— Здорово… Чего еще набедокурить успел?
— Вот Боги видят — сегодня смирен, аки монах, никого не убил с утра, девы ни одной не обесчестил, и даже не то что села — хутора паршивого не сжег!
— Уж не болен ли?
— Ништо, начальник — я так думаю, от погоды все. Ближе к вечеру уж начну, как обычно…
— Я те начну!.. — смеясь, чокаемся кружками: пока трепались, Юми, чувствительно прижавшись необъятным бюстом, доставила заказ. Не, ну жопа какая! — как говорится. "Как это сказано у Цурэна… М-м-м…Горы пены прохладной… нет, холмы прохладной пены… В общем, мощные бедра", да-с. И не только жопа. Всмысле — что в вымени тебе моем.
— Смотри, задавит — тихонько хихикает Сэм, проследив за моим взглядом.
— Только это и останавливает — говорю.
— Зря — вдруг выдает он, но в ответ на мое ненаигранное удивление, круто переходит к делу: — Мне б с тобой поговорить о том, как ты вчерась на море сходил.
— Так чего ж там говорить, начальник. Ничего противозаконного, чтоб по твоей части…
— Не егози. Ты вот скажи, про пиратов вякнул — для понту, или и впрямь чего видал?
— Может и видал — говорю — Только тебе-то на что? Не боись, не сунутся оне, там поди уже погранцов полно… Хотя, по чесноку-та — я б зассал на охотнике к ним идти быковать. Серьезный карабас, морской. И пушки толстые. Да и стоит так, что не на нашей воде…
— Эге — говорит он — А ну-ка, расскажи, братец, да поподробнее.
— Та на что? Это ж точно не по твоей части. Али кому в управе барабанишь?
— Ты не хами — насупился Сема — Я просто хочу быть в курсе всего — никогда же не знаешь, как оно вылезет. Ты ведь пока никому не трпался? — Вот, а кто раньше других узнает, тому всегда легче. Давай уж, колись, тебе-то чего это скрывать?
— Мне-то ничего — говорю, а сам думаю — ну а чего бы и да? Расскажу, глядишь, когда потом и он мне чем поможет. Изложил все, как есть, Сэм только что не по минутам выспросил. Покивал, что-то даже в книжечку служебную записал, точнее — закроюк поставил, на память, секретный какой-то.
— Все? — говорит, сам куда-то сквозь глядя.
— Все — отвечаю, а он уставился и сверлит. Не верит.
— И более, необычного ничего не видал? — уже совсем тишком спрашивает, и че-то как-то неуютно даже от такого.
— Ты, — говорю, — Никак податься решил куда повыше? Может в Гвардию метишь? На что тебе такое разное?
— Ты не свисти, ты давай говори — а тон совсем серьезный — Я ведь сам понимаешь — хорошего человека всегда и упрежу, а то и просто прикрою, или глаза закрою на что… Но коли я чего не знаю, то ведь могу и не понять, или не успеть… Ты ж пойми.
— Ладно, — говорю — Слушай уже…
Рассказал я ему, что мне напоследок узреть удалось, тут-то он и примолк, аж стебелек от черемши какой-то с блюда кусает. Задумался. Потом вроде даж оглянулся малость — нет ли кого лишних.
— Твои-то видели?
— А демон их знает — честно отвечаю — Я так думаю, что нет, но за девок не положусь, сам знаешь, мелкие они такие — что надо не видят, что не надо завсегда узрят…
— Это-то да — вздыхает — Только бы знать конечно хорошо б… А даже не то главное — чтобы языки не распускали.
— А вот это не извольте уже беспокоиться — отвечаю с уверенностью, бо девченкам я подробно разъяснил про что можно говорить, а про что нет, ну а Мора сама умней многих — Тут все учтено могучим ураганом. Послушные они у меня, знают…
— Это-то да — говорит Сэм — Это ты удачно. Так, смотри. и женишся на ком с них?
