олее важные гости, в формате беседы рассказывают новости за неделю и планы и прогнозы на будущую — так принято. Все прочие, ясное дело, почтительно внимают. А уж потом все расходятся по интересам поболтать четверть часа. Тут-то самое интересное и есть — тут и сплетни, и деловые беседы, и флирт всяческий идет. Но — именно так, не всерьез. Потому что впереди выходные, и там непременно будут обеды, приемы и разные мероприятия. А тут — разведка боем и смотр войск.
Подкатили, почитай, в самый центр города — ‘вторая линия’ от Набережной. Адмиральская — застроенная красивыми домами и особняками со скверами, широкая, красивая улица — от, ясное дело, Адмиралтейства, к Порту тянется. Дом Юлиуса — желтой штукатурки с белыми колоннами, классическое ‘генеральское обиталище’. Про самого полковника Хуго обмолвился — мол, не беден отнюдь, и жена — вроде даже настоящая рисская графина, правда, из захудалого рода, но тем не менее. В общем — семья достойная, и потому и приданое за дочкой немалое дают.
Сошли, отправив Поля — тут стоянка запрещена, пусть катается, домой сами доберемся. Кованые ворота с бронзовыми листьями и цветами — хоть матросов на них катай для Эйзенштейнов всяких — приветливо распахнуты. Прошли побыстрее, бо дождик весьма себе льет, хорошо у Хуго зонт имеется. Мимо вазонов с какими-то туЯми и прочими изысками дендродизайна, под запах мокрого камня — и по полукруглым ступеням поднимаемся к приоткрытой двери павильона. Эдакое сооружение, примыкающее к дому — круглая колоннада, над ней изящный купол — а промеж колонн сплошь высоченные двери. Оно ясно — по хорошей погоде распахнут все двери — будет эдакая просторная терраса с выходом ‘в сад’, а так вполне себе и в дождь уютно. На входе, едва только Хуго погасил купол (зонты здесь исключительно в виде трости, самые простые, и то это мода именно Рюгеля, вроде как в Питере), нас тут же вежливо вопросили — какого мол хрена? Донельзя представительного вида привратники, с величайшим почтением, от которого сразу чувствуешь себя словно оплеванным, осведомились — кто мы такие и приглашали ли нас вообще? Я уж раскрыл пасть, чтобы представиться, как стремительно подлетела Олли, в куда более скромном, чем вчера, светлом платье, и тут же меня за руку схватила, протащила мимо охраны, насилу успел Хуго своего зонтяру им сбросить. Причем, мне так показалось, привратник что постарше, глядя вслед Олли — негромко вздохнул, на секунду сделав печально-философскую физиономию.
— Как я рада, что Вы пришли! — сразу же зазвенела девушка — Я так надеялась!
— Как же я мог не прийти? — отвечаю. И тут же представляю несколько обалдевшего Хуго — Это мой друг и… партнер по делам… Хуго.
— Очень приятно — мямлит тот, пялясь на Олли. Ничего, надо будет — сам скажет, что не просто Хуго, а еще и Варенг. А раз молчит — то и пускай. Ибо сдается мне — тогда мне никакого внимания не будет от девушки, а мне чегой-то хочется, чтоб таки да. Да и пред Витусом потом мне ж оправдываться, если что, чую.
— И мне тоже! — точно, стрельнула глазками оценивающе. И тут же потащила нас дальше — Пойдемте, все уже рассаживаются!
Едва мы вышли из-за внутреннего ряда колонн, и очутились в центральной части, где, собственно и расставлены полукругом столы — как на нас, словно башни главного калибра линкоров, повернули головы двое. Родитель, ясное ж дело. Сухой, эталонный полковник, с аккуратно подстриженными короткими усами и сединой в башке — сам Юлиус, ясное дело. И очень даже ничего, не старая мадама, схожая лицом с дочуркой. Зыркнули они на нас так, что захотелось вообще исчезнуть сразу. Правда, Хуго досталось несколько больше обсервации и негатива, ну, оно ясно — молодой. На меня глянули чуть более благосклонно, но лишь чуть. Впрочем, спустя секунду с изысканными дежурными улыбками хозяева поприветствовали нас наклонами головы, и мать Олли микроскопическим жестом указала направление к столу. Олли тут же продублировала, шепнув нам, чтоб садились, где свободно. Более на нас никто особо и внимания не обратил, как мне показалось.
Уселись мы уже порознь, я как мог изячнее вполз на стул с высокой спинкой, между двумя, сидевшими словно на иголках, гражданскими чиновниками среднего ранга и возраста. Ясное дело те самые приглашенные ‘оказанием чести’. Они на меня даже не покосились, преданно взирая на хозяев, словно откровения апостольского ожидали. Да уж. Чехова на них нету. Осмотрелся по сторонам — вежливо и аккуратно, чай не в цирке. Ого. Вот и знакомое лицо — капитан гвардии Аксель, собственной, что характерно, персоной. Впрочем, сидит откровенно скучая, подперев голову локтем и смотрит куда-то в пол посередь зала. Поискал еще знакомых — не нашел. Публика делилась именно как и рассказал Хуго. Ближе к хозяевам — важные тузы, трое дядек, двое возраста полковника, а один уже откровенно престарелый, и с ними две дамы некликвидного совсем возраста. Далее — капитаны и чиновники, пара моряков, две девицы возраста ‘замуж пора вчера’ и одна — совсем молоденькая, судя по тому, как общается с сидящим рядом дядькой в форме таможенного ведомства — то ли дочка, то ли сестренка. Ну а дальше, где и мы расположились — всякая шелупонь, в основном молодого возраста, или вот как эти чиновники… да и я сам. Ну, посмотрим…
Просидели еще минут пять, я пока изучил сервировку — нет, все более чем скромно, печеньки, сушки какие-то, завитушки печеные — чай это только предлог, ясно же. Не обжираться же мы на халяву приехали. Тут пробили часы за спиной хозяев, возле камина. Все тут же подтянулись и замерли. Началось. Я внутренне был готов к чему-то высокопарному, в стиле Фалька, но полкан сказал просто:
— Господа и дамы, рад всех вас видеть в добром здравии. Приятно, что вы к нам зашли. Предлагаю немного отдохнуть и выпить глоток чаю.
