— Ну, хорошо, конечно… — мямлю в ответ, четко ощущая, что меня склеили, словно гимназистку на бульваре — Я согласен!
— Вот и чудесно! Значит, к пяти вечера, на Адмиральской семь, дом полковника Юлиуса… Я буду ОЧЕНЬ Вас ждать! — и она не то что вскочила, вспорхнула, я даже испугался — сейчас еще поцелует в щеку на прощание — но обошлось, ограничилась воздушным поцелуем. И быстро покинула помещение, дав мне возможность убедиться, что с фигуркой и пластикой у нее более чем все в порядке. Да уж, решительная барышня… Но хороша! Эх, а вдруг? Экая она вся возбудительная. И пообщаться приятно. Не то, что моя-то дура. Вспомнил про Мору, и сразу помрачнел. Настроение хорошее испарилось нахер вообще совсем. Тьфу ты, пропасть… Расплатился, да отправился пешком к Хуго, надо как-то работой отвлечься.
— Весь интерес, Йохан, состоит в том, — Витус расхаживал по комнате с бокалом вина, игнорируя попытки Хуго вмешаться с торопливыми пояснениями — Что просто обрезать стволы винтовкам у арсенальских не получится. По нескольким причинам. Прежде всего — технически. Обрезать-то можно, но получившийся карабин будет иметь излишне толстый ствол, отчего почти на четверть фунта тяжелее выходит, нежели заводской выделки кавалерийский карабин. Из-за толстого ствола — на него не ставится стандартная колодка мушки, и главное — не надеть кольцо стандартного кинжала. То есть ствол приходится вывинчивать из коробки и обтачивать дульную часть. После чего — менять и прицел. Конечно, такой толстый ствол способствует чуть лучшей кучности, но… это военным теперь мало интересно. Последняя война отчетливо показала — солдат стреляет недалеко и совсем не так точно, как на стрельбище. Валашские ополченцы с убогими карабинами оказались вполне достойными соперниками нашей и рисской пехоте — пока у них были патроны.
— Но ведь вряд ли лишние четверть фунта веса станут решающими?
— Именно. Если бы дело было только в этом — военные бы наплевали. В конце концов, просто укорачивая винтовку они выигрывают полфунта, а то и больше. Потому, будь только это, я бы не стал ввязываться в нашу затею, несмотря ни на какие идеи. Но есть е еще кое-что. Поважнее. Тут я попрошу Вас сохранять это в тайне — это не то чтобы большой секрет, просто… нехорошо будет, если узнают, что я о таком болтаю. Дело в том, что во время войны нам пришло много заказов. Очень много. Кстати — часть из них ушла-таки валашцам. Причем даже тогда, когда мы уже вовсю воевали. Дошли те заказы до места, или нет — мне неведомо, но то, что подставные люди работали на Орбеля теперь доподлинно известно. Как бы там ни было — заводы попросту не смогли выполнить все заказы. Ясно это стало уже к концу лета. И тогда Совет решил… Да-да — распродать арсенал. Ибо посчитали, что войне скоро конец, никто же не предполагал, что затянется настолько. И вот, теперь — выясняется, что треть винтовок в армии изношена, ибо в строевых частях были винтовки ‘мирного времени’ — те, из которых постоянно учились стрелять и варварски чистили. И им не всем даже укорачивание поможет вернуть кучность боя. Часть винтовок вообще вышла из строя. То, что заводы спешно гнали во время войны — не выдерживает никакой критики. Оно получше валашского хлама, но лишь в сравнении с ним чего-то стоит.
— Трофеи?..
— Увы. Спохватились только сейчас. Трофеи презрительно собирали ‘на металл’, полагая свое оружие куда лучшим валашского. Кроме того, все мало-мальски приличные ружья и пушки были у Валаша на востоке — против Рисса. А тут было старое дерьмо, да мобилизационные эрзацы. А под финал битвы пошли и вовсе ужасающие изделия, из сырой стали — и они составляют четверть всех трофеев…
— А поделиться Рисс, судя по общей международной обстановке, уже не хочет? И Рюгель, (не знаю уж как с прочими городами Союза) вот-вот останется беззащитным?