И ржет, гад, пока я откашливаюсь, пивом поперхнувшись. Пиво интересное, словно бы с фруктовым каким вкусом, можт и не совсем пиво даже, я-то нихера не разбираюсь, но вкусно. Откашлявшись, и послав его нахер, приступил к мясу с какой-то разновидностью здоровенных стручков фасоли — а то остынет же. Ничего, разговоры подождут, если Сэму надо — то потерпит. Да и сам он, в немалой задумчивости пребывая, доковыривать свю морепродуктину стал.
Даром, что он эту жареную сиську русалки меланхолично жевал, явно головой работая не только в смысле пожрать — так я, урча как трактор на холостых, заточил все мясо моментально, и даже по ощущениям так обожрался. Пивко добил, и оказалось оно с отложенным эффектом — так-то пилось легонько, а тут и накатило. С фрутовыми напоями такое бывает. Не то, чтоб развезло, но некоторая легкость в мыслях образовалась, вперемешку с благорастворением и благодатью. Дождалса, покуда Сэм завершит сеанс гастроихтиофилии, да закурит трубочку, и вопрошаю уже меня вдруг интересующее:
— А чего, скажи мне, начальник, как-то мало я слышал, чтобы на острова рыбаки ходили? Нешто там рыбы нет? Все норовят ловить на плесе, да на отмелях — а там, понятно, и рыбешка, но и волна, а как штормит так тикай с моря. А в островах поди и бухты есть…
— Бухты, знамо, есть — отвечет, через дым на меня щурясь, дедушку Сталина пародируя — А тебе-то на что? Опять скажешь — за рыбой? Смотри, рыбаки там не ходят, а вот таможня и погранцы — запросто. И разговор у них строгий…
— Нешто сразу стрелять начнут?
— Ну, если не рыпаться — не начнут… но уж перетряхнут все, и на примету возьмут.
— А я и не против, чтоб на примету — говорю — Мне так даже спокойнее. Скрывать-то мне нечего.
— Ну-ну — хмыкает — И чего дались тебе те острова? Приличные люди их второй верстой обходят.
— А с чего обходят-то? Нешто там прям вот ввиду города шалят так?
— Бывает. Но это на тех, что к Студеной ближе.
— А что сюдой ближе?
— Да, понимаешь… Издавна уж повелось так — с Темных Времен острова ядовитыми считались. Слыхал, поди? У вас-то там на севере говорят, много Пустошей таких, особливо в сторону Степи, на Закат. Вот и тут так. Правда, то ли не на всех одинаково, толи еще как — но давно уж дурные смельчаки, из молодых — тудой плавают, и ничего с ними не случается. Видать, выдохся весь яд-то древний…
— Ну да — говорю — Как же. Это мы понимаем. Выдохся, ага. Поди ничего не случается, а потом через годик от хвори неизвестной слягут, и не встанут, пока не сгниют заживо.
— Видал, штоль? — лениво интересуется Сэм — Ну, да, так с Ядовитыми Пустошами и бывает. И те кто на принесенное оттуда позарился, дурачки, тоже бывает мрут. А нечего закон нарушать, да опять же, Обряд не зря придуман… Но бывает соблазн велик, вот и мрут потом. Таким, порой, и казнь если — так только облегчение. Нет, то и оно с островами-то — много есть тех, кто уже долгий век прожил, там побывав. Иные и не один раз. Точно говорю — выдохся яд. Так пойдет, тако сюда скоро на прогулки, как на те островья, что насупротив города — на паровиках катать будут. Барышень с юнкерами.
— Ты, никак — и недоволен этим?
— Так с чего довольным быть? Много народу, да лишнего, не здешнего. Начнут мешать, задирать, наши-то не подарок, да и городские разные бывают. У кого и пистолеты найдутся непременно. Натворят дел, мяса нашинкуют, девок еще каких помнут-снасилуют, это уж обязательно, как без того — а разгребать все кому? Мне же, кому еще. По мне бы — лучше б и вовсе запретили тудой ходить.