Тут же двери, ведущие в дом, распахнулись, и оттуда выскочила пара симпатичных горняшек, таща здоровенные двуручные чайники — на полведра, поди, каждый, из красивого, тонкого валашского фарфора.
— Эбиденский фарфор — ради смеха шепчу я соседу — Я его узнал. Мы, на войне, раз такой сервиз ради шутки расстреляли. Ух, здорово осколки летят!
Сосед икнул беззвучно и покосился на меня глазом бешеной лошади. А я подмигнул горняшке, наливавшей, как раз, ароматнейший (островной, не местное дерьмо!) чай другому соседу. Делая при том вид, что пытаюсь заглянуть поглубже в ейное декольте. Вопреки ожиданию, горняшка в ответ чуть заметно улыбнулась, и наливая уже мне чай, нагнулась самую чуть излишне, продемонстрировав это самое декольте на всю тактическую глубину. Даже я оценил, что уж говорить о соседях — они, по-моему, дай им хозяева разрешение — тут же в обморок бы и упали от такой бестактности и хамства. Но разрешения им никто не давал, потому они просто отодвинулись от нахала, то бишь меня, на полдюйма каждый, и отвернулись на целых пару градусов в разные стороны. Как же мне теперь быть, так одиноко стало…
Пока чаевничал, прикидывал. Про ‘дочку полковника Юлиуса’, похоже, и припоминаю что-то из разговоров в караулке. Я-то как-то только сейчас сопоставил, по вновьоткрывшимся. Кто-то хвастался, что ему кто-то хвастался, как ухитрялись сношать сию особу прямо в родительском доме, пока все прочие были на балу каком заняты, во внутренних покоях уединясь. Причем, то ли убежав потом через окно, то ли наоборот, через окно проникнув… И ходили слухи, что один отважный гардемарин, дабы пробиться к вожделеемому телу юной прелестницы, пробил брешь в могучей обороне, в лице суровой внешности служанки-камеристки, именно тем органом, которым и вожделел. Ибо и суровой внешности нестарым служанкам не чуждо ничто человеческое, особенно если это человеческое имеет соответствующие размеры и эрекцию. Ходили даже слухи, что общества и так сказать, темперамента одного воздыхателя за раз красавице порой было недостаточно… Но, как теперь я понимаю — на время своей ссылки с отцом в Улле, под строгий надзор, красавица Олли сдала первенство молоденькой девятнадцатилетней Аурине, дочке капитана порта, отчего и слышал я о ней относительно немного, бо и не интересовался особо юными развратницами. А оно эвон как…
Чай закончился, и постепенно чаепитие стало переходить в новую фазу. Старперы из особ приближенных к — стали чинно беседовать в стиле ‘Бриан — это голова! Я б ему палец в рот не положил!’. Все внимали с огромным вниманием, соседи мои аж рты приоткрыли в верноподданическом восторге, когда один из стариканов начал вещать о том, как в Лесном порту арестовали шайку мошенников. Видать, начальник их. Хорошо, печеньки сдобные попались, я их терпеть за это ненавижу, но тут кстати — поднатужился, и как мог, перданул в стул из чистого озорства. Бедолаг-соседей тока что инфаркт не хватил напополам с инсультом. Насилу они дождались, пока молоденькая девица спела, чуть фальшивя, но очень миленько, какой-то романс про моряка и русалок, которые хотели его погубить, но (любовь к родине) и влечение к невесте его спасли, и объявили вольно-разойдись, чтоб тут же избавить себя от соседства с некулюторным дикарем. Как жаль, что наконец-то это случилось.
Постепенно все переместились — старперы стянулись за столик к камину, курить, молодежь — тоже курить, но между рядами колонн, а типусы вроде моих соседей по столу сбились в натуральную отару по центру помещения, оттуда взирая на небожителей у камина. Там же в центре пребывали и все девушки — ну, ясное дело, курить на людях тут дамам из общества моветон, только в кулуарах где, или в отдельной дамской курительной, да и вообще за колоннами шариться неприлично. Флирт должен быть общественности виден, дабы не превышать рамок приличия. Я решил было утащить Хуго поскорее, но смотрю — он сам оживленно болтает с компанией молодых шалопаев — по виду типичные мажорчики, его же возраста. Поди, общие знакомые, а то и однокашники. Ну и ладушки. Судя по тому, как неодобрительно в сторону этой, довольно шумной, кстати сказать, группки зыркает маман — ничего им не светит. Хотя, наверное, эти ребятки из тех кого ‘положено приглашать’. Ну и славненько, вот и хорошо…