Помолвка, хоть и не венчание, круто изменила мою жизнь. Жених кронпринцессы – это, можно сказать, должность. Причем должность довольно утомительная, поскольку прав еще никаких нет, а обязанностей уже навалом. Вслед за нареченной в церкви я бываю чаще, чем иные священнослужители. Официальные церемонии тоже теперь без меня не обходятся. К тому же, странное дело, казалось бы, раз я жених принцессы Катарины, так и мое место рядом с ней. Черта с два! При торжественных выходах она всегда идет вслед за братьями, а моя светлость в лучшем случае во втором десятке. И не пойти нельзя – порядок, блин! Общаемся мы часто, но никогда наедине. Обычно рядом целая свора придворных сидят и лупают глазами, морды губастые. В лучшем случае компанию нам составляют королева-мать или сам Густав Адольф. Тогда хоть можно поговорить по-человечески. Если рядом королева Кристина, то разговор идет о разных возвышенных предметах – архитектуре, поэзии, музыке. Если король, то речь рано или поздно заходит о войне. Таков уж Густав Адольф, ничего тут не поделаешь, но если королева Кристина интереса к военной тематике не проявляет, то принцесса Катарина внимательно слушает и старается понять. Если не понимает, то спрашивает, причем по существу.
– Так ты говоришь, Иоганн, – в очередной раз заводит речь Густав, – что пехота может остановить таранный удар тяжелой конницы?
– Именно так, ваше величество, правильно организованная пехота не только может, но должна это делать всякий раз, когда кавалерия будет иметь неосторожность напасть на нее.
– А что вы полагаете «правильно организованной пехотой», Иоганн? – спрашивает меня моя нареченная.
Я оборачиваюсь к принцессе и невольно улыбаюсь. Я неоднократно отвечал королю на подобный вопрос, но у Катарины такой серьезный вид, что я не могу удержаться.
– Ваше высочество, говоря о правильно организованном войске, а пехота – это прежде всего важнейшая часть войска, я имею в виду несколько вещей. Первая, на чем бы я хотел остановить внимание, – это система комплектования войска. В давние времена в случае войны король собирал своих вассалов на службу вместе с их дружинами, формируя, таким образом, армию. Тот из противников, кто собирал большее количество рыцарей под свои знамена, и был сильнее, ибо рыцари, как правило, равны друг другу в военном искусстве. Прочие воины, будь то алебардисты или арбалетчики, были хоть и необходимыми, но подсобниками. Однако с появлением огнестрельного оружия ситуация изменилась. Рыцарь может быть сколь угодно хорошо экипирован и искусен в бою на копьях или фехтовании, но любой мужик, наученный обращению с мушкетом, совершенно спокойно его застрелит, оставаясь недосягаемым. Таким образом, на первое место вышла наемная армия, и тот из королей, кто имеет бо́льшую казну, может нанять бо́льшее количество наемной пехоты. Стало быть, кто богаче, тот и сильнее. Но я полагаю, что эта практика устарела, как в свое время устарела тяжелая рыцарская конница. Как мы с вами знаем, Швеция не самая богатая страна и вряд ли может нанять большую армию наемников. К тому же наемники по определению неверны и в случае поражения могут перейти на службу к неприятелю, как это случилось, скажем, после битвы при Клушине. Но этого бы не произошло, если бы в шведской армии служили шведы.
– О чем ты говоришь, Иоганн! Шведы не слишком охотно идут в армию.
– О том, что видел своими глазами, Густав! Половину моего отряда во время второго Кальмарского сражения (так мы при дамах именовали кальмарскую резню) составляли шведские крестьяне, и они очень недурно справились с этой работой. Твоя страна разделена на дискриты – объяви, что каждый дискрит должен выделить определенное количество солдат. Найдут добровольцев – хорошо, не найдут – пусть идут по жребию. Те, кто не попадет в армию, должны обеспечить «счастливчика» всем необходимым. Оружием, мундиром, сапогами и всем, чем понадобится. Случись опять вернуться датчанам – эти солдаты будут драться за свой дом и не отступят и не предадут, если им задержат жалованье.
– Такое войско будет стоить намного дешевле, – задумчиво произносит Катарина.
– А воевать лучше, – добавляю я с похвалой. – Ваше высочество схватывает на лету.
– Однако именно польское рыцарство раз за разом побеждает на поле боя нашу пехоту, – задумчиво говорит король.
– А вот тут надо перейти непосредственно к организации. Из кого состоит шведская пехота? В основном из пикинеров, мушкетеров дай бог треть, а чаще четверть от всего состава. Они кажутся страшными, когда стоят, ощетинившись своими пиками, но на самом деле они совсем не страшны. Конные стрелки расстраивают их ряды своим огнем, а затем гусары тараном разбивают их строй. Гусар у поляков немного, но они отменно обучены и вооружены. У них много прекрасных коней, на одних они проделывают многокилометровые марши, потом, пересев на свежих, яростно атакуют врага. Их пики длиннее пик твоих солдат, и те не могут выдержать их натиска. А потом пики ломаются, и они рубят палашами и колют кончарами с высоты седел, а чем им могут ответить пехотинцы? Вот они и побеждают.
– И что же делать?
– Я тебе уже говорил, Густав! В моем полку большинство мушкетеры, и я не жалею ни наград ловким, ни палок неумелым, чтобы научить их управляться с мушкетами. Мой оберст-лейтенант Гротте когда-то воевал за голландцев и хорошо знает, как научить солдат быстро заряжать, совершать контрмарши и ловко стрелять.
