– Пора! – скомандовал я своим архаровцам и, выхватив шпагу, воткнул ее в датчанина. – Не пускайте их к пушкам! Умрите, а не пускайте!
Повторять не пришлось – всякий понимал, что успех всего дела и наши жизни целиком зависят от этого. Мнимые гребцы, ловко орудуя ножами и абордажными саблями, спрятанными до поры под банками, в мгновение ока перебили всех датчан в районе причала. Это дало нам еще пару минут, пока кто-то из бдительных часовых, привлеченный непонятными движениями, не пальнул в воздух, подняв тревогу. Очевидно, стражники и пушкари недалеко ушли или располагались рядом, поскольку довольно быстро вернулись. Но что происходит, они не знали, фитили их мушкетов не горели, и дружный залп из пистолетов, которым мы их встретили, оказался полной неожиданностью. Оправившись от первого замешательства, они кинулись в бой. Но к нам уже подошло подкрепление с кораблей, и бой закипел. С кораблей, поддерживая нас, гремели фальконеты, и, обернувшись, я увидел, что на флагштоках датский белый крест на красном поле сменился шведским золотым на синем.
– Вперед, curvachi, вы что, собрались жить вечно? – крикнул я и кинулся в гущу схватки.
Когда я только попал в тушку принца и мне пришлось драться в лесу со стражниками Кляйнштадта, мне показалось, что ничего страшнее этого боя в моей жизни не будет. Потом я так же подумал о той страшной ночи под Кальмаром, когда я вместе со своими «каторжанами» резал глотки спящим датским солдатам, а потом уходил лесными тропами от их разъяренных товарищей. Но все эти воспоминания померкли в Кристианаполе…
Перебив стражников на пирсе, мы ворвались в крепостной двор. Ошалевшие датчане лезли со всех сторон, но, на наше счастье, не нашлось никого, чтобы их организовать. Сначала я стрелял, однако вскоре на зарядку просто не стало времени, и я схватился за свою кавалерийскую шпагу. Для изящного фехтования не было места, и я просто лупил лезвием и гардой направо и налево, нанося ужасные раны, кровь из которых хлестала во все стороны. Рядом со мной бок о бок бились отобранными у датчан алебардами Аникита и Анисим. Вскоре весь двор был завален трупами, но мы с нашими противниками осатанело продолжали кромсать, скользя и спотыкаясь в лужах крови. К счастью, шведские офицеры не поддались всеобщему безумию, и, пока мы сражались, они с солдатами заняли ключевые башни, ворота и батареи. В какой-то момент я понял, что моя шпага сломалась, да и сил ею размахивать больше нет. Но это и не нужно, поскольку враги кончились. Нет, мы не перебили их всех, на это нас вряд ли хватило бы, но вражеские солдаты, поняв, что проиграли, стали сдаваться.
Я сижу посреди крепостного дворика и блаженно щурюсь на выглянувшее солнце. Рядом со мной хлопочут Лелик и Болик и что-то рассказывают. Я их не слышу и только устало киваю. Потом, проведя языком по пересохшему небу, понимаю, что ужасно хочу пить. Показываю знаками своим верным драбантам, и Кароль понятливо протягивает мне какую-то баклагу. Жадно выхлебав половину содержимого, оглядываюсь и сую ее в руки Аниките, тот, ни на секунду не забывая о вежестве, изображает поклон, степенно пьет и делится остатками с Анисимом. Что мне вместо поклона изобразил он, я уже не вижу, ибо немного отключаюсь от реальности. Пред глазами встает последняя ночь перед нашим отправлением, когда меня вновь позвали к королю Карлу.
Его величество лежал на своей кровати, и в полумраке его лицо казалось особенно бледным. Никого рядом, кроме королевы Кристины, не было, что довольно странно.
– Подойди ближе, герцог Иоганн, мне трудно говорить.
– Да, ваше величество, – ответил я, приблизившись вплотную.
– Я умираю… Что же ты не разубеждаешь меня, как мои придворные?
– Я вижу, что вы говорите правду. Кто я такой, чтобы спорить с человеком, который скоро предстанет перед Господом.
– Ты странный парень, Ганс… честный… храбрый… и очень непростой. Я рад, что не ошибся в тебе.
– Не ошиблись в чем, ваше величество?
– Подожди задавать вопросы, у меня мало времени. Король не всегда может быть хорошим христианином, такое уж это ремесло. Еще реже он может быть хорошим родителем для всех своих детей. Да-да… только один унаследует корону, а чем меньше получат остальные, тем лучше для блага государства. Ибо благо государства превыше всего! У меня есть дочь… старшая дочь… ты видел ее…
– Вы говорите о принцессе Катарине?
– Да, о ней. Я хочу, чтобы она вышла за тебя замуж.
– Простите, ваше величество, но это так неожиданно. Я заштатный герцог, а ваша дочь – принцесса крови.
– Ты потомок древнего рода и дельный человек. Кроме того, у моей девочки не ладятся дела с помолвкой. Я ведь отнял трон у Сигизмунда, а у него куда больше прав на престол, не говоря уж о том, что мы, Ваза, не так давно стали королями. Так что Катарину мало кто полагает достойной партией в королевских семьях, хотя она богатая невеста. Да-да, согласно «закону о приданом», она богатейшая наследница в Швеции. Ты беден, я знаю, но ты доказал, что знаешь счет деньгам и не просадишь приданое моей дочери. Будучи моим зятем, ты вполне можешь стать единственным герцогом в Мекленбурге, и никто не скажет, что ты недостоин быть зятем короля.