— Я этого вам не говорил. И, хотя и не так мрачно, но так все в общем и есть.
— То есть — новые винтовки-карабины — получаются именно новыми? С завода?
— Именно так. И именно потому есть шанс. Но, правда, не все так просто. И дело тут не только в Арсенале — есть кое-какие договора, которые многое осложняют.
— А точнее?
— Дело в том, что одно из краеугольных условий конкурса — нельзя менять систему винтовки. Затвор и ствол должны остаться прежними. Таково требование Союза для оружия городских полков — и город обязан подчиняться. Так что это невозможно даже обсуждать. Ствольную коробку же изменить, конечно, можно — но мы попросту не успеем это отработать. Грубо говоря — изменения могут носить только внешний, незначительный характер. По сути — только дерево и можно изменить — но что это даст? Ну и штык… Кстати, военные очень хотят вместо тяжелого и дорогого кинжала штык ‘по типу валашского, резервного образца’ то есть игольчатый. Причем и насчет длины штыка есть желание его укоротить с двух с половиной пядей до полутора. Мол, от конницы отстреливаться лучше, а в драке вполне достаточно только колоть, и не надо насквозь протыкать человека, хватает лишь на ладонь вогнать…
— Да уж… — я невольно поежился, вспомнив пролетающий мимо морды валашский эрзац-штык
— Именно — истолковал меня по-своему Витус — Задачка не простая, но если Ваши идеи сработают, шанс у нас есть. Рассказывайте, как идут дела, на чем остановились?
К вечеру, изрядно охрипнув — даже Витуса вывели из равновесия, и он повышал голос регулярно, концепцию мы сформировали. Когда же он нас покинул, я, собираясь уже до дому, сообразил занятную идею.
— Хуго — говорю я — А не составишь ли ты мне завтра днем компанию? На пару часов всего. Меня тут пригласили… в гости, но мне, право, неудобно, я как-то не привык — а отказаться и вовсе нехорошо. А ты, все же — человек манерам обученный, если что подскажешь, да и светиться тебе в обществе, сам говоришь, надо. А?
— Ну… — Хуго аж засмущался — А к кому в гости?
— К одному военному — отвечаю уклончиво — Я, правда, и сам там впервые и вряд ли много кого знаю. Но вдвоем-то — все же легче? Заодно меня легализуешь — а то что-то много народу уже в курсе, что мы всякие дела крутим.
— То есть ты хочешь открыть патент?
— Вот еще. Всем известно, что я с войны привез сколько-то денег. Вот и скажешь, что мол — я вложился в твое дело. Вряд ли кто обнаглеет спрашивать подробности.
— Это точно, такие вещи в Рюгеле спрашивать не принято, этакого наглеца тут же спросят — мол, не из Налоговой Палаты ли? А в Налоговой Палате никто лишних вопросов не задает — они сами все знают. А чего не знают — сам им прибежишь и расскажешь, пока не оштрафовали…
— Вот и ладушки! Кстати, я вот еще мыслю — как мне теперь одеваться-то? В милицейской форме как-то не к месту теперь, а в гражданском к военным идти — наверное, и не очень?
— Отчего же, я-то в гражданском пойду как раз… Только у тебя есть ли костюм?
— Увы — отвечаю — Уж чего, а костюма не обзавел.
— Тогда — как раньше ты ходил: надевай военную форму отставную. Так многие ходят.
С утреца набрился, перышки начищаю, смотрю — Мора глазом косится. Хотел игнорировать, но Милка выскочила умываться — все в своей ночнушке отвратительно короткой, что ж такое-то! — и тут же мне:
— Дядя Йохан, а куда ты так собираешься? В гости?
