих нет? А вы, кузен? Мой тезка смотрел в дуло пистолета выпученными глазами, явно этот толстяк ничего не знал, но pourquoi pas , как говорят французы. Тезка, кажется, что-то понял и бочком-бочком загородил Маргариту Елизавету. Тьфу ты пропасть! Он что, думает, я в беременную бабу стрелять буду? Но в следующую секунду все кончено, стрельцы во главе с Анисимом, привычно стоявшие в охранении, окружили всю честную компанию и обезоружили чужих. Желающих сопротивляться не нашлось слишком уж угрожающе выглядят бердыши в руках суровых бородатых солдат. Я наклонился над беднягой Манфредом, рядом, явно загораживая меня, стояли как статуи Кароль и Болеслав. Одного взгляда хватило, чтобы понять: для рыжего маленького померанца все кончено. Голова разбита отлетевшим замком, левый глаз выбит, правая рука размозжена. Господи, за что? Из горла вырвался дикий даже не крик, а рык:
Врача-а-а! Ваша светлость, шепчет Мэнни. Что, что ты говоришь, мальчик? Молчи, тебе нельзя говорить… Можно, мне теперь все можно… я всегда хотел идти за вами в бой… а мне доставалась бумажная работа… я счастлив умереть за вас! Ты не умрешь, Мэнни, врача! Дайте же врача! Я перевешаю всех эскулапов в этом городе, но ты будешь жить. Нет, ваша светлость… шепчут мертвеющие губы. Я ухожу… простите…
Где эта сука Фридрих Адольф, я ему сейчас кишки выпущу… Поздно: застреленный мною злоумышленник уже преуспел в этом.
Некоторое время спустя
Фридрих Адольф с сереющим лицом лежит на кровати. Рядом сидит герцогиня София и держит его руку. Рядом толстяк Иоганн Альбрехт настороженно поглядывает в мою сторону. Мне сообщили, что умирающий хочет видеть меня, и я пришел. Я спокоен как надгробие, которым накроют моего кузена. Надеюсь, он сдохнет сам и мне не придется… Да спокоен я, спокоен!
Кузен, вы ведь не поверите, что пистолет разорвался случайно? слабым голосом спрашивает меня Фридрих. Нет, я видел ваше лицо. Вы все знали, не так ли? Кроме того, когда покушение сорвалось, один из ваших людей схватился за шпагу. Кстати, какого черта вы стали ему мешать? Это не был мой человек. Он прибыл недавно с этими проклятыми допельфастерами. Не спрашивайте, как он меня заставил, да он и не заставлял. На пороге смерти я могу сказать, что ваша безвременная кончина не слишком бы меня огорчила. Но он мне ничего не объяснял, а я сделал вид, что ничего не понял. Он просто предложил подарить вам эти пистолеты и просил представить его вам как искателя службы. От него за милю пахло смертью, но я сделал вид, что поверил. Зачем я схватил его за руку? Не знаю… мне вдруг показалось отвратительным то, что он пытался сделать… а он ударил меня кинжалом, и теперь я умираю. Я знаю, что вы ничем мне не обязаны, но хочу вас попросить… Просите, герцог, и дано будет вам… может быть. Странно слышать от вас не солдатскую брань, а цитату из писания… не убивайте моего брата! Он ничего не знал ни прежде, ни сейчас. Больно надо мне его убивать! Если уж я не пристрелил его под горячую руку сразу, уж точно не стану делать этого теперь. Он защищал жену и еще не родившегося ребенка, тихо проговорила герцогиня София. Бедняжке Маргарите Елизавете дурно, и она вот-вот родит. Нельзя защитить то, чего не хочет защитить Господь. Простите, тетя, но любой лошадник знает, что, если случать кобылу и жеребца, когда их родители близкие родственники, могут родиться такие ублюдки… и только у европейской аристократии упорно сочетаются браком родственники. Я не желаю зла ни Иоганну, ни Маргарите, но от их союза вряд ли будет толк.
Снаружи раздался шум, и в спальню вошла моя мать, герцогиня Брауншвейгская.
Иоганн, что ваши люди себе позволяют! Я пока еще герцогиня, чтобы испрашивать разрешения у ваших бородатых варваров. Чего вы хотите, матушка? Я хочу знать, что здесь вообще происходит и что вы хотите предпринять? Ну, сначала я все-таки узнаю, кто же так хочет моей крови. Итак, господа, мы выяснили, что к одному из моих кузенов явился какой-то проходимец, и тот без всяких вопросов стал ему помогать в благородном деле избавления от меня. И теперь у меня только один вопрос: какого черта? Это долгая история, Иоганн, проговорила герцогиня София. А я никуда не тороплюсь! ответил я и, подвинув себе кресло, уселся в него и устроился поудобнее. Все началось, когда ваш отец и его старший брат и мой муж герцог Иоганн Седьмой, будучи молодыми людьми, вступили в одно странное братство или организацию. Я не знаю, да и не хочу знать, какими мерзостями они там занимались. Но, очевидно, ничем хорошим, раз уж за разглашение этих тайн по законам этого братства полагалась смерть. Прошло время, братья отошли от дел братства, но оно, как видно, про них не забыло и продолжало приглядывать за своими бывшими «братьями». И вот то ли ваш отец действительно разгласил какую-то тайну, то ли совершил еще какой-нибудь предосудительный проступок, но братство его приговорило. Однако он умер раньше, и братство решило, что за его грех ответите вы.