– Ваше величество, чтобы стать единственным герцогом в Мекленбурге, мне надо изгнать племянников ее величества, – ответил я умирающему королю и посмотрел на королеву. – Вряд ли подобный произвол понравится моей потенциальной теще. Не говоря уж о том, как это воспримут в империи. Вы, ваше величество, отнеслись ко мне по-отечески, когда я был жалким изгнанником. Именно благодаря вам я стал герцогом, и я готов принять любую вашу волю, как если бы это была воля моего отца. Но…
– Что «но», Ганс? Обычно ты не столь нерешителен. Что тебя беспокоит?
Ну и что прикажите делать? Рассказать умирающему, что я огулял вдову еще не остывшего дяди и имею виды на ее княжество?
– Захочет ли ваша дочь выйти за меня? Я ведь мальчишка по сравнению с ней!
– Очень красивый и обаятельный мальчишка! – вступила в разговор королева Кристина. – Все мои придворные дамы без ума от вас, а последние ваши подвиги просто приводят их в безумный восторг. Или вы хотите сказать, что Катарина стара для вас?
– Вовсе нет, ваше величество она, конечно, несколько старше меня, но разница в возрасте совсем невелика (ага блин, подумаешь, десять лет), да и в браках коронованных особ такие пустяки редко играют роль.
– Но вот и прекрасно, если у вас нет других возражений…
– Только одно, ваше величество: моя матушка, дай ей Господь долгих лет жизни, как раз занимается поисками подходящей невесты для меня. Я вполне отдаю себе отчет в том, что лучшей партии ей не найти, однако было бы сущей непочтительностью с моей стороны не спросить ее мнения на сей счет.
– Пожалуй, в ваших словах есть резон, дорогой Иоганн Альбрехт. Мы найдем способ известить вашу почтенную матушку о наших матримониальных планах, и при ее положительном ответе…
– В котором я нисколько не сомневаюсь!
– …При ее положительном ответе мы немедленно объявим о вашей с Катариной помолвке.
– Я рад, что нам удалось обо всем договориться, – тихим голосом проговорил Карл. – А теперь я устал и хочу спать, ступайте, Иоганн.
Я, коротко поклонившись, собирался выйти, но королева сделала мне знак рукой, чтобы я ее подождал. Буквально через минуту она вышла из королевской спальни и попросила меня проводить ее. Мне ничего не оставалось, как предложить ее величеству руку, причем обернуть ее плащом мне даже в голову не пришло. Некоторое время мы неторопливо прогуливались, потом ее величество нарушила молчание:
– Иоганн, вы хороший друг моему сыну.
– Я счастлив, ваше величество, заслужить такую высокую оценку от вас!
– Да, настолько хороший, что я иногда этого не одобряю.
– Простите, но я вас не понимаю.
– Вы довольно долго морочили мне голову вашим мнимым романом с Эббой Браге, но недавно я узнала, кто именно увлечен этой несносной девчонкой и чей грех вы так искусно прикрывали. Да-да, вам вполне удалось меня провести, но недавно я все узнала.
– Мне очень жаль, ваше величество.
– Вам жаль, что вы нагло водили меня за нос или что вы попались на вашем вранье?
– Помилуйте, ваше величество, ну какое уж тут вранье? Со времен Адама мы, мужчины, устроены так, что имеем охоту к прекрасному полу. И на пути к достижению этой цели можем дойти до бог знает каких непотребств. Ну право же, чего дурного в том, что ваш сын немного увлекся этой красивой девочкой? Разумеется, он наследный принц и ему необходимо думать о своей репутации. Но он еще и мальчишка! Ему надо влюбляться в красивых женщин, осыпать их путь цветами и залезать к ним ночью в окно. Это более чем нормально, и наоборот, если мужчина не будет всего этого делать в юности, то бог знает, что из него вырастет в будущем.
– И вы не нашли ничего лучше…
– Вы полагаете, что было бы лучше посетить с ним веселый квартал? Увы, ваше величество, при всей своей репутации я плохо ориентируюсь в таких местах.
– Пожалуй, вы правы, это не самый лучший выход в такой ситуации. Но я хотела поговорить не об этом.
– Я весь внимание! – с готовностью откликнулся я на возможность уйти от щекотливого разговора и уставился на королеву с самым наивным видом, какой только могла изобразить моя физиономия.
– Несносный мальчишка! Не думайте, что меня теперь хоть на минуту обманет ваш постный вид! Так вот, я не родная мать принцессе Катарине, но я питаю к ней самые нежные чувства и не хотела бы, чтобы вы разбили ей сердце.
– Как можно, ваше величество!
– Боже мой, какой искренний вид! Вам бы комедиантом быть, а не герцогом! Не заставляйте меня в очередной раз пожалеть, что я дала себя уговорить на этот брак. Я прекрасно осведомлена о ваших похождениях и не намерена их терпеть. Вы немедленно должны порвать отношения с вашей любовницей и обещайте мне, что никогда их не возобновите!
– Увы, ваше величество склонно преувеличивать мой успех у дам. У меня нет никакой любовницы… мы расстались еще до начала войны!