– Голландцы… – задумчиво тянет король.
– Да, голландцы! Они сейчас лучшие солдаты по всей Европе, и слава богу, что они заняты войной с Испанией и им некогда отвлечься. Тогда бы многим непоздоровилось, помяните мое слово.
Мы долго и много беседовали на самые разные темы, переходя от войны к торговле и развитию ремесел. Ибо своего солдата лучше вооружить своим же мушкетом и одеть в мундир из своего сукна. Принцесса Катарина, как оказалось, недурно разбирается во всех этих вопросах. А еще она не только умеет слушать, но и задавать вопросы. В тот вечер, когда я уже уходил, она на прощанье спросила меня, так чтобы не слышал король:
– А что значит «многокилометровый»?
Я на мгновение застыл, как громом пораженный (это же надо так проколоться!), а потом, подмигнув как заговорщик, шепнул:
– Это я вам потом расскажу.
– Когда же?
– Напомните мне после брачной ночи, ваше высочество, – и, с улыбкой посмотрев, как вспыхнуло ее лицо, вышел вон.
В другой раз мы заговорили о России, или, как ее сейчас называли, Московии. Еще Карл IX начал нынешнюю войну в надежде оттягать у ослабевшего соседа Новгород и объявить своего младшего сына Карла Филипа герцогом Новгородским. Аппетит, как известно, приходит во время еды, и теперь в Стокгольме полагали, что на юном принце будет хорошо смотреться не только герцогская корона, но и шапка Мономаха.
– Как хотите, ваше величество, но я полагаю это утопией. После смуты и всех этих интервенций, после хамского поведения короля Сигизмунда и кучи поляков рангом пониже русские не захотят видеть царем иноземца. Скорее наоборот, сейчас для них что иноземец, что нечистый – все одно.
– Но разве избрание царем шведского принца не принесло бы Московии значительных выгод?
– Да, от этого вообще были бы одни плюсы, и, будь это в любой другой европейской державе, они бы перевесили, но только не в русском царстве. Они захотят иметь своего православного царя и сделают все для этого.
– А без православия никак нельзя? – напряженно спросила Катарина.
Все же она истовая лютеранка, и для нее это вопрос принципиальный. Как бы ответить так, чтобы не оскорбить ее чувств, а то чревато.
– Ваше высочество, как вы полагаете, если бы король Сигизмунд не настаивал на своем католичестве, кто был бы сейчас королем в Швеции? Но, к счастью, ваш кузен Сигизмунд большой осел, а шведы не хотят видеть своим королем католика. Так вот, милая госпожа, русские ничуть не хуже шведов. И им так же, как любому иному народу, ведома гордость. Что касается перемены веры, то это хотя и деяние не слишком достойное, но иногда совершенно необходимое. Хотел бы напомнить вам, что Генрих Бурбон перед коронацией сказал: «Париж стоит мессы», – так вот, по моему мнению, Москва не дешевле молебна!
– Я полагаю, Карл Филип примет православие! – твердо сказал Густав Адольф.
– Боюсь, поздно, друг мой. Если бы ваш брат уже был православным, а Якоб Делагарди воевал с поляками, а не пытался захватить Новгород, – может, из этой затеи что-нибудь и выгорело бы.
– А Сигизмунд или его сын Владислав могут занять трон в Москве?
– Во-первых, я хотел бы заметить, что это было бы крайне плохо для Швеции. Русские не поляки, тот, кто станет у них царем, получит всю полноту власти. Конечно, ему надо будет учитывать мнение старой аристократии, но польского бардака там никогда не будет. Во-вторых, я полагаю, Владислав упустил свой шанс, а у Сигизмунда его никогда и не было. Когда русские свергли Шуйского, Владислав имел бы некоторые возможности примирить стороны после Смуты. Однако для этого он должен был бы выполнить ряд условий. Прибыть в Москву на присягу, безоговорочно принять православие, пообещать всем участникам смуты амнистию. Так или иначе, он бездарно упустил эти возможности.
– И что же ты предлагаешь?
– Я абсолютно уверен, что русские и сами выгонят поляков из своей земли. Было бы недурно им в этом помочь, тем более что Швеции поражение поляков на руку. Ну а потом – кто знает? Будут выборы царя. Чего не бывает в жизни, может, и Карла Филипа выберут. Если нет, тоже не беда. Против поляков нужен союзник, а русские еще долго будут отвоевывать у них свои земли.
Одним прекрасным днем случилось долгожданное для меня событие: из Голландии пришел корабль, в трюме которого помимо всего прочего были заказанные мною ван Дейку кремневые ружья. Я в сопровождении верных Лелика и Болика помчался принимать заказ. Ван Дейк полностью выполнил свою часть уговора, ружья были практически точной копией того, что я давал ему в качестве образца. Добротный ствол, качественный замок французского типа, ореховое ложе при минимуме украшений. Каждый ствол украшен двумя клеймами. Одно – льежской испытательной станции, второе – личное клеймо ван Дейка. Разумеется, ружья тут же были выборочно подвергнуты испытанию. Все работало безукоризненно. К каждому ружью прилагался железный шомпол, пулелейка, пороховница, и все это в единообразных патронных сумках. Хитрый голландец и тут сумел потрафить клиенту: на каждой сумке был герб Мекленбурга: бычья голова в герцогской короне. Молодец, уважаю!