— Так ты говоришь — и так не ходят?
— Вот и ладно, что не ходят. И тебе незачем.
— Чойта? Я, вишь, как раз решился, бо на Лиман больно уж суматошно уже стало ходить. Каждого раза как ни пойду то понимаешь… Вот и решил я, понимашь, острова-то освоить. И идти ближе, обратно же — горючки меньше расход.
— Ты брось это — насупясь говорит мне Сэм — Не доведет до добра. Твой-то… хм… ну то есть покойничек Торус, Царствие ему Небесное, да простятся все прегрешения, тоже тудой плавал. А потом вишь как…
— Погоди — говорю — Он же утоп, ну то есть чуть не утоп, а потом от горячки слег, при чем тут острова?
— Ну, здоровые люди просто так, трезвые, за борт-то тоже не падают…
— Погоди-ка, погоди-ка — я аж нагнулся к нему поближе — Это чой-та? Мне говорили, что он случайно упал. А уж все остальное завертелось из-за его службы? А острова тут причем?
— Да непричем — отвечает он, морщась уже откровенно — Плюнь ты на эт острова, говорю. Да и нечего там делать нет там ничего интересного, а если и найдешь что — то за это или таможня примет с радостью, и не отвертишься, или котрабасы грохнут, причем они и разговаривать не станут.
— Ну, это мы еще, конено, посмотрим — кто кого грохнет-то…
— О, Боги! — натурально воздевакт очи к небесам Сема — Ну что ты за упрямый дурак-то, а? Говорю тебе — нечего там делать. Гнилое место, гиблое. И скушное. Да еще туманы там часто, да камней подводных, мелей и банок, да течений меж островами полно. И попросту и заблудишься там, топливо стратишь — вот радость будет тебе на весле обратно ехать. Если шквал не налетит и не утащит в море — тогда уж и поминай, как звали.
— Да ладно — говорю — У меня лоция есть. Красивая. Как раз от покойника досталась. Тамо-то все, до кажного камушка видать. Дорогущая, кстати. То-то видать успешный по службе был — денег не пожалел, да потому все мели и бухты знал.
— Лоция? — вопрошает Сэм, на меня внимательно глядя — Точно лоция? А ты сам её хоть смотрел?
— Ну, так, глянул. Больно уж книга дорогая, хорошая. Да чего там смотреть — лоция и есть, нешто я неграмотный. А что?
— Да не, ничего — как-то рассеяно, уже без интереса говорит, в окошко глядя — Так, купить хотел… тут кое-кому в подарок как раз. Лоцию-то. Часом, не продаешь?
— Нет — отвечаю — Самому пока нужна, да и как-то… Не, не продам пока.
— Ну и демон с ней — говорит он — Ладно! Засиделся я тут с тобой, а служба-то идет! Пойду, посмотрю, что там мои бездельники натворили, покуда трапезничал. Бывай, заходи, если что!
— Давай-давай, топай на пост, служба! Береги наш покой и сон, ментяра! — отвечаю, вслед помахав, а он меня ответно в демонову задницу посылает, в благодарность. На том и расстались.
После посидел чутка, посмаковал, взял еще стаканчик какого-то эля, что ли, и скучал в уголку, жмурясь. Но вскоре отобедавшие рыбари стали разбредаться. в зале запустело, и Юми выплыла прибираться. И все ненароком посматривает, и столы протирая, то корму мне продемонстрирует, то наоборот, через весь стол тянувшись — декольте предъявит, во всей красе. Я занервничал, глянул на часы демонстративно, и распрощался, всячески нахвалив угощения, и поулыбавшись разрумянившейся Юми. И деру оттудова. Не готов я что-то пока аморально, к столь тяжелой атлетике. Пущай еще поскучает.