Не назову себя храбрецом, но врожденная сдержанность всегда помогала мне сохранять достоинство и в неприятных, и в пугающих ситуациях. Я спокойно и вежливо попрощался с загадочным персонажем, на что он недовольно заметил:
– А ты ведь не придешь больше! И богатство, которое я тебе подарил, сегодня еще до вечера в милицию снесешь.
– А куда ж еще? – изумился я. – Мне с него никакой корысти, а когда освидетельствуют, можно будет экспозицию какого-нибудь музея им украсить!
– Честный ты парень, – пробормотал он мне в спину, – мы таковских не жаловали.
Он угадал: тем же вечером я, как и полагается, отнес свои находки местным властям. Но прежде мне повстречалась группа сельчан, которые растаскивали втихаря этот барак: кто-то стекло из рамы выковыривал, кто-то наличники снимал… Поскольку судьба его была давно предрешена, местные проявляли завидную хозяйственность. Среди них оказался один мой знакомый рыбачок, с которым шапочно подружила нас общая страсть посидеть на берегах озер с удочками. Мы и сегодня разговорились, и я ввернул:
– Поторопиться бы вам с прихватизацией госимущества надо, а то бомжерез какой-то поселился – спалит еще барак ваш!
Прочие оставили работу, как по команде, повернулись ко мне и прислушивались. И я продолжил:
– Странный какой-то. Достал уж своими россказнями! Все-то он про всех знает!
Тут посыпались вопросы:
– Это старичина-то? Высокий?
– Но как будто сгорбленный?
– И шея у него свернута вправо, так?
– В линялом кителе?
– В кирзачах и с бородищей?
Я только успевал соглашаться. Тогда они помрачнели, а самый старший, вылезши из окна и с грохотом сбросив вниз выковырянные медные с завитушками ручки, подтвердил мою догадку:
– Вовсе не бомж это. И вообще не человек. Это – самый последний жилец барака, которого нашли повешенным на этом же чердаке лет этак девять назад. С ним никто не общался и дел не имел. Жил он отшельником. А во время «хрущевской оттепели», когда подзабылись «подвиги» Лаврентий Палыча, про мужика этого сплетни ходили – будто бы именно он был тот самый особый порученец!
– Ой, Михалыч, и не говори больше – жуть берет слышать! – заголосила одна из женщин.
Но он все-таки закончил:
– Сказывают, именно он выходил на охоту за девушками… И есть тому доказательства: появился в обслуге Дачи он позже всех – как раз, когда она излюбленным местом и для Берии стала, – это раз, – загнул намозоленный палец. – Семьи у него никогда не было, он жил один и всех избегал, даже соседей, – это два, – средний палец повторил движение указательного. – Главное же: хотя и работал он на Даче, но никто не знал его обязанностей, ни с кем и по работе не общался, а только иногда прогуливался в парке и все шептался о чем-то с Лаврентий Палычем… Это три! – и торжествующе помахал кулаком с загнутыми тремя пальцами.
Сначала я не поверил. Тогда мой знакомый рыбачок предложил снова подняться по открытой лестнице и обыскать чердак – и, разумеется, мы там никого не обнаружили! Заметив же, что я еще сомневаюсь, рыбачок подвел меня к самой трубе:
– Наверх посвети! – скомандовал. – И приглядись.
Я поднял глаза: добротная и прочная веревка была завязана на дальней балке простым, но надежным узлом. Заканчивалась она петлей. И неприятный сквозняк слегка колыхал ее, на миг заслонив от меня мир живых тенью безотчетного ужаса…
Бесовский выкуп
История эта началась прямо в Останкино – на съемках программы «Пусть говорят». Тема была заявлена – «Хранители сокровищ» – и посвящалась пропаже из Эрмитажа. Собралось много людей. В рамках программы я рассказывал про клинок немецкого офицера, несущий на себе проклятие. По заранее оговоренному сценарию я подарил клинок представителям музея – и на этом съемка закончилась. Попрощавшись со всеми, отправился в большую общую гримерную забирать вещи, снимать макияж – ведь в соответствии с законами ТВ меня накрасили, чтоб не «бликовал» в кадре. Народу собралось много. Гомон оживленных разговоров рассеивал внимание, а я тихо себе копался в уголке. Вошел кто-то из телевизионщиков, спросил другого – лохматого парня, претендующего на стиль «неохиппи»:
– А тетку вы что ж – не выпустили?
«Стильный» нервно передернул плечами:
– Шут ее знает – больно уж факты жареные и совсем не поддаются проверке! Хотя логика вроде есть… Но ты ж сам видел – плотность высочайшая. Лимит времени вышел, – махнул рукой. – Да… невелика потеря!
– Но ставка делалась и на нее тоже, – заспорил первый.
Неохиппи разговорился:
– Она сама вышла на нас. Пристала как банный лист. Плюнули – оплатили ей проезд из Севска, проживание, на всякий случай. Хотели, чтоб посреди рассказа о пропавших ценностях она выскочила с репликой типа: «Вы тут бодягу развели из-за небольшой в общем-то пропажи, а у меня под рукой громадные сокровища находятся – и никому дела нет!!!» Ну и поведала бы о своем кладе. Но уже перед съемкой кто-то что-то ляпнул, кому-то не понравилось – в общем, сняли ее…
Их беседа, в обычном для телевизионщиков раздрайно-понтовом тоне, к которой я, впрочем, невольно прислушивался с вполне объяснимым профессиональным интересом, прервалась шумным появлением в комнате немолодой суетливой тетки.