— В гости — ворчу.
— А к кому? — Алька высунулась, заспанная, смешная вся.
— К полковнику Юлиусу — строго перст воздев, многозначительно извещаю — К чаю приглашен!
— А… — разочарованно выдают девки, и бегут умываться. Ну, ясное дело — к полковнику их никто не возьмет, там пострелять не в кого… А вот Мора чето занервничала, вроде все как обычно, а иначе как ‘заметалась’ не сказать. На хуйкню сбежала, там чего то уронила… Ишь, курица!
После завтрака отправился в цирюльню. За последний месяц от нервов наверное изрядно я оброс, и решил вдруг сменить имидж, и завести себе модный причесон. Не война, поди, с бритой башкой бегать. Буду кросаучег! Пока, правда, вышло так себе — среднее между Котовским и Брюсом нашим Виллисом. Но ничего, ничего…
Как назло — еще до полудни пошел дождь. Судя по всему — к ночи заштормит. Летом шторм — дело нечастое, и шторма не затяжные, но сильные. Кто в море — тем не позавидовать. Хотя, я бы прокатился, соскучился я по механической тяге уже. Но — некогда. Главное — пешие прогулки под дождем и ветром как-то не того. Насилу дождался времени, к которому Поль приехал, и прыгнув в коляску под тент, отправился за Хуго. Крюк изрядный, но по пути он меня хоть немного просветит, о том — чего там и как. И просветил…
… - Йохан, я утром на заводе был, с мастерами говорил, и вот с братом тоже… Понимаешь… Тут дело такое…
— Ну? Не томи уже.
— У полковника Юлиуса младшая дочка есть. Олли. Говорят — красивая, я не видел, правда…
— Бывает. И что?
— Ну… Ей уже двадцать три. Полковник ее очень хочет замуж пристроить.
— Это тоже бывает. Это нормально.
— Да. Только вот… Девушка эта… Как бы это сказать… Любвеобильна очень, что ли… Ну, говорят, со школьных лет еще мужчин меняет, как перчатки… Ну а матушка с отцом это не приветствуют, и все хотят ее поскорее замуж пристроить. Да только есть мнение, что муж ее будет с такими рогами, что валашский северный олень позавидует. Хотя иные лейтенанты и не против бы, но их уже матушка не допускает — лейтенантов приданое манит, а родители хотят жениха побогаче, да посолиднее. Но таких, из солидных, кто рога носить готов, сама Олли отшивает — в основном там такие неприятные типы…
— Интересно… И что же?
— Вит советовал нам особо не увлекаться… Особенно мне, хотя я, собственно… Ну, в общем…
— Понятно. Видали мы крокодилов и позубастее. Расскажи-ка, пожалуйста, за всякий этикет и чаепитие это.
— О, тут ничего такого сложного!..
Чаепитие, как выяснилось, это не светский раут какой, а эдакий типичный файфоклок — на крытой террасе у полковника собираются по пятницам буквально на полчаса попить чаю всяческие эксплуататоры трудового народу. Половина примерно, в том или ином составе — завсегдатаи. Соседи и друзья, кого и звать не надо, сами придут, если никаких срочных дел нету. А остальные — приглашенные. Причем и из них часть приглашают постоянно — однако именно приглашают. Иных (немногих) — чтоб оказать уважение. Иных — чтоб подчеркнуть, что им честь оказана, пусть понимают свое место: могли бы ведь и не пригласить в этот раз! Ну а остальные приглашенные ‘по случаю’ — как мы, например. Мероприятие всегда идет по шаблону — сначала и впрямь чаепитие после короткого приветствия, потом хозяйка, дочка или кто-то из приглашенных гостей (дам и девиц тоже приглашают, пусть и не так много — все ж у хозяина-то дочка!) сыграют или споют что-то музыкальное. После чего наиб