к сопротивлению сломлена. Немногие сохранившие хладнокровие пытаются взять стрельцов в сабли, но они, в отличие от разрядивших оружие мушкетеров, не беззащитны. Подхватив бердыши, Анисим и его люди смыкают ряды и ловко отбиваются. Это уже агония, и вскоре мы объединенными усилиями загоняем последних оказывающих сопротивление поляков в их укрепленный лагерь.
Это был первый бой, когда я не лез очертя голову впереди своих людей, а руководил им со стороны. Все получилось как нельзя лучше, но хорошо начатое дело необходимо так же хорошо закончить. Поляков еще много, оружия у них тоже в достатке, и если я пошлю своих людей на штурм, то потерь будет предостаточно. Ну нет, мы пойдем другим путем, и вновь на прямую наводку выкатились пушки, на этот раз заряженные ядрами. Парламентер поинтересовался у осажденных не желают ли благородные господа сдаться? Господа не желают, и пушки вновь сказали свое веское слово. От возов во все стороны полетели обломки, калеча обороняющихся, но команды на штурм, как и прежде, не было. Передвинули орудия и продолжили методично разносить польский лагерь. После шестого залпа осажденные выбросили белый флаг. Давно бы так. Выходить по одному, оружие и амуницию складывать аккуратно! Они нам еще пригодятся, так что попросил бы.
Помню, в детстве читал книжку о великом полководце древности Ганнибале, со временем детали из памяти стерлись, и вряд ли я сейчас припомню подробности, но одно помню точно. Он всегда побеждал, но никогда не мог воспользоваться плодами победы. Тогда я еще удивился: как это не смог воспользоваться, чего тут мочь-то? Теперь понимаю. Я разгромил польский отряд наголову. Мои мушкетеры и пушкари не дали им даже приблизиться. Потери были столь ничтожны, что нечего о них и упоминать. То, что солдат у меня было несколько больше, чем у поляков, особой роли не играло, поскольку шведы раз за разом терпели поражения при подобном соотношении сил. И при всем при этом моя победа никого в родном герцогстве не обрадовала. Ни дворян, ни бюргеров, ни крестьян. Впрочем, последним было просто пофиг. Победил герцог, проиграл разница небольшая, работы от этого в деревне меньше не станет. А вот остальные, похоже, просто испугались. Всего испугались моей неуемной энергии, возможной мести короля Сигизмунда, просто какого-то движения в тихом и родном болоте. Короче, подданные ненавязчиво дали понять моей светлости, что очень гордятся мной. Но если бы я совершал свои подвиги где-нибудь в другом месте, их обожание было бы просто безграничным. Нечто подобное я наблюдал в Швеции. Когда я отбил атаку датских рейтар, на меня смотрели одобрительно дескать, молодец парень, такой же дубовый, как мы! А после кальмарской резни одобрения поубавилось, хотя, казалось бы… После налета на Кристианаполь от взглядов шведских офицеров стало просто скисать молоко. Как будто я каждому из них любимую мозоль оттоптал. Нет, я понимаю, выскочек нигде не любят, но я же, deine mutter , ваш герцог!
И вот я со своими войсками гружусь в Ростоке на корабли. Мои солдаты бодры и веселы. Они только что победили и получили щедрую награду. Я тоже не в убытке мне достался польский обоз и куча других трофеев. Львиная их доля осела в Шверине в моей новой резиденции. Да-да, теперь я герцог Мекленбург-Шверинский. Кузен и его матушка герцогиня София скушали, не поморщившись. Иоганн Альбрехт, во-первых, потому, что номинально он остался старшим. А во-вторых, другого выхода у него все равно не было. С разлюбезной тетушкой было сложнее, но договорились. Пока я отсутствую, она управляет моими амтами и выступает от моего имени в совете трех. Совет трех это новый орган управления герцогством. Трое это кузен, тетушка и я, сирый и убогий. Совсем, совсем младший. Так что тетка, пока меня нет, рулит всем. С одной стороны, это хорошо женщина она бережливая и богобоязненная, лишнего не возьмет. С сыночком она в ссоре и, похоже, мириться не собирается. С другой кто его знает, как оно повернется за время моего отсутствия. Родная кровь как-никак! Но будем решать проблемы по мере их поступления. Одним из главных условий, поставленных мной, было то, что герцог Иоганн Альбрехт II Мекленбург-Гюстровский, сиречь мой дражайший кузен, не женится до моего возвращения. Чует мое сердце, что он совсем не женится и следующие поколения герцогов Мекленбурга будут моими потомками.
Отдельной проблемой стали пленные. Большинство знатных и богатых панов, за которых можно было получить выкуп, были в рядах атакующих хоругвей, почти помноженных на ноль артиллерийским и мушкетным огнем. Оставшиеся в живых были так или иначе зависимыми от них людьми, то есть, с моей точки зрения, крепостными. Правда, почти все они мне заявили, что являются шляхтичами и требуют к себе соответствующего отношения! Ага, сейчас! Если к каждому, кто правил конями в панском обозе, разводил огонь на стоянках и кашеварил, относиться как к шляхтичу, то меня в Европе засмеют (и жаба задушит). Так что моя светлость предельно вежливо поинтересовалась кто из таких достойных панов может заплатить за себя выкуп в сколько-нибудь приемлемые сроки? Эффект был как на вопрос, кто хочет поработать на ликероводочном заводе, заданный незабвенным Басовым в «Приключениях Шурика». Шагнули все, причем так дружно, как будто тренировались. После чего я уже совершенно медовым голосом пообещал, что если через месяц каждый из них не заплатит за себя пять сотен полновесных талеров, то я лично найду каждому место в каменоломне и хорошее кайло. Ну или, как вариант, галеру и весло. А что, Аникита вон соврать не даст, там люди постоянно нужны!
Два десятка случайно выживших панов (реальных панов, а не всякой шелупони) во главе с тяжелораненым, но пока еще дышащим паном Одзиевским были размещены по одному у кузена, тетушки и других дворян в Мекленбурге. Причем я им со всей ответственностью заявил, что если кто сбежит, то я найду с кого получить выкуп. Если же несчастный, оставленный на попечение, не дай бог, умрет, это, возможно, будет признано страховым случаем, а возможно, и нет. Посему лечите лучше, дорогие мои! Самый бедный (и самый здоровый) из более-менее высокопоставленных пленных мог заплатить за себя восемьсот талеров. Пан Одзиевский, если выживет (дай ему Бог здоровья!), обогатит меня на десять тысяч. Короче, в зависимости от усилий местных эскулапов мой доход может составить тысяч пятьдесят восемьдесят.
Трофейное оружие и доспехи побогаче, не считая розданных сразу в награду, тоже кое-чего стоят. Посуды из драгметаллов два больших мешка заперты в кладовых Шверина. Вот вернусь разберусь предметно, что и как. Отдельная статья прибыли кони. Конечно, самые лучшие были под седлом и разделили участь своих всадников, но некоторым все же удалось выжить. Плюс у многих были заводные лошади в обозе. Из тех, что получше, часть, в основном мерины, пожалованы тут же за верную службу, остальные в герцогские конюшни. Те, что похуже, на стройки народного хозяйства. В смысле крестьянам. Своим за деньги, чужим пусть хозяева платят. И не дай бог, шталмейстер что-то напортачит, я его самого на колбасу пущу! Вот вернусь и озабочусь созданием своего конезавода. Опять «вот вернусь»! Эх, когда я вернусь-то!
Наконец войска погружены, и мы идем по Балтийскому морю. Впереди «Агнесса» и «Марта», они теперь только для моей светлости и приближенных. Курс на Щецин: мне нужно задать разлюбезному моему дяде Филипу Набожному один интересный вопрос: по какому такому случаю через территорию дружественной нам Померании (ведь дружественной, или как?!) продефилировали какие-то непонятные поляки? Это удачно получилось, что я дома и с войсками, а если бы наоборот? Нехорошо! Вот совсем-совсем nicht gut!
Вид у моего дяди при виде меня был слегка пришибленным. Похоже, он не ожидал, что я так сильно обижусь. Нет, я не предъявлял ему претензий, не делал тонких намеков на разные толстые обстоятельства. Просто стоящая на рейде эскадра активизировала мозговую деятельность померанского герцога, и он сам вспомнил все свои косяки.
Дорогой племянник, заговорил он сам за ужином. Ты, верно, сердишься на своего старого дядюшку за пропущенную мной кавалерию Сигизмунда? Ну что вы, дядя. Сигизмунд тот вообще, как оказалось, ни при чем. Да что ты говоришь? Именно так, mein lieber, король Сигизмунд только отправил послов выразить обеспокоенность. О посылке войск речь не шла. Да он и не может этого сделать без посполитого рушения. Эти войска нанял сам Одзиевский, не знаю, правда, на какие деньги. Впрочем, догадываюсь: познанский епископ так страстно благословлял на поход против еретика, что явно поучаствовал в финансировании. Но все закончилось благополучно, я проверил своих солдат в деле и слегка поправил свои финансы за счет трофеев. Правда, мне не хотелось бы, чтобы такие походы вошли у наших соседей в привычку. Вы понимаете мою обеспокоенность, дядюшка? Да-да, милый Иоганн, разумеется.
Мы довольно плодотворно пообщались, и я отправился ночевать к себе на корабль. Что-то мне не хотелось останавливаться в Щецинском замке. Я довольно быстро шагал к пристани, когда нам наперерез бросилась фигура в длинном плаще. Мои альгвазилы среагировали моментально, но, когда они схватили неизвестного, оказалось, что это женщина, которая громко звала на помощь:
Ваша светлость! Помогите, ваша светлость! Ради всего святого помогите!
Когда я присмотрелся к женщине, у меня помимо воли вырвалось:
Фройляйн Катарина фон Нойбек? Вы здесь, а что случилось? И почему вы в таком виде?
Действительно, приближенная княгини Дарловской выглядела совершенно неприглядным образом. Платье разорвано и испачкано, прическа растрепана, лицо изнуренное.
Ах, мой принц, простите, герцог, не надо тратить время на разговоры обо мне. Помогите Агнессе, она в опасности! Агнесса, что вы говорите, где она?
И фройляйн Катарина рассказала мне душераздирающую историю.
Неизвестно почему, но мой добрейший дядюшка герцог Филип Набожный что-то заподозрил о происхождении беременности Агнессы Магдалены. Будучи в Дарлове, он между делом поинтересовался, каким видит свое будущее молодая вдова. Вместо того чтобы заявить деверю о том, что у нее нет иных мыслей, кроме как о будущем ребенке, Агнесса поведала о том что еще молода и надеется найти свое счастье. Филип перевел разговор на другую тему, но, как видно, не забыл. В другой раз разговор зашел о войне шведов с датчанами, торговля, дескать, захирела и прочее. Потом разговор перескочил на вашего покорного слугу. Уж больно много ходило слухов о моих подвигах под Кальмаром и в его окрестностях. Услышав мое имя, княгиня оживилась и с нескрываемым удовольствием обсудила мою персону с герцогом. Сложить два и два было нетрудно.