– Пшли! пшли! – потащил за локоть «стильный» приятеля. – Ща пристанет с расспросами – что да как, да враскардак!
Я незаметно обернулся, разглядывая несостоявшуюся героиню телесюжета. На вид ей было от сорока пяти до пятидесяти лет. Типичная провинциальная тетка. Довольно полная. В платье «лохматых» советских годов. Не сказать, что совсем бабка, не сказать, что совсем деревенская, а скорее похожа на полуинтеллигенцию из глухомани. Несмотря на довольно шумное свое появление, она вежливо обходила каждого с одним вопросом: «А скажите, пожалуйста, как мне с копателями – с теми, кто сами клады ищут, познакомиться, где бы их увидеть?» Большинство присутствующих от нее отмахивались. Но вдруг кто-то указал на меня. А я только-только собрался незаметно выскользнуть – ведь очень спешил! Мелкими крысиными шажочками, неловко семеня на полусогнутых полных и коротких ножках, она подбежала ко мне и заговорила скорым-скорым шепотом:
– Вы должны мне помочь! Вы просто обязаны приехать! У меня есть информация о больших миллионах! Я писала Путину, писала в ФСБ… Вы обязательно должны это найти и забрать!!!
– Вы хоть сказали бы, где это? – неприязненно поморщился я, прикидывая, на сколько же теперь опоздаю на деловую встречу.
Годы кладоискательской практики выработали свою железную логику. Самое первое – надо узнать, из какого региона «прозвучал сигнал» о кладе. Если недалеко, «сорваться на раскопки» бывает легко и просто. Если это близлежащая область, к примеру Подмосковье, – то получится экспедиция одного дня. Короткие кладоискательские экспедиции – наиболее оптимальный для нас вариант. Когда же речь заходит о каком-нибудь Нарьян-Маре или другом государстве (вроде Украины), где неизвестен конечный результат, где нужно учитывать возможное противодействие властей, пограничные, таможенные проблемы, «сюрпризы» местной специфики, вероятную конкуренцию, – тут у всякого нормального кладоискателя настроение портится, и охота может отпасть. К тому же великое множество к нам обращается психически нездоровых людей, одержимых идеей номинального обладания громадными сокровищами, которые, мол, единственное – надо выкопать из земли. На деле же, кроме больной фантазии, под словами их ровным счетом ничего нет! А если еще учесть, что в каждой – без преувеличения! – семье живет своя легенда о кладе…
В общем, практика показывает, что прислушиваться ко всем разговорам и слухам о кладах и все их проверять раскопками – жизни не хватит! Да и нередко, что называется, «овчинка выделки не стоит» даже в случае, когда удается добыть единичную находку – какой-нибудь ни музейной, ни особенной номинальной ценности не представляющий фамильный золотой крестик или несколько старых монет.
– Совсем, совсем рядом с городом Севском в Брянской области, – скороговоркой объясняла женщина. – У нас и дороги приличные!
Я качнул головой: неинтересно, мол, далеко. И только тут заметил, что она уже крепко держит меня под локоть и вряд ли собирается скоро выпустить, а сама все повторяет:
– Понимаете, если мы с вами этого не сделаем, на город могут обрушиться ужасные несчастья, пострадают люди! Эта фамильная тайна – она, как проклятие, тяготит, мучает меня, я ночей из-за нее не сплю, болею… Вы оставьте, пожалуйста, телефон – я вам все-все расскажу, вы убедитесь, я покажу место – и вы сразу же его откопаете!
Я взглянул на часы и понял, что, если сию же минуту не освобожусь, погибли все мои назначенные на сегодня дела. Не долго думая, чтоб только отмазаться, оставляю ей номер «Конторы» и – ура, свободен! – наращиваю темп, чтобы успеть на встречу.
К вечеру я напрочь позабыл об этом разговоре. Но, как выяснилось, рановато! Не прошло и двух дней, как начались постоянные звонки из Севска с теми же просьбами. Сначала я недоумевал, откуда только деньги берутся на межгород? Но чуть погодя тетка призналась, что звонит с работы и потому отчасти не может себе позволить говорить более обстоятельно. «Куда уж пространнее, куда уж подробнее!» – хмыкнул я про себя, но ирония уже не спасала: настойчивость этой женщины действовала наповал. Мне же было – ну совсем неохота заниматься ее проблемой. И силы, и время, и деньги вложишь, а результат – совершенно непредсказуем! Бывало ведь, что мы и обжигались на таких недостоверных сведениях и скоропалительных экспедициях. Однако не зря в народе говорят: «Вода камень точит!»
Потихоньку настойчивость ее начинала давать результаты: я стал задумываться о возможности такого мероприятия. Но решился пока лишь на предварительный шаг: продиктовал ей свой адрес и предложил в письме подробно сообщить историю клада и пути к его поиску. Это принесло свои плоды: телефонные пробивания на некоторое время прекратились. Но не прошло и недели, снова регулярные звонки с вопросом «дошло ли письмо?». Умышленно я не назвал ей индекс